Пьесы - Бернард Шоу

РУФИЙ. Вот это я понимаю!

КЛЕОПАТРА (жадно). А мне – дроздов.

ДВОРЕЦКИЙ. Какое вино соблаговолит выбрать Цезарь? Сицилийское, лесбосское, хиосское…

РУФИЙ (пренебрежительно). Все греческие вина.

АПОЛЛОДОР. Кто станет пить римское вино, когда есть греческое? Отведай лесбосского, Цезарь.

ЦЕЗАРЬ. Подайте мне мой ячменный отвар.

РУФИЙ (с величайшим омерзением). Фу, дайте мне моего фалернского.

Ему подают фалернское.

КЛЕОПАТРА (надувшись). Пустая трата времени – устраивать для тебя обеды, Цезарь. Мои поварята не согласились бы сидеть на такой пище, как ты.

ЦЕЗАРЬ (уступая). Хорошо, хорошо! Попробуем лесбосского.

Дворецкий наполняет кубок Цезаря, затем Клеопатры и Аполлодора.

Но когда я вернусь в Рим, я издам законы против этих излишеств и даже позабочусь, чтобы законы эти выполнялись.

КЛЕОПАТРА (умильно). Ну стоит ли об этом думать? Сегодня ты будешь, как и все другие: ленивым, разнеженным и добрым. (Она протягивает ему руку через стол.)

ЦЕЗАРЬ. Ну хорошо, один раз я готов пожертвовать своим покоем. (Целует ее руку.) Ну вот! (Отпивает глоток вина.) Теперь ты довольна?

КЛЕОПАТРА. А ты больше не думаешь, что я только о том и мечтаю, чтобы ты уехал в Рим?

ЦЕЗАРЬ. Я сейчас ни о чем не думаю. Мои мозги спят. К тому же кто знает, вернусь ли я когда-нибудь в Рим?

РУФИЙ (встревоженно). Как? Что? Это еще что за новости?

ЦЕЗАРЬ. Что может показать мне Рим, чего бы я уже не видел раньше? Годы в Риме идут один за другим, ничем не отличаясь друг от друга, разве только тем, что я старею, а толпа на Аппиевой дороге остается все в том же возрасте.

АПОЛЛОДОР. То же и здесь, в Египте. Старики, пресытившись жизнью, говорят: «Мы видели все, кроме истоков Нила».

ЦЕЗАРЬ (загораясь). А почему бы нам не взглянуть на эти истоки? Клеопатра, хочешь, поедем со мной и проследим этот великий поток до его колыбели – там, в недрах неведомых стран? Оставим позади Рим – Рим, который достиг величия только затем, чтобы узнать, как величие порабощает племена и народы, которые не сумели стать великими. Хочешь, я создам для тебя новое царство и построю тебе священный город – там, в лоне Великого Неведомого?

КЛЕОПАТРА (восхищенно). Да, да, сделай это!

РУФИЙ. Ну вот, теперь он завоюет всю Африку с двумя легионами, пока мы доберемся до жареного вепря.

АПОЛЛОДОР. Нет, не смейся. Это благородный замысел: Цезарь, мечтающий об этом, не просто солдат-завоеватель, но творец и художник. Давайте, придумаем имя священному городу и совершим ему возлияние лесбосским вином.

ЦЕЗАРЬ. Пусть придумает сама Клеопатра.

КЛЕОПАТРА. Он будет называться: Дар Цезаря возлюбленной.

АПОЛЛОДОР. Нет, нет. Это должно быть гораздо шире – такое, что обнимало бы всю вселенную, как звездный небосклон.

ЦЕЗАРЬ (прозаически). Почему не назвать просто: Колыбель Нила?

КЛЕОПАТРА. Нет. Ведь Нил – мой предок, и он бог. Ах, что я придумала! Пусть Нил сам подскажет нам имя. Давайте спросим его. (Дворецкому.) Пошли за ним.

Трое мужчин в недоумении переглядываются, но дворецкий уходит, словно он получил самое обычное распоряжение.

(Свите.) А вы удалитесь.

Свита удаляется с почтительными поклонами. Входит жрец; в руках у него маленький сфинкс с крошечным треножником перед ним. На треножнике курится кусочек фимиама. Жрец подходит к столу и ставит сфинкса посредине. Освещение начинает меняться, принимая пурпурно-багряный оттенок египетского заката, словно бог принес с собой эту странно окрашенную мглу. Мужчины смотрят с твердой решимостью не поддаваться впечатлению, но, несмотря на это, они все же сильно заинтересованы.

ЦЕЗАРЬ. Что это за фокусы?

КЛЕОПАТРА. Ты увидишь. Это не фокусы. По-настоящему, нам следовало бы убить кого-нибудь, чтобы умилостивить его, но, может быть, Цезарю он ответит и так, если мы совершим ему возлияние вином.

АПОЛЛОДОР (кивая через плечо в сторону Ра). А почему бы нам не обратиться вот к этому нашему сокологлавому приятелю?

КЛЕОПАТРА (тревожно). Ш-ш-ш!.. Смотри, он услышит и разгневается.

РУФИЙ (флегматично). Источник Нила, надо полагать, – это не в его ведении.

