That will never work. История создания Netflix, рассказанная ее основателем - Марк Рэндольф

перевел взгляд с Антиоко на Стида и уселся в кресло. Он знал, что отлично сделал сэндвич. Все, что сейчас имело значение, – откусят ли они кусочек.

* * *

Возражения были именно такими, каких мы и ожидали.

«Истерия вокруг доткомов чрезвычайно раздута», – сказал Антиоко. Стед сообщил нам, что бизнес-модели большинства онлайн-предприятий, включая Netflix, просто не были устойчивыми. Они будут жечь деньги вечно.

Наконец, после того как мы с Барри отбили основные возражения, Эд Стед поднял руку и подождал, пока все затихнут.

«Если бы мы вас купили, – начал он, сделав паузу для большей убедительности. – О чем бы вы думали? Я имею в виду, сумму. О чем мы тут говорим?»

Мы все это отрепетировали. Или, по крайней мере, отрепетировали настолько, насколько могут это сделать трое в самолете после ночи пьянки на ранчо.

«Мы рассмотрели последние сопоставимые данные, – начал Барри. – И мы также предположили, каким может быть ROI[97], если Netflix будет включен в пользовательскую базу Blockbuster. Мы также посчитали, насколько это увеличит прибыль более чем на…»

Краем глаза, я заметил, как заерзал Рид. Я уже видел это раньше. Становилось лишь вопросом времени, когда он потеряет терпение. Держись… Держись…

«Пятьдесят миллионов», – наконец перебил Рид.

Барри замолчал. Он посмотрел на Рида, уронив руки на колени, потом улыбнулся Антиоко и Стеду. Он пожал плечами. Что еще можно было сказать?

Мы ждали.

Во время презентации Рида и уверток Барри я наблюдал за Антонио. Я знал о его репутации одаренного эмпата, отличного слушателя – человека, который мог заставить любого почувствовать, что он важен, и сказать что-то стоящее.

Во время выступления я видел, как он использует все приемы, которым я тоже научился за эти годы: подайтесь вперед, смотрите в глаза, медленно кивайте, когда оратор поворачивается в вашу сторону.

Сформулируйте вопросы таким образом, чтобы было ясно, что вы слушаете.

Но когда Рид назвал сумму, я увидел нечто новое, нечто, чего я не заметил. Его серьезное выражение лица слегка нарушалось приподнятым уголком рта. Это было крохотное, непроизвольное движение, которое исчезало почти немедленно. Но как только я увидел его, то понял, что происходит.

Джон Антиоко с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться.

После этого встреча довольно быстро завершилась, а потом была долгая, тихая поездка обратно в аэропорт. В самолете нам тоже почти нечего было сказать друг другу. Мы оставили нетронутыми бутерброды и поднос с печеньями. Шампанское в холодильнике так и осталось неоткупоренным.

Каждый из нас был погружен в свои мысли. Рид, я уверен, оставил эту встречу позади и уже ломал голову над какой-то новой бизнес-проблемой, прежде чем мы достигли крейсерской высоты[98]. Барри, насколько я мог судить, перебирал в уме цифры, пытаясь прикинуть, как он сумеет замедлить скорость, с которой мы прожигаем наши финансы, и какого умного кролика-финансиста сможет вытащить из своей шляпы, чтобы купить нам несколько лишних месяцев.

Но я был на другой волне. Мы и раньше попадали в неприятности, но крах доткомов отличался от всего, с чем нам доводилось сталкиваться. Источники пересыхали, и мы больше не могли рассчитывать на неограниченный венчурный капитал. Продажа казалась единственным выходом. А Голиаф не хотел нас покупать, – он хотел втоптать нас в землю.

До тех пор, пока Blockbuster не отказался, я искренне надеялся, что он станет богом из машины[99], который спасет нас. Теперь было ясно, что, если мы хотим выбраться из катастрофической ситуации живыми, все зависит только от нас.

Мы должны быть безжалостными в нашей сосредоточенности на будущем. Мы должны смотреть внутрь себя. Как говорил мой отец, иногда единственный выход – это пройти испытание до конца.

Самолет Ванны Уайт быстро и бесшумно доставил нас обратно в Санта-Барбару, и пока мы сидели, погруженные в свои мысли, я схватил пустой бокал из-под шампанского и постучал по нему пластиковой ложкой с фруктового подноса. Рид сонно поднял голову, и Барри прервал круговерть цифр, чтобы посмотреть мне в глаза.

«Что ж, – сказал я, изображая тост. – Пошло все».

Я помолчал, разглядывая нелепые детали этой сцены: кожаный салон самолета, гавайскую рубашку Барри, поднос с фруктами, которого хватило бы семье из пяти человек. Я улыбнулся, чувствуя облегчение.

«Blockbuster нас не хочет, – сказал я. – Так что очевидно, что мы должны сделать».

Я улыбнулся.

«Похоже, придется надрать им задницы».

Глава 17. Затягивая пояса

(2000–2001)

Среди альпинистов существует убеждение, что, если вы не достигли вершины к обеду, самое время подумать о том, чтобы повернуть назад. Как отметил гид по восхождениям на Эверест Эд Вистурс: «Добраться до вершины – опционально. Спуститься – обязательно». Когда вы находитесь в тысяче футов над землей и в нескольких милях от лагеря, вам приходится оставлять себе достаточно дневного света, – иначе вы можете застрять там, где не планировали.

Это то, что, образно говоря, произошло с Netflix осенью 2000-го. После того как Blockbuster отказался нас покупать, Netflix оказался в мире без людей: мы больше не были в смертельной опасности, но и не вышли из лесов. В отличие от многих компаний нашего размера (и больших), мы пережили крах доткомов. Наша бизнес-модель была хороша: принцип «никаких сроков возврата, никакой пени за просрочку» работал. Людям нравился Cinematch. Мы готовились перейти рубеж в полмиллиона пользователей к концу 2001-го.

Но наша модель подписки была очень дорогой. Мы все еще истекали деньгами, словно кровью, и ситуация, в которой мы оказались, сильно отличалась от той, что была годом раньше. Выбрасывать доллары в таком же количестве, которое казалось нормальным за год до того сейчас выглядело безответственным. Нам нужно было ускорить процессы. Необязательно было становиться прибыльными. Но если бы мы когда-нибудь захотели стать публичными, банки (и инвесторы, которым они рекомендовали наши акции) должны были бы увидеть путь к прибыльности. Если бы мы все еще находились в цикле привлечения 40 миллионов долларов ежегодно, а затем разместили 45 миллионов долларов в убытках, то не выглядели бы хорошей ставкой.

Мы знали, что если хотим выжить в мире после пузыря, то должны безжалостно следовать Принципу Канады. В конце 2000 года и на протяжении всего 2001 года мы оптимизировали наши процессы. Приставка «.com», которая было билетом в мир бесплатных денег в 1999-м, теперь стала проклятьем, – так что мы вырезали его из названия. Идея «портала», которая правила миром (и советом директоров) годом раньше, рухнула, – так что мы отложили ее в