Пьесы - Бернард Шоу

В дверь стучат, но не так громко, чтобы разбудить спящих. Потом еще раз, погромче, и миссис Даджен слегка шевелится во сне. Наконец слышно, как дергают замок, что сразу заставляет ее вскочить на ноги.

МИССИС ДАДЖЕН (с угрозой). Ты что это не отворяешь? (Видит, что девочка уснула, и тотчас бурно дает выход накипевшему раздражению.) Скажите на милость, а! Да это просто… (Трясет ее.) Вставай, вставай, сейчас же! Слышишь?

ДЕВОЧКА (приподнимаясь). Что случилось?

МИССИС ДАДЖЕН. Сейчас же вставай: стыда в тебе нет, бессердечная ты грешница! Отец еще в гробу не остыл, а она тут разоспалась.

ДЕВОЧКА (еще полусонная). Я не хотела. Я нечаянно…

МИССИС ДАДЖЕН (обрывает ее). Да, да, за оправданиями у тебя дело не станет. Нечаянно! (С яростью, так как стук в дверь возобновляется.) Ты почему же не идешь отворить дверь своему дяде, а? Не знаешь, что я целую ночь глаз не сомкнула, дожидаясь его? (Грубо сталкивает ее с дивана.) Ладно! Сама отворю, от тебя все равно никакого проку. Ступай подложи дров в огонь.

Девочка, испуганная и жалкая, идет к очагу и подкладывает в огонь большое полено. Миссис Даджен отодвигает засов и, распахнув дверь, впускает в душную кухню струю не столько свежего, сколько промозглого и холодного утреннего воздуха, а заодно своего младшего сына Кристи – толстого придурковатого парня лет двадцати двух, со светлыми волосами и круглым лицом, закутанного в серый плащ и клетчатую шаль. Он, поеживаясь, спешит подсесть к огню, предоставив миссис Даджен возиться с дверным засовом.

КРИСТИ (у очага). Бррр! Ну и холодище! (Заметив девочку и вытаращив на нее глаза.) Ты кто же такая?

ДЕВОЧКА (робко). Эсси.

МИССИС ДАДЖЕН. Да вот, поневоле спросишь. (К Эсси.) Ступай, девочка, к себе в комнату и ложись, раз уж ты такая бесчувственная, что не можешь удержаться от сна. Твоя история такого свойства, что не годится даже для твоих собственных ушей.

ЭССИ. Я…

МИССИС ДАДЖЕН (повелительно). Вы не отвечайте, мисс, а покажите, что вы умеете слушаться, и делайте то, что вам говорят.

Эсси, сдерживая слезы, идет через всю комнату к двери чулана.

Да не забудь молитву прочитать.

Эсси выходит.

Если б не я, она бы вчера улеглась спать, как будто ничего не случилось.

КРИСТИ (равнодушно). А чего ей особенно убиваться из-за дядюшки Питера? Она ведь не родня нам.

МИССИС ДАДЖЕН. Что ты такое говоришь, мальчик? Ведь она же его дочь – наказание за все его нечестивые, позорные дела. (Обрушивается на стул всей своей тяжестью.)

КРИСТИ (вытаращив глаза). Дочка дядюшки Питера?

МИССИС ДАДЖЕН. А иначе откуда бы ей тут взяться? Мало мне было хлопот и забот с собственными дочерьми, не говоря уж о тебе и твоем бездельнике брате, так вот теперь еще возись с дядюшкиными приблудышами…

КРИСТИ (перебивает ее, опасливо косясь на дверь, в которую вышла Эсси). Тсс! Еще услышит.

МИССИС ДАДЖЕН (повышая голос). Пусть слышит. Кто боится господа бога, тот не боится назвать дела дьявола так, как они того заслуживают.

Кристи, постыдно равнодушный к борьбе добра и зла, греется, уставясь на огонь.

Что ж, долго ты еще будешь глаза пялить, точно осоловелая свинья? Какие новости ты привез?

КРИСТИ (сняв шляпу и плащ, идет к вешалке, чтоб повесить их). Новость тебе священник объявит. Он сейчас придет сюда.

МИССИС ДАДЖЕН. Какую новость?

КРИСТИ (привстав, по детской привычке, на цыпочки, чтоб повесить шляпу, хоть теперь а этом вовсе нет надобности, тоном безмятежного спокойствия, который плохо вяжется с содержанием его слов). Отец-то помер тоже.

МИССИС ДАДЖЕН (остолбенев). Твой отец!

КРИСТИ (насупившись, возвращается к огню и продолжает греться, уделяя этому занятию значительно больше внимания, чем разговору с матерью). Что ж, я, что ли, виноват? Когда мы приехали в Невинстаун, он уже лежал в постели, больной. Сперва он и не признал нас. Священник уселся подле него, а меня прогнал. В ночь он и помер.

