Любовь побеждает все - Мари Клармон

Что ж, так оно и было. Война требовала преданности делу, а потеря людей ничего не значила перед лицом победы.

Гамильтон шел в темноте и думал, что, возможно, ему стоило подождать Йена. Но нет, от него сейчас не было бы никакого толку. Они почти не разговаривали.

Если бы Гамильтон мог лечь в кровать и забыть… а потом проснуться и начать все сначала. Что бы Ева подумала о нем, если бы увидела, чем он тут занимается?

Гамильтону стало страшно. Нет, она никогда ничего не узнает. А если такое и случится, то ни за что не простит его. А Йен может написать ей об этом? Нет. Гамильтон глубоко вздохнул. Йен будет, как всегда, защищать Еву от неприглядной правды.

Гамильтон повернул в другой, более узкий проулок. Когда стены домов сомкнулись перед ним, он нахмурился. Позади послышались чьи-то шаги. Гамильтон обернулся и прищурился. Серебристые лучи луны едва пробивали мрак ночи, но даже в темноте он сразу увидел зеленые глаза Йена. Неожиданно для себя Гамильтон облегченно выдохнул.

Да, Йен не станет ничего писать Еве, и она будет и дальше уважать его, хотя никогда не подарит свою любовь, на что он так сильно надеялся в день свадьбы. Гамильтон решил было улыбнуться бывшему другу, но вдруг увидел позади Йена какие-то тени.

— Сзади! — успел крикнуть он.

Йен тут же развернулся. Блеснул клинок, направленный ему в живот. Кто-то закричал что-то на местном наречии, и нож лишь слегка полоснул Йена по груди.

Гамильтон изо всех сил пытался разглядеть помутневшими глазами, что прятала темнота позади Йена.

Двое мужчин бросились к нему и схватили прежде, чем затуманенный вином разум Гамильтона успел понять, что происходит. Он начал вырываться, пытался ударить их, но один из индусов схватил его за голову и стукнул затылком о каменную стену дома.

Все вокруг закружилось и рассыпалось искрами. Невзирая на это, Гамильтон продолжал драться, но нападавших было двое, и он никак не мог вырваться из их мускулистых рук. Один индус ударил его по губам, заставляя молчать.

Их потные тела, казалось, были повсюду, и Гамильтон, несмотря на сильное опьянение, начал паниковать. Он больше не видел Йена. Куда тот делся?

Кто-то схватил Гамильтона за запястья, и клинок полоснул его плоть, заполняя каждую клеточку тела обжигающей болью. Вдруг он понял, что его хотят убить. Горячая, липкая кровь потекла вниз по пальцам, и Гамильтон принялся с удвоенной силой вырываться из рук напавших. От вина его движения стали медленными, и он слабел от боли и быстрой потери крови.

Дела шли все хуже. Но где же Йен?

Индусы опустили Гамильтона на грязную землю, и в этот момент луна вышла из-за облака, залив ледяным светом лицо одного из нападавших. В его глазах блестели слезы, и он поднес к Гамильтону маленький клочок материи, к которому был пришит номерной знак с именем солдата.

Гамильтон прочитал и помертвел. Он принадлежал Сепою, тому парню, который убил себя. Значит, этот мужчина пришел, чтобы отомстить за него.

— П-пожалуйста, — запинаясь от шока, проговорил Гамильтон, заглядывая ему в глаза.

— Ты убил моего сына. — Взгляд мужчины выражал боль и ненависть. Дрожа, он наклонился к нему еще ближе и сказал: — Больше ты не убьешь никого.

Будь он проклят, этот Сепой! Гамильтон набрал как можно больше слюны и плюнул в лицо индусу.

Тот лишь поморщился и продолжил внимательно смотреть на него. В его темных глазах не было и намека на жалость. Гамильтон отвел взгляд, продолжая слабо вырываться из сильных рук, которые его держали. Но это было бесполезно. Его кровь продолжала литься из раны, и Гамильтон понял — он сейчас умрет. На этой грязной земле. В руках индуса.

В холодном свете луны, в нескольких шагах от него, стоял на коленях Йен, на его лице застыли боль и ужас.

— Я предупреждал тебя. Говорил, что не надо смертей. Но ты не остановился.

Сердце Гамильтона заколотилось в груди, как безумный молот.

— Ты убиваешь своего лучшего друга, — прошипел он.

Йен не двигался и с трудом проговорил:

— Это т-ты убил моего друга. — Он с таким трудом сделал вдох, что хриплый свист услышали все вокруг. — Много лет н-назад.

Державший его мужчина ослабил хватку. Гамильтон чувствовал, как жизнь уходит из него, что тело все больше слабеет. Глядя на друга детства, он понимал, что не может даже глубоко вдохнуть.

— Ты сукин сын, — прошептал Гамильтон.

— Мне очень жаль, что так вышло, — ответил Йен. — Я пытался. Я изо всех сил старался вернуть тебя.

Он не просил у него прощения. Наверное, знал, что никогда его не получит.

Индусы молча смотрели, как кровь Гамильтона стекала на пыльную тропу между домами. Боже, как же он хотел, чтобы отец не привел тогда Йена к ним в дом! Или хотя бы, чтобы тот не вырос таким правильным и не поехал вместе с ним в Индию. Но больше всего в этот момент Гамильтон желал оказаться лучше и сильнее, чем он был. Теперь же смерть забирала у него последний шанс начать жизнь заново.

Пытаясь сделать вдох, Гамильтон прохрипел:

— Гореть тебе в аду, Йен.

Он кивнул. Его глаза блестели от сильных чувств.

— Обязательно. Так что скоро мы там увидимся.

И так, на пыльной земле, в чужой стране, окруженный грязными людьми, которых он ненавидел, Гамильтон испустил свой дух.

Англия, 1865

Прошло несколько безумных дней, и вот уже Ева стояла в салоне, среди мебели в стиле Людовика XIV, ожидая своего судью. Все изменилось. Платье на ней было из шелка красивого темно-лавандового оттенка. При разном освещении оно то отливало серебром, то вдруг искрилось фиолетовым. Шею прикрывало ирландское кружево, к которому была приколота итальянская камея. Обнаженными оставались только лицо и руки. В темные волосы парикмахер вплел шиньон и так искусно закрепил на затылке, что Ева его почти не ощущала. Широкая юбка платья подчеркивала талию.

Йен безговорочно верил в Еву, и это придавало ей уверенности. Сейчас она многое отдала бы, чтобы ее спаситель оказался рядом и, взяв за руку, вдохнул в нее новые силы. Но Йен ждал доктора Дженнера в холле. Граф Виндхэм давно уехал за ним, так что они должны были появиться с минуты на минуту.

Ева не знала, что и думать об этом новом союзнике в борьбе за ее свободу. Граф Виндхэм был странным человеком, но он, словно луч света, озарил ее темное существование. И Йен тоже оценил тот легкий налет веселья и смеха, которым лорд украсил их мрачный мир.

Ей хотелось, чтобы леди Элизабет сейчас тоже была рядом. Но Йен ясно дал понять — ей следовало ждать доктора одной, чтобы тот не подумал невзначай, что ее опасно оставлять в комнате без присмотра.

Перед крыльцом остановилась карета. Сердце подпрыгнуло у Евы в груди. Она отвернулась от окна и заставила себя несколько раз медленно вдохнуть и выдохнуть.