Пьесы - Бернард Шоу

ФТАТАТИТА (поднимаясь и окидывая его злобным взглядом). Мое место возле царицы.

КЛЕОПАТРА. Она не сделала ничего дурного, Руфий.

ЦЕЗАРЬ (Руфию). Оставь ее.

РУФИЙ (садясь на алтарь). Отлично. Тогда мое место тоже тут, а ты сам потрудись узнать, что там такое творится. Похоже, что в городе настоящий бунт.

ЦЕЗАРЬ (с серьезным неудовольствием). Руфий, не мешает иногда и повиноваться.

РУФИЙ. А иногда не мешает и поупрямиться. (Прочно усаживается, упрямо скрестив руки.)

ЦЕЗАРЬ (Клеопатре). Отошли ее.

КЛЕОПАТРА (жалобным голосом, стараясь задобрить его). Хорошо, сейчас. Я сделаю все, что бы ты ни попросил, все, что хочешь, Цезарь, все, что угодно, потому что я люблю тебя. Фтататита, уйди!

ФТАТАТИТА. Слово царицы – моя воля. Я буду рядом, если царице будет угодно позвать меня. (Уходит мимо Ра, тем же путем, каким пришла.)

РУФИЙ (следует за ней). Помни, Цезарь, твой телохранитель тоже будет рядом. (Уходит за ней.)

КЛЕОПАТРА. Почему ты позволяешь Руфию так обращаться с тобой? Ты должен проучить его, чтобы он знал свое место.

ЦЕЗАРЬ. Научить его быть моим врагом? И скрывать от меня свои мысли так, как ты их сейчас скрываешь?

КЛЕОПАТРА (снова охваченная страхом). Почему ты так говоришь, Цезарь? Ну правда, правда же, я ничего не скрываю от тебя. И ты напрасно так говоришь со мной. (Подавляет рыданье.) Я дитя по сравнению с тобой, а ты делаешься какой-то каменный только потому, что кто-то кого-то убил. Я не могу этого вынести. (Нарочно дает волю слезам. Он смотрит на нее с глубокой грустью и невозмутимой холодностью; она украдкой поднимает на него глаза, чтобы узнать, какое впечатление производят на него ее слезы; видя, что это его не трогает, она притворяется, будто делает над собой усилие и мужественно овладевает собой.) Ну, хорошо, я знаю, ты ненавидишь слезы. Я не буду плакать, чтобы не раздражать тебя. Я знаю, ты не сердишься, ты просто огорчен. Но только я такая глупенькая, я не могу ничего с собой поделать – мне больно, когда ты говоришь со мной так холодно. Конечно, ты совершенно прав: это ужасно – подумать, что кого-то убили или хотя бы ранили. И я надеюсь, что ничего такого не… (Голос ее прерывается от его презрительного, испытующего взгляда.)

ЦЕЗАРЬ. Почему ты в таком страхе? Что ты сделала? Внизу на берегу раздается рев трубы.

Ага, это похоже на ответ!

КЛЕОПАТРА (дрожа, опускается на скамейку и закрывает лицо руками). Я не предавала тебя, Цезарь, клянусь!

ЦЕЗАРЬ. Я знаю. Я никогда и не полагался на тебя. (Отворачивается от нее и собирается уйти.)

В это время появляются Аполлодор с Британом, которые тащат к нему Луция Септимия. За ними идет Руфий.

(Цезарь вздрагивает.) Опять этот убийца Помпея!

РУФИЙ. Город обезумел. Они готовы разнести дворец и швырнуть нас всех в море. Мы захватили этого предателя, когда разгоняли толпу на дворе.

ЦЕЗАРЬ. Отпустите его.

Они отпускают.

Что оскорбило горожан, Луций Септимий?

ЛУЦИЙ. А чего мог ты ожидать другого, Цезарь? Потин был их любимец.

ЦЕЗАРЬ. Что случилось с Потином? Я даровал ему свободу, вот здесь, еще не прошло и получаса. Разве его не выпустили из дворца?

ЛУЦИЙ. Его выпустили… из арки, с галлереи, с высоты шестидесяти локтей, всадив ему пол-локтя стали между ребер. Он мертв, как Помпей. Мы поквитались в убийствах – ты и я!

ЦЕЗАРЬ (вне себя). Убит? Наш пленник? Наш гость? (С горьким упреком к Руфию.) Руфий!

РУФИЙ (с жаром, предваряя его вопрос). Кто бы это ни сделал, это был умный человек и друг тебе.

Клеопатра явно смелеет.

Но никто из нас не причастен к этому. Так что тебе нечего хмуриться на меня.

Цезарь поворачивается и смотрит на Клеопатру.

КЛЕОПАТРА (бурно, поднявшись). Он был убит по повелению царицы Египта. Я не Юлий Цезарь – мечтатель, который позволяет всякому рабу оскорблять себя. Руфий сказал, что я поступила хорошо. Пусть также и другие судят меня. (Поворачивается к остальным.) Этот Потин домогался от меня, чтобы я вступила с ним в заговор, дабы предать Цезаря Ахиллу и Птолемею. Я отказалась. Он проклял меня и тайком пришел к Цезарю, чтобы обвинить меня в своем собственном предательстве. Я застигла его на месте. И он оскорбил меня – меня, царицу! – в лицо. Цезарь не захотел отомстить за меня. Он снял с него вину и отпустил его на свободу. Разве я не вправе была отомстить за себя? Говори, Луций!

