Пьесы - Бернард Шоу

ЦЕЗАРЬ (ласково понукая его, чтобы он перешел к делу). Да, да, мой друг. Что же дальше?

РУФИЙ. Выкладывай, человече. Что у тебя на уме?

ПОТИН. Я хочу сказать, что в твоем лагере есть предательница, Клеопатра…

ДВОРЕЦКИЙ (у стола провозглашает). Царица!

Цезарь и Руфий встают.

РУФИЙ (в сторону Потина). Тебе надо было выложить все это поскорей, дубина! Теперь поздно.

Клеопатра, в роскошнейшем одеянии, величественно появляется в арке колоннады и проходит мимо изображения Ра и мимо стола к Цезарю. Ее приближенные, возглавляемые домоправительницей Фтататитой, присоединяются к слугам у стола. Цезарь предлагает Клеопатре свое место. Она садится.

КЛЕОПАТРА (живо, увидев Потина). А он что здесь делает?

ЦЕЗАРЬ (усаживается рядом с ней в самом приветливом расположении духа). Только что начал мне что-то рассказывать о тебе. Ты сейчас услышишь. Продолжай, Потин.

ПОТИН (в замешательстве). Цезарь… (Осекается.)

ЦЕЗАРЬ. Ну, говори.

ПОТИН. То, что я имею сказать, это для твоего слуха, а не для слуха царицы.

КЛЕОПАТРА (подавляя ярость). Есть средства заставить тебя говорить. Берегись!

ПОТИН (вызывающе). Цезарь не прибегает к этим средствам.

ЦЕЗАРЬ. Друг, когда человеку в этом мире не терпится что-нибудь сказать, трудность не в том, чтобы заставить его говорить, а в том, чтобы помешать ему повторять это чаще, чем нужно. Позволь мне ознаменовать день моего рождения дарованием тебе свободы. Прощай! Мы больше не встретимся.

КЛЕОПАТРА (гневно). Цезарь, твое великодушие безрассудно.

ПОТИН (Цезарю). Позволь мне побеседовать с тобой с глазу на глаз. Быть может, жизнь твоя зависит от этого.

Цезарь величественно поднимается.

РУФИЙ (Потину). Осел! Теперь он пойдет ораторствовать!

ЦЕЗАРЬ (ораторским тоном). Потин…

РУФИЙ (прерывая его). Цезарь, обед простынет, если ты заведешь свою любимую проповедь насчет жизни и смерти.

КЛЕОПАТРА (внушительно). Замолчи, Руфий. Я хочу слушать Цезаря.

РУФИЙ (бесцеремонно). Твое величество уже слышало все это. На прошлой неделе ты это повторяла Аполлодору, и он думал, что это твое собственное измышление.

Все величие Цезаря мигом исчезает; очень довольный, он снова садится и лукаво поглядывает на разъяренную Клеопатру.

(Руфий кричит.) Эй, стража! Выпустите пленника. Он свободен. (Потину.) Ну, марш отсюда! Не сумел воспользоваться случаем.

ПОТИН (запальчивый нрав которого берет верх над его осторожностью). Я буду говорить.

ЦЕЗАРЬ (Клеопатре). Видишь? Никакая пытка не вырвала бы у него ни слова.

ПОТИН. Цезарь, ты открыл Клеопатре искусство, с помощью которого римляне управляют миром.

ЦЕЗАРЬ. Увы, они не умеют управлять даже сами собой. Ну и что же?

ПОТИН. Что? Неужели ты так ослеплен красотой ее, что не видишь, как она жаждет царствовать над Египтом одна и всем сердцем ждет твоего отъезда?

КЛЕОПАТРА (вскакивая). Лжец!

ЦЕЗАРЬ (скандализованный). Что? Спорить? Пререкаться?

КЛЕОПАТРА (пристыжена, но вся дрожит от сдерживаемой ярости). Нет, я не унижу себя, не стану возражать. Пусть говорит. (Снова садится.)

ПОТИН. Я слышал это из ее собственных уст. Ты только орудие для нее: ты должен сорвать корону с головы Птолемея и возложить на ее голову. Предать нас всех в ее руки и себя тоже. А затем Цезарь может отправиться в Рим или во врата смерти, что вернее и ближе.

ЦЕЗАРЬ (спокойно). Ну что же, друг, все это так естественно.

ПОТИН (изумленный). Естественно? И тебя не возмущает предательство?

ЦЕЗАРЬ. Возмущаться? Что даст мне возмущение, о глупый египтянин? Стану ли я возмущаться ветром, когда он леденит меня, или возмущаться ночью, что заставляет меня спотыкаться в темноте? Стану ли я возмущаться юностью, когда она отворачивается от старости, или возмущаться честолюбием, которому претит низкопоклонство? Притти и говорить мне об этом – это все равно, как если бы ты пришел мне сказать, что завтра взойдет солнце.

КЛЕОПАТРА (она больше не в силах сдерживаться). Но это ложь! Ложь! Я клянусь!

ЦЕЗАРЬ. Это правда, хотя бы ты клялась тысячу раз и верила тому, в чем клянешься.

Клеопатра уже не владеет собой, лицо ее судорожно передергивается.

