Твой пока дышу (СИ) - Семакова Татьяна

Под капельницами ещё шесть дней, раньше не выпустят.

За руль нельзя полтора месяца.

Никаких физических нагрузок.

Не психовать, не переохлаждаться.

Не бухать, не курить, правильно питаться.

– Ах, да, – вспоминает дядя в белом халате, прежде чем выйти, – Вам удалили селезёнку. Лапароскопически.

Спасибо, блядь, что поделился! Хуй-то хоть на месте?!

Приподнимаю простынь, вытягивая шею.

– У тебя своеобразные представления о селезёнке, – негромко ржёт Панфилов от двери.

– Да хер их знает… – ворчу, расслабляясь: причиндалы на месте в полной комплектации.

– Выспался?

– Не беси меня… мужик в белом сказал мне нельзя.

– Тебе и трахаться нельзя, но это первое, чем ты займёшься по возвращению, – пожимает плечами, ставит стул у кровати, садится. И по его дохера серьёзной роже понимаю, что дела ещё хуже, чем могло показаться после визита душки-доктора. – В общем, нам нужно предоставить органам правдоподобную байку о том, как ты в это дерьмо вляпался. Линда уже показания дала, как и Дмитрий Солнцев. Ну и, разумеется, никакого самоуправства, там такие структуры подключились из-за несостоявшегося фаер-шоу, у которых ты точно не хочешь оказаться на карандаше.

– Мне бы, для начала, просто встать, – морщусь, пытаюсь принять вертикальное положение, и он услужливо подаёт мне пульт от кровати. – Класс…

– Ну, хочешь, повыёбывайся, – отзывается флегматично. – Твоё право.

– О, выбор, – продолжаю ехидничать, вырывая из его руки пульт, – как я скучал по этому.

– Давай ты сразу всё своё недовольство выплеснешь и поговорим нормально. По-быстрому только, у палаты очередь из погон, а моё влияние не безгранично.

Прихожу в себя ровно столько времени, сколько поднимается грёбаная кровать. Получаю стакан воды, смачиваю горло и без перерывов выдаю все события, начиная со звонка Солнцева, тщательно фильтруя личное.

Панфилов сдержанно кивает и ухмыляется:

– А теперь слушай, как было на самом деле. Солнцев и Линда ужинали, когда услышали звуки шагов на втором этаже. Солнцев пошёл проверить, завязалась потасовка, в ходе которой неизвестный был ранен и скрылся. Чтобы исключить беготню по инстанциям и часы допросов, он позвонил мне и нанял в качестве частного сыщика. Разумеется, только с целью сбора информации для предоставления в органы. Я отправил к нему двух курьеров с договором, попросив сделать общие снимки помещения, ну и прочие мелочи, тебе об этом знать не обязательно, список поручений я уже предоставил, закосишь под валенка, действующего по списку.

– Стоп. Курьер? – перебиваю невежливо.

– Линда так и не закрыла ИП, – улыбается весьма и весьма надменно. – Вы с Эмиром до сих пор на неё работаете, уволила только Филюка и Чекалина. Ведёт бухгалтерию, проводит несуществующие сделки, платит налоги, отчисляет пени в пенсионный. Она умница.

– Ахереть… – прикусываю язык и жду продолжения.

– Никакой сцены с бешеной шавкой в гараже, само собой, не было. Моё участие даже не потребовалось. Флешку нашёл сам Солнцев, проверять содержимое не стал, вызвал брата как единственный источник бед, на ваших глазах уничтожил её. Тот, разумеется, озлобился, но жертв выбрал не из родни. Остальное вписывается.

– Красиво, но трещит по швам с самого начала, – пытаюсь деликатно выразить сомнение, приняв всю скверность своего положения. – Звонки Солнцева сто процентов подошьют к делу.

– Отлично, – самодовольная рожа, преисполненный достоинством тактический отход. Просто, сука, поднимается и делает шаг назад, чтобы я не мог до него дотянуться. И одно это приготовление начинает неслабо так подбешивать. – Он позвонил мне, я дал ему твой номер для связи.

– И как ты это устроил? – продолжаю корчить из себя следователя.

– Он позвонил мне, – повторяет медленно, как для конченого дебила, которым, судя по его роже, я и являюсь. – Как частному детективу, – растолковывает ещё медленнее, чтобы я точно усвоил информацию. – Я свёл с ним знакомство сразу после того, как Линда впервые пошла с ним на свидание.