МИССИС ДАДЖЕН (разражаясь сухими, злобными рыданиями). Нет, уж это слишком, это слишком! Братец его, который всю жизнь позорил нас, угодил на виселицу как мятежник, а твой отец, вместо того чтобы сидеть добром дома, со своей семьей, поскакал за ним – и вот теперь умер и все бросил на меня одну. Да еще эту девчонку прислал, чтоб я с ней нянчилась! (Резким движением надвигает шаль на лоб.) Грех это, вот я что скажу. Грех, и только.

КРИСТИ (помолчав немного, с тупой, скотской радостью в голосе). А денек-то все-таки славный будет.

МИССИС ДАДЖЕН (передразнивая его). Денек славный… А у самого только что отец умер. Да есть ли у тебя сердце, мальчик?

КРИСТИ (упрямо). А что ж тут такого? Выходит, если у человека отец умер, так ему и про погоду слова сказать нельзя?

МИССИС ДАДЖЕН (с горечью.) Хорошее утешенье мне мои дети. Один сын – дурак, другой – пропащая душа, ушел из родного дома и живет среди цыган, контрабандистов и преступников, самого отребья людского.

В дверь стучат.

КРИСТИ (не двигаясь с места.) Это священник.

МИССИС ДАДЖЕН (резко). Может, ты встанешь и впустишь мистера Андерсона в дом?

Кристи нерешительно направляется к двери. Миссис Даджен закрывает лицо руками, так как ей в качестве вдовы надлежит быть убитой горем. Кристи отворяет дверь, и в кухню входит священник Антони Андерсон – человек трезвого ума, живого нрава и приветливого душевного склада. Ему лет пятьдесят, и он держится с достоинством, присущим его профессии; но это достоинство вполне мирское, смягченное дружелюбной и тактичной манерой обхождения и отнюдь не наводящее на мысль о бесповоротной отрешенности от всего земного. По наружности это сильный, здоровый мужчина с толстой шеей сангвиника; уголки его резко очерченного, весело улыбающегося рта прячутся в складках мясистых щек. Без сомнения – превосходный пастырь духовный, но вместе с тем человек, способный взять лучшее и от здешнего мира и сознающий, быть может не без виноватого чувства, что уживается с этим миром легче, чем подобало бы истинному пресвитерианину.

АНДЕРСОН (снимая свой плащ и поглядывая на миссис Даджен). Ты сказал ей?

КРИСТИ. Она меня заставила. (Запирает дверь, потягивается, потом бредет к дивану, садится и вскоре засыпает.)

Андерсон снова с состраданием смотрит на миссис Даджен, затем вешает плащ и шляпу на вешалку. Миссис Даджен вытирает глаза и поднимает голову.

АНДЕРСОН. Сестра! Тяжко легла на вас десница господня.

МИССИС ДАДЖЕН (упорствуя в своем смирении). Такова, стало быть, воля его, и я должна склониться перед ней. Но мне нелегко. Зачем только Тимоти понадобилось ехать в Спрингтаун и напоминать всем о своем родстве с человеком, приговоренным к виселице и (со злобой) заслужившим ее, если уж на то пошло.

АНДЕРСОН (мягко). Это был его брат, миссис Даджен.

МИССИС ДАДЖЕН. Тимоти не признавал его за брата, после того как мы поженились: он слишком уважал меня, чтоб навязывать мне подобного братца. А вы думаете, этот негодный себялюбец, Питер, поскакал бы за тридцать миль, чтобы взглянуть, как Тимоти надевают петлю на шею? И тридцати шагов не прошел бы, не из таких. Но, как бы там ни было, я должна с покорностью нести свой крест. Слов меньше, толку больше.

АНДЕРСОН (подойдя к огню и стае к нему спиной; очень внушительно). Ваш старший сын присутствовал при казни, миссис Даджен.

МИССИС ДАДЖЕН (неприятно пораженная). Ричард?

АНДЕРСОН (кивнув). Да.

МИССИС ДАДЖЕН (грозно). Пусть это ему послужит предостережением. Он и сам, верно, кончит тем же – распутник, нечестивец, безбожник!.. (Она вдруг останавливается – голос изменил ей – и с явным испугом спрашивает.) А Тимоти его видел?

АНДЕРСОН. Да.

МИССИС ДАДЖЕН (затаив дыхание). Ну?

АНДЕРСОН. Он только видел его в толпе; они не разговаривали.

Миссис Даджен облегченно переводит дух.

Ваш муж был очень взволнован и потрясен ужасной смертью своего брата.

Миссис Даджен усмехается.

(Андерсон, меняя тон, обращается к ней настойчиво и с оттенком негодования.) Что ж, разве это не естественно, миссис Даджен? В эту минуту он подумал о своем блудном сыне, и сердце его смягчилось. Он послал за ним.

МИССИС ДАДЖЕН (со вновь зародившейся тревогой). Послал за Ричардом?

АНДЕРСОН. Да, но Ричард не захотел придти. Он ответил отцу через посланного. И, к сожалению, я должен сказать, это был дурной ответ, страшный ответ.