КЛЕОПАТРА. Нет. Я не хочу, чтобы кто-нибудь, кроме моего дорогого маленького сфинксика, придумывал имя моему городу, потому что ведь это в его объятиях Цезарь нашел меня спящей. (Томно смотрит на Цезаря, затем повелительно обращается к жрецу.) Иди! Я – жрица. И я имею власть взять это на себя.

Жрец низко кланяется и уходит.

Ну, теперь давайте вызывать Нил все вместе. Может быть, он стукнет по столу.

ЦЕЗАРЬ. Что? Стучащие столы? И такие суеверия существуют по сие время, на семьсот седьмом году республики?

КЛЕОПАТРА. Это вовсе не суеверие. Наши жрецы многое узнают от столов. Правда ведь, Аполлодор?

АПОЛЛОДОР. Да. Я объявляю себя обращенным. Когда Клеопатра – жрица, Аполлодор становится истинным святошей. Твори заклинанье.

КЛЕОПАТРА. Вы должны повторять за мной. Пошли нам голос твой, отец Нил!

ВСЕ ЧЕТВЕРО (вместе, поднимая кубки перед идолом). Пошли нам голос твой, отец Нил!

В ответ раздается предсмертный вопль человека, полный смертельного ужаса и агонии. Потрясенные мужчины опускают кубки и прислушиваются. Тишина. Пурпурное небо темнеет. Цезарь, бросив взгляд на Клеопатру, видит, как она с горящим взором, полным благоговения и благодарности, выплескивает перед божком вино из кубка. Аиоллодор вскакивает и бежит на край кровли, смотрит вниз и прислушивается.

ЦЕЗАРЬ (пронизывая взглядом Клеопатру). Что бы это могло быть?

КЛЕОПАТРА (раздраженно). Ничего. Побили какого-нибудь раба.

ЦЕЗАРЬ. Ничего?

РУФИЙ. Готов поклясться, что в кого-то всадили меч.

ЦЕЗАРЬ (поднимаясь). Убийство?

АПОЛЛОДОР (машет им рукой, чтобы они замолчали). Ш-ш-ш! Тише! Вы слышали?

ЦЕЗАРЬ. Опять крик?

АПОЛЛОДОР (возвращаясь к столу). Нет, что-то грохнулось о землю. Как будто упало на берег.

РУФИЙ (мрачно, поднимаясь). Что-то такое с костями, похоже.

ЦЕЗАРЬ (содрогаясь). Замолчи, замолчи, Руфий. (Он выходит из-за стола и идет к колоннаде.)

Руфий следует за ним слева, Аполлодор справа.

КЛЕОПАТРА (попрежнему за столом). Ты покидаешь меня, Цезарь? Аполлодор, и ты уходишь?

АПОЛЛОДОР. Поистине, возлюбленная царица, у меня пропал всякий аппетит.

ЦЕЗАРЬ. Сойди вниз, Аполлодор, и узнай, что случилось?

Аполлодор кивает и уходит, направляясь к лестнице, по которой пришел Руфий.

КЛЕОПАТРА. Должно быть, твои солдаты убили кого-нибудь. Что нам до этого?

Ропот толпы долетает до них снизу. Цезарь и Руфий переглядываются.

ЦЕЗАРЬ. Нужно выяснить.

Он собирается последовать за Аполлодором, но Руфий останавливает его, положив ему руку на плечо, и они видят, как с противоположного конца кровли шатающейся походкой идет Фтататита; на лице ее, в глазах, в уголках кровожадного рта тупое, пресыщенное выражение опьянения и довольства. У Цезаря мелькает мысль, что она пьяна, но Руфий хорошо понимает, какая красная влага опьянила ее.

РУФИЙ (понижая голос). Здесь какие-то козни между этими двумя.

ФТАТАТИТА. Царица да не отвратит очей от лица рабыни своей.

Клеопатра секунду смотрит на нее, упиваясь этой лютой радостью, затем открывает ей объятия, осыпает ее неистовыми поцелуями, срывает с себя драгоценности и сует ей. Мужчины смотрят на эту сцену и переглядываются. Фтататита, сонная, осовелая – тащится, волоча ноги, к алтарю, падает на колени перед Ра и застывает в молитве. Цезарь подходит к Клеопатре, оставив Руфия у колонн.

ЦЕЗАРЬ (испытующе и настойчиво). Клеопатра, что случилось?

КЛЕОПАТРА (в смертельном страхе перед ним, но с необыкновенной умильностью). Ничего, возлюбленный Цезарь мой. (С болезненной нежностью, почти замирающим голосом.) Ничего… Я ни в чем перед тобой не виновата. (Ласково подвигается к нему.) Милый Цезарь, ты сердишься на меня? Почему ты так смотришь на меня? Ведь я все время была здесь, с тобой. Как я могу знать, что случилось?

ЦЕЗАРЬ (в раздумье). Это верно.

КЛЕОПАТРА (с великим облегчением, стараясь подластиться к нему). Ну конечно верно!

Он не отвечает на ее ласку.

Ведь правда, Руфий?

Ропот внизу внезапно переходит в угрожающий рев, потом затихает.

РУФИЙ. А вот я сейчас узнаю. (Крупными шагами стремительно подходит к алтарю и хватает Фтататиту за плечо.) Ну-ка, ты, госпожа моя, идем за мной. (Жестом приказывает ей идти впереди него.)