Короткая ночь - Мария Теплинская

Назначение веревки с петлей девушка поняла сразу: она служила, видимо, своего рода воздушным мостом через провал. Полеты на таких веревках были любимой забавой длымских мальчишек: берешься за вереуку, затем разбегаешься, вскакиваешь на петлю одной ногой и, оттолкнувшись другой, летишь, как на качелях, стоя в петле и держась руками за веревку.

Однако при одной лишь мысли об этих полетах Лесю охватывал панический ужас. Не то чтобы она боялась высоты — сколько раз ей случалось взбираться на высокие деревья или переходить по узкой жердочке глубокие овраги, вроде этого провала. Но когда ты летишь по крутой дуге с бешеной скоростью, а в лицо тебе бьет, срывая дыхание, ветер, все больше и больше отбрасывая тебя назад, и кажется, еще чуть-чуть — и не удержишься, рухнешь затылком на твердую землю…

Она подошла вплотную к расщелине, прикидывая, нет ли другого пути, и увидела крутые отвесные стены, слоисто-полосатые от вековых отложений: пласты желтого песка сменялись слоями бурой глины, черного суглинка и белесого мела. А дно сплошь усеяно камнями, да не такими, как везде по этому руслу — большими, острыми, и меж ними с угрожающим ревом течет, бьется вода.

— Лесю, отойди от края, — услышала она голос друга.

Он стоял в двух шагах, вертя в руках длинную и крепкую палку, и глядел на нее хоть и ласково, но в этой ласке отчетливо сквозила насмешка.

— Уж придется тебе прыгнуть, Лесю, — рассеял он ее зыбкую надежду на безопасный путь. — По-другому тут не пройдешь. То есть, перебраться-то, конечно, можно, да только дорога будет уже не та. Великий идол трусов не жалует, это мне еще дед Василь говорил.

— Так нешто и дед Василь тоже на этой петле летал? — изумилась она.

— А ты как думала? — усмехнулся Янка. — Нет уж, милая моя, тут ни старому, ни малому, ни девке чернобровой послабки нет. Не можешь прыгнуть — не ходи, на аркане тебя никто не волок. А уж коли пошел — так не обессудь, а все, что надо, сделай.

Он ловко зацепил петлю своей палкой и притянул к себе. Широко размахнувшись, перебросил палку на другую сторону расщелины. Затем отступил как можно дальше назад, насколько хватило веревки. Леся напряженно смотрела, как он разбегается, затем отталкивается ногой у самого края ущелья и плавно летит по кругу, красиво стоя в петле. Веревка пронесла его низко, ниже краев ущелья, и в какой-то момент Леся испугалась, что он заденет ногами за край. Но веревка снова взлетела вверх, унося свою ношу, а ее друг, соскользнув с петли, легко и точно спрыгнул наземь.

— Лови! — крикнул он, бросая ей веревку.

С минуту она стояла в нерешительности, глядя то на веревку, то на острые камни на дне русла, то на Яся, что ободряюще звал ее с той стороны.

— Ну что же ты? Прыгай, не бойся — я поддержу!

Она покачала головой:

— Боязно…

— А чего боязно? Что веревка оборвется? Ну нешто ты такая толстая?

— Скажешь тоже! — обиделась она. — Это Каська у нас толстая, а я — боюсь!

— Верно говоришь! — усмехнулся Янка. — С Каськой мне и хлопот бы меньше было: она хоть и толстая, да не трусиха!

— Ах, вот как? — вскинулась Леся. — Значит, я трусиха? А ну держи меня!

Она решительно ухватилась за веревку, оттолкнулась ногой.

Как замерло сердце, когда запела туго натянутая веревка, двинувшись по кругу; как жутко качнулось над головой синее небо!.. Она все же не смогла сдержать высокого звонкого крика, но был ли то крик ужаса или восторга, она не знала.

На той стороне ждал Ясь, раскинув руки в широком объятии, слегка расставив крепкие ноги. Он глядел ей в лицо, улыбаясь, и словно летел ей навстречу, и под черными стрелами бровей дивно сверкали его синие очи…

Всего мгновение это длилось, но именно таким он потом приходил ей на память, даже в те тяжелые дни, когда злой судьбе угодно было бросить меж ними камень. Она тогда не хотела видеть его, гнала прочь все мысли о нем, а перед глазами неотступно вставала картина: ладный, стройный красавец, раскинувший в ожидании руки, тугой свист натянутой веревки и синим огнем полыхающие глаза, и никуда от них не уйти, не скрыться…

Единый миг длился полет, и вот уже она, ловко подхваченная, влетела в кольцо его рук, слегка ударившись о твердую грудь.

Он почему-то не отпустил ее сразу. Она скорее догадалась, прежде чем успела ощутить, как налилось горячей тяжестью все его тело, как отвердели, дрогнув, мускулы. Он держал ее высоко, головой доставая чуть выше плеча, и она не видела его лица, а только загорелую шею над воротом белой рубахи. С каждой секундой темный густой загар все больше наливался краской, приобретая терракотовый оттенок. Сильные горячие руки сжимали ее все крепче, она слышала его резкое неровное дыхание, и ей отчего-то вдруг стало жутко.

А кругом стояла полуденная мертвая тишина, только листва что-то лепетала да пчелы мерно гудели. И ни души на много верст кругом, а рядом — сильный молодой мужчина, давно не имевший женщины, потому что слишком долго ждал ее одну.

Она не удивилась, когда он припал губами к ее шее, к ямке под тонкой ключицей. Леся ощутила прикосновение грубоватых на ощупь усов и жадных горячих губ, услышала, как испуганно бьется ее сердце, и как в такт этому бою пульсирует, наполняясь кровью, жилка на шее под его губами.

Нежданно он вздрогнул, словно очнулся, и осторожно поставил ее наземь, а сам отвернулся, виновато опустил голову, не смея поднять глаз. Не оборачиваясь, коротко бросил:

— Идем!

Ничего не произошло. Страх рассеялся, осталось лишь смутное сожаление и какое-то неуловимое чувство вины. Кожу еще холодил влажный след, оставленный поцелуем.

Глава двенадцатая

Долго еще между ними не было разговора. Горюнец опять пошел впереди, не оглядываясь, а она снова глядела на его на его прямую спину, развернутые плечи, на его ковыльно-русые мягкие завитки, что слегка подрагивали на загорелой шее. Однако Леся заметила: он то и дело сбавлял шаг, чтобы она не отставала.

Теперь они шли какой-то широкой торной тропою, а лес подбирался все ближе, все гуще, все чернее. Исчезли серебристые березы и статные изумрудные ясени; их сменили мрачные ели. Черные ветви глухо смыкались над их головами, и радостный солнечный день превратился в гнетущие сумерки. Темный кустарник с обеих сторон наступал на тропу, все норовил поймать за рукав, подцепить за волосы.

Вдруг Янка остановился и направился в сторону от тропы.

— Погоди трошки, — сказал он подруге.

Через минуту он вернулся, неся в руках еще одну длинную палку, такую же, как та, на которую опирался он сам.

— Вот, держи. Мертвая зыбь скоро — пригодится. Да, кстати, Лесю: чуешь, кто тропу-то проложил?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});