ЛУЦИЙ. Я не оспариваю. Но Цезарь не поблагодарит тебя за это.

КЛЕОПАТРА. Говори, Аполлодор. Разве я не права?

АПОЛЛОДОР. У меня только одно возражение, прекраснейшая. Ты должна была обратиться ко мне, твоему рыцарю, и в честном поединке я поразил бы клеветника.

КЛЕОПАТРА (пламенно). Пусть даже раб твой судит меня, Цезарь. Британ, говори. Разве я не права?

БРИТАН. Там, где предательство, ложь и бесчестие остаются безнаказанными, общество уподобляется арене, полной диких зверей, разрывающих друг друга на части. Цезарь не прав.

ЦЕЗАРЬ (со спокойной горечью). Итак, по-видимому, приговор против меня.

КЛЕОПАТРА (в исступлении). Слушай меня, Цезарь. Если во всей Александрии найдется хоть один человек, который скажет, что я не права, клянусь тебе – я прикажу моим собственным рабам распять меня на двери дворца.

ЦЕЗАРЬ. Если в целом мире, ныне или когда-либо, найдется хоть один человек, который поймет, что ты была не права, этому человеку придется или завоевать мир, как это сделал я, или этот мир распнет его.

Снизу снова доносится рев толпы.

Ты слышишь? Те, что ломятся сейчас в ворота твоего дворца, и они тоже верят в отмщенье и убийство. Ты убила их вождя, и они будут правы, если убьют тебя. Если ты не веришь, спроси этих твоих четырех советчиков. А тогда, во имя того же права (с величайшим презрением подчеркивает это слово), разве я не должен буду убить их за то, что они убили свою царицу, и быть убитым в свою очередь их соотечественниками за то, что я вторгся в отчизну их? И что ж тогда останется Риму, как не убить этих убийц, чтобы мир увидал, как Рим мстит за сынов своих и за честь свою? И так до окончания века – убийство будет порождать убийство, и всегда во имя права и чести и мира, пока боги не устанут от крови и не создадут породу людей, которые научатся понимать.

Неистовый рев, Клеопатра белеет от ужаса.

Слушай же, ты, которую не должно оскорблять! Поди, приблизься к ним, послушай их слова. Ты узнаешь, что они горше, чем язык Потина. (Торжественно, облекаясь в непроницаемое величие.) Так пусть же царица Египта приступит ныне к отмщению, и да защитит она ныне сама себя, ибо она отреклась от Цезаря. (Поворачивается, чтобы уйти.)

КЛЕОПАТРА (в ужасе бежит за ним, падает перед ним на колени). Цезарь, ты не покинешь меня! Цезарь, ты будешь защищать дворец!

ЦЕЗАРЬ. Ты взяла на себя власть над жизнью и смертью. А я всего лишь мечтатель.

КЛЕОПАТРА. Но ведь они убьют меня!

ЦЕЗАРЬ. А почему бы им не убить тебя?

КЛЕОПАТРА. Сжалься!

ЦЕЗАРЬ. Сжалиться? Как же это вдруг случилось, что ничто не может спасти тебя ныне, кроме жалости? Разве она спасла Потина?

Клеопатра вскакивает, ломая руки, и в отчаянии снова опускается на скамью. Аполлодор, в знак сочувствия, безмолвно становится позади нее. Небо теперь уже пышет ярким багрянцем и, постепенно угасая, затягивается бледнооранжевой мглой, на фоне которой колоннада и священный истукан кажутся все темнее и темнее.

РУФИЙ. Цезарь, довольно ораторствовать. Враг у ворот.

ЦЕЗАРЬ (набрасывается на него, давая волю своему гневу). Да? А что удерживало его у этих ворот все эти месяцы? Мое безумие, как ты говоришь, или наша мудрость? В этом Красном египетском море крови чья рука удерживала головы ваши над волнами? (Обращаясь к Клеопатре.) И вот, когда Цезарь говорит одному из них: «Друг, иди и будь свободен!», ты, которая теперь цепляешься за мой меч ради спасения своей маленькой жизни, ты осмеливаешься тайком нанести ему удар в спину. А вы, воины и благороднорожденные честные слуги, вы забываете о благородстве и чести и восхваляете убийство и говорите: «Цезарь не прав». Клянусь богами, меня искушает желание разжать руку и предоставить всем вам погибнуть в этой пучине!

КЛЕОПАТРА (с коварной надеждой). Но, Цезарь, ведь если ты это сделаешь, то и сам погибнешь?

Глаза Цезаря вспыхивают.

РУФИЙ (в сильном смятении). Ах, клянусь Юпитером, она подзадоривает его, эта гнусная маленькая египетская крыса! Ему ничего не стоит ринуться одному в город и оставить нас здесь, чтобы всех нас изрубили на куски. (С отчаянием, Цезарю.) Неужели ты покинешь нас, потому что мы кучка глупцов? Но я убиваю без зла, я делаю это по инстинкту, как собака душит кошку. Все мы псы, что бегут по следам твоим; но мы служили тебе верно.