That will never work. История создания Netflix, рассказанная ее основателем - Марк Рэндольф

class="cite">

Ворота начали бесшумно открываться. Когда мы выехали на летное поле, я оглянулся: ворота бесшумно захлопнулись за нами. «Теперь пути назад нет», – подумал я про себя.

Меньше, чем двенадцать часов назад, когда шум вокруг торжественного появления Рида утих, мы уселись за столик для пикника возле одного из бассейнов Алисал.

«Ладно бы завтра, – жаловался Барри. – Но завтра в половине двенадцатого? Они хотят, чтобы мы появились там в одиннадцать тридцать проклятого утра? Невозможно».

«Во-первых, в Далласе центральное время, так что это означает девять тридцать по нашему времени. Потом, это в трех с половиной часах полета из Сан-Франциско, – значит, примерно столько же из Санта-Барбары. Плюс, если вы добавите время, нужное, чтобы добраться в аэропорт… Вам нужно будет выехать туда к пяти утра. И мне даже не нужно проверять, есть ли прямые рейсы из Санта-Барбары в пять утра. Мы попали».

«Значит, полетим частным рейсом, – сказал Рид, как будто это было само собой разумеющимся. – Вылетим в пять, приземлимся в десять тридцать, там будет ждать машина. Мы окажемся на месте как раз вовремя. Может быть, у нас с Марком даже будет достаточно времени, чтобы выпить кофе».

Барри никак не отреагировал, словно пытаясь понять, что было более абсурдным: то, что Рид предлагал потратить деньги на частный самолет, или то, что он делал это, будучи в платье. Рид, со своей стороны, казалось, совсем забыл о своем новом наряде. «Рид, – наконец выпалил Барри, – это обойдется как минимум в двадцать тысяч туда и обратно. И не мне вам говорить, что у нас нет таких денег».

«Барри, – сказал Рид. – Мы несколько месяцев ждали этой встречи. Мы на пути к потере по меньшей мере пятидесяти миллионов долларов в этом году. Справимся мы с этим или нет, еще двадцать тысяч ничего не изменят».

«Да, Барри, – подхватил я. – Двадцать штук. Разве это не то, что вы, финансисты, называете “ошибкой округления”[95]?»

«Вы, ребята, трудоголики», – пробурчал Барри.

Из-за самолета показался работник в оранжевом жилете, держа в руках включенный фонарик, и указал Барри место прямо под крылом. Когда наши фары осветили эту часть взлетного поля, я увидел, что от основания трапа была расстелена красная ковровая дорожка. Появился пилот в форме и подошел к нам.

«Я Роб», – сказал он, улыбаясь и протягивая руку. Он указал на багажник машины. «Я возьму ваши чемоданы?» – Мы с Ридом переглянулись и засмеялись. Рид открыл портфель и достал сложенную футболку. – «Это все наши вещи».

К счастью для меня, шел только второй день ретрита, так что чистая одежда еще оставалась. Одеваясь в темноте тем утром, я взял одну из оставшихся у меня чистых вещей – вылинявшую футболку. Я предпочел оставить ледерхозен и вместо них надел новую пару шортов, подчеркнутую черными шлепанцами.

Рид ухватился за поручень троса и взбежал по лестнице, затем нырнул в дверной проем и исчез. Я последовал за ним, не совсем понимая, чего ожидать от частного самолета. Позолоченную сантехнику? Гигантскую двуспальную кровать? Барную стойку? (Она, кстати, была последней вещью в мире, которую я хотел видеть, так как все еще боролся с последствиями прошлой ночи.)

Интерьер самолета был на удивление деловым, – если не считать огромного блюда с выпечкой и нарезанными фруктами, термоса с кофе и кувшина свежевыжатого апельсинового сока. Плетеная корзина была переполнена батончиками мюсли.

Самолет Learjet 35A был меньше, чем я себе представлял, но гораздо симпатичней. Каждая поверхность, казалось, была либо из кожи, либо из розового дерева.

Это выглядело так, будто кто-то взял гостиную Стива Кана и трансформировал ее в салон самолета. Идя по единственному узкому проходу, я заметил, что могу стоять прямо.

Справа от меня, лицом к носу самолета, находилось кожаное капитанское кресло, которое было красивее, чем любая вещь в моем доме. Прямо за ним стояла группа из четырех пассажирских кресел, стоящих друг против друга, – с достаточным расстоянием, чтобы между ними поместился обеденный стол. На самом деле, как я обнаружил позднее, там был обеденный стол, аккуратно вложенный в подлокотник между сиденьями.

Рид уже устроился на правом переднем сиденье, лениво вытянув длинные ноги. Позже я узнал, что у любителей частных самолетов, как и любителей домашних кинотеатров, есть «дорогое место», – хотя в полете вы цените безопасность и удобство, а не акустику, – и что Рид, привыкший к подобным перелетам, знал достаточно, чтобы сразу же занять его.

Рид вытянул руку, указывая на кресло напротив. Пока я пытался разобраться в четырехточечном ремне безопасности, Барри небрежно устроился рядом, балансируя с фруктовой тарелкой на ноутбуке. Несмотря на все мои усилия не подавать виду, Барри знал, что я получаю удовольствие от всего этого. «Нравится? – сказал он, аккуратно протыкая кусочек фрукта. – Я поговорил с Робом снаружи. Это самолет Ванны Уайт[96]. Она сдает его, когда не пользуется сама. Оказывается, за переворачивание букв платят лучше, чем я думал». Он взял кусочек ананаса. «Довольно круто, да? – затем, одарив меня быстрой улыбкой, он понизил голос до театрального шепота. – Не привыкай к этому».

Мы приземлились в Далласе после часа пик, но вы бы не поверили, взглянув на пробки. Все время, которое мы сэкономили, наняв машину, было потрачено впустую, – мы ползли по центру города.

«Приехали», – сказал водитель, паркуя машину рядом с тротуаром. Он вытянул голову вперед, посмотрел через лобовое стекло и указал на офисное здание на другой стороне улицы. «Это башня Ренессанс. Самое высокое здание в Далласе. Наверное, и самое дорогое».

Здание возвышалось прямо над тротуаром, никаких башенок, шпилей или других деталей. Это был цельный куб из стали и стекла. Единственным намеком на декор был гигантский крест из чуть более темных окон, диагональные линии которого тянулись по всей высоте и ширине здания.

Необъятность строения и отсутствие украшений придавали ему серьезный вид: было ясно, что с ним шутки плохи. Никакой игривости. Никакой радости. Это было место, где делалось дело.

Когда лифт открылся на двадцать третьем этаже, я с облегчением увидел, что интерьер не такой пугающий, как экстерьер. Стены вестибюля Blockbuster были увешаны киноафишами в рамах. И хотя я узнал многие из тех, что были представлены у нас в офисе, я не мог не заметить, что афиши в Blockbuster были обрамлены с большим вкусом, – каждая в своей собственной блестящей раме из нержавеющей стали, окруженной кольцом лампочек. Это напоминало рекламные вывески, которые вы видите в театральных вестибюлях. «Знаешь, сколько стоят такие штуки?» – не удержавшись,