– То есть, вы с ней поддерживали связь? – хриплю вопрос, от которого начинает кипеть кровь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Блядь, Куманов, не тупи… – тянет с отвращением, резко перестав выделываться и строить из себя рубаха-парня. – Я следил за её жизнью. Разумеется, следил, как иначе?! Вообще непонятно с какого перепуга вы все решили, что она способна сама за себя постоять!

– Следил и не подкатил? – давлю взглядом исподлобья.

– Только ты на столько слеп, что не видел, как она от тебя тащилась, – отбивает злобно. – Лечись, блядь. Выздоравливай. Дятел…

Что?..

Голова заходится адскими пульсациями, пытаясь свести воедино полученную информацию. Наполняется обрывками из прошлого, выворачивая наизнанку, казалось бы, железобетонные факты, но получить полную картину не удаётся: в палату сразу за Панфиловым проходит незнакомый мужик и, поздравив с возвращением с того света, начинает топить вопросами, над которыми приходится думать, прежде чем ответить.

За ним – следующий. Вопросы те же, формулировки другие, мозг разгоняется по максимуму, фильтруя речь самым тщательным образом.

За ним – медсестра с капельницами, уколами и стаканчиком с таблетками.

Перерыв на короткий беспокойный сон и повторение экзекуций до самой ночи.

К моменту, когда меня наконец-то оставляют в покое, нет сил уже даже на то, чтобы отлить самому: приходится тыкать на кнопку и вызывать сердобольную медсестру, весь день шипящую на моих истязателей. Просто отключаюсь, просто воскресаю в муках утром, получаю свою дозу лекарств самыми разнообразными способами и принимаю очередных гостей.

Три дня эта свистопляска продолжается, мобильного нет, как и ни одной знакомой физиономии, даже следователи и те каждый раз разные, пока, наконец, не появляется Мот.

– Слава яйцам… – выдыхаю, когда он вразвалочку проходит в палату.

– Думаешь, тебе херово? – любопытничает, заталкивая руки в карманы. – Я вахтой с Чекалиным поменялся, чтобы на твою рожу сгонять посмотреть. Шесть часов на дорогу, шесть минут с другом.

– Вахтой? – сглатываю, чувствуя, как позвоночник пронизывает холодом.

– Вахтой, вахтой… – поддакивает Мот ехидно. – Глебушка-то словно в воду канул. А у нас на всех две с половиной беременные, две истерички и шестеро спиногрызов всех возрастов. И только одна бабушка, у которой почему-то хватает нервов весь этот балаган выносить. Живём все на даче одной большой дружной семьёй. Может и не обязательно, но чёрт его знает, что он там выяснить успел, а по отдельности, как ни крути, конкретно нас перебить проще. Я, Эмир, Миха, Гриша и Димон меняемся каждые три часа, бабы на крыше коврик постелили, очень по-домашнему. Сафронов только в клубе окопался, но у него там охрана, металлоискатели и теперь ещё и натасканные на взрывчатку собаки на входах. Панфилов землю носом роет, погоны регулирует, чтоб не захаживали особенно и нашу сходку без необходимости не палили. Такие новости, дружище.

– Блядь… спасибо, что траванул. Огромное человеческое спасибо! Мне что прикажешь делать?! – срываюсь на рык, садясь в кровати, но тут же падаю обратно, кривясь от боли.

– Да не рыпайся ты… – не выносит друг моих страданий. – Я так… мобилу тебе привёз, короче. Сказали – можно. Твоя, между прочим. Линда в рисе три дня сушила, но каким-то чудом реанимировала. Заряжена, шнурок оставлю.

– Лерка? – спрашиваю после паузы, прокручивая трубу между пальцев.

– Вот вообще не до неё было, – огрызается Матвей, силой вбивая зарядку в розетку. – Без понятия где, без понятия жива ли, но в твоей утопленной тачке только какой-то хмырь. А, да, кстати, твою тачку утопили.

Быстро и чрезвычайно иронично повествует об их с Линдой заплыве, демонстрирует проседь в висках, которая, вообще-то, и раньше была, но, выговорившись, заметно расслабляется.

– Ясно, не заводись… – иду на мировую. – Через три дня должны выпустить. Заберёшь?

– Заберу, – хмурится, протягивает лапу и отчаливает.