(Желая загородить ее, Цезарь встает и обращается к Потину и Руфию.) Идем, Руфий, проводим Потина мимо стражи. Мне нужно сказать ему несколько слов. (Тихо.) Нужно дать царице время овладеть собой. (Громко.) Идем. (Уводит Потина и Руфия, беседуя с ними по дороге.) Скажи друзьям твоим, Потин, пусть они не думают, что я противник того, чтобы разумно уладить дела в стране…

Они уходят, и конца фразы не слышно.

КЛЕОПАТРА (сдавленным шепотом). Фтататита, Фтататита!

ФТАТАТИТА (бросается к ней и успокаивает ее). Успокойся, дитя, не расстраивайся…

КЛЕОПАТРА (прерывает ее). Нас кто-нибудь слышит?

ФТАТАТИТА. Нет, голубка, говори.

КЛЕОПАТРА. Слушай меня. Если он выйдет из дворца, не показывайся мне на глаза!

ФТАТАТИТА. Он? По…

КЛЕОПАТРА (бьет ее по губам). Убей его так, как я убила имя его на устах твоих. Сбрось его со стены, пусть разобьется о камни! Убей, убей, убей его!

ФТАТАТИТА (оскаливаясь). Смерть собаке!

КЛЕОПАТРА. Если ты не сделаешь этого, скройся с глаз моих навеки!

ФТАТАТИТА (решительно). Да будет так! Ты не увидишь лица моего, пока глаза его не оденет мрак.

Возвращается Цезарь с изысканно разодетым Аполлодором и Руфием.

КЛЕОПАТРА (Фтататите). Возвращайся скорей, скорей!

Фтататита на секунду устремляет на свою повелительницу понимающий взгляд, затем мрачно проходит мимо Ра и скрывается. Клеопатра, словно газель, стремительно бросается к Цезарю.

Так ты вернулся ко мне, Цезарь? (Ластясь кинему.) А я думала, ты рассердился. Добро пожаловать, Аполлодор! (Протягивает ему руку для поцелуя, другой рукой обнимает Цезаря.)

АПОЛЛОДОР. Клеопатра изо дня в день становится все более и более женственно-прекрасной.

КЛЕОПАТРА. Правда, Аполлодор?

АПОЛЛОДОР. О нет! Это еще далеко от правды. Друг Руфий бросил в море жемчужину – Цезарь выудил драгоценный алмаз.

ЦЕЗАРЬ. Цезарь выудил ревматизм, друг мой. Идемте обедать. Обедать!

Идут к столу.

КЛЕОПАТРА (прыгая, словно козочка). Да, да, обедать. Какой обед я заказала для тебя, Цезарь!

ЦЕЗАРЬ. Да? Чем же ты угостишь нас?

КЛЕОПАТРА. Павлиньими мозгами…

ЦЕЗАРЬ (делая вид, точно у него слюнки текут). Павлиньи мозги, Аполлодор!

АПОЛЛОДОР. Это не для меня. Я предпочитаю соловьиные языки. (Подходит к столу и занимает место за одним из приборов, которые накрыты рядом.)

КЛЕОПАТРА. Жареный вепрь, Руфий!

РУФИЙ (облизываясь). Превосходно! (Занимает место рядом с Аполлодором, слева.)

ЦЕЗАРЬ (глядя на свое место, в конце стола, по левую руку от Ра). А где же моя кожаная подушка?

КЛЕОПАТРА (с другого конца стола). Я велела сделать тебе новые.

ДВОРЕЦКИЙ. Эти подушки, Цезарь, из тончайшего мальтийского шелка, и набиты они розовыми лепестками.

ЦЕЗАРЬ. Розовыми лепестками? Разве я гусеница? (Сбрасывает подушки и усаживается на кожаную подстилку.)

КЛЕОПАТРА. Как не стыдно! Мои новые подушки!

ДВОРЕЦКИЙ (склонившись у локтя Цезаря). Что прикажешь подать себе, Цезарь, дабы возбудить аппетит?

ЦЕЗАРЬ. А что есть у тебя?

ДВОРЕЦКИЙ. Морские ежи, белые и черные морские жолуди, морская крапива, лесные жаворонки, багрянки…

ЦЕЗАРЬ. А устрицы?

ДВОРЕЦКИЙ. Конечно, есть и устрицы, Цезарь.

ЦЕЗАРЬ. Британские устрицы?

ДВОРЕЦКИЙ. Британские устрицы, Цезарь.

ЦЕЗАРЬ. Тогда – устриц.

Дворецкий, выслушав распоряжение, всякий раз делает знак рабу, и тот исчезает, чтобы привести его в исполнение.

Я был когда-то в Британии, в этой легендарной западной стране. Это последний клочок суши на краю океана, омывающего мир. Я отправился туда на поиски их прославленных жемчужин. Но британские жемчужины оказались басней. Однако, разыскивая их, я нашел британские устрицы.

АПОЛЛОДОР. Потомство благословит тебя за это. (Дворецкому.) Мне – морских ежей!

РУФИЙ. А нет ли чего-нибудь посолидней для начала?

ДВОРЕЦКИЙ. Дрозды со спаржей…

КЛЕОПАТРА (перебивая). Откормленные каплуны. Скушай каплуна, Руфий.