Ветвь оливы - Вера Космолинская

— Гнусная история в миниатюре, — негромко и словно бы нехотя проговорил Каррико, потрепав и поперекладывав из стороны в сторону вихор надо лбом.

— В миниатюре? — прищурился, разглядывая пляску теней в своем хересе, Фонтаж. Чарочку он держал в левой руке, с мизинцем на отлете, а говорил тихо, почти не разжимая губ, по своему задумчивому обыкновению.

— В ней, — подтвердил Каррико, печально кивнув для убедительности. — Вот так вот все для виду — мир да любовь, а чуть тряхнешь, и омерзительная правда лезет наружу. Не правда ль?

Я пожал плечами.

— Что дело пахло и все еще пахнет новой войной с кальвинистами, когда уж все надумали мириться, ни для кого не секрет. Но есть пока проблема и помимо них. Союзы всегда заключаются против кого-то.

— А бывает, что просто кто-то один завоевывает другого, — заметил Фонтаж.

— Бывает, если тот другой не найдет, с кем удачно соединиться.

— Лишь бы удачно…

— Главное, держать в узде всякую мелочь, — добавил Каррико.

— Лейтенант, — сказал я прохладно. — Я не желаю более слышать ничего подобного. И не желаю, чтобы вы выражали явно свое отношение. Надеюсь, это ясно? Все помнят, с кем мы воюем или придется напоминать каждый раз заново?

— Совершенно ясно, капитан, — кивнул Каррико, чуть оторопело, но покладисто, не особенно горюя из-за отповеди. Несмотря на болтовню, он не умел испытывать ни к кому настоящей ненависти.

Я перевел взгляд с одного из них на другого, и в который раз почувствовал себя странно. Самое странное в этом было то, что еще неделю назад я куда больше понимал себя и окружающих, по крайней мере, относился с большей терпимостью, готов был мириться с разными стандартами, разными отношениями к миру, считая это неизбежностью. А теперь, внутренне, я отчего-то ощущал, что стал куда меньшим философом чем был, хотя, казалось бы, стоило ожидать обратного. Однако теперь я не относился к ситуации так, будто она была чересчур уж чрезвычайной. Да и в сравнении со всеми временами, что я знал… и с теми различиями, что есть в каждом из них, я уже не был склонен, с одной стороны, все списывать на естественность и неизбежность, а с другой, раздражался оттого, что это меня раздражает. И ведь казалось бы, сущие мелочи, на которые и внимания обращать не стоило. Возможно, я и трактовал их неверно, искаженно, со «смещенным центром тяжести», опираясь на другие вещи, другие знания, другие времена… Я сам остро чувствовал, что реагирую неадекватно. И постарался подавить свои реакции. Хоть может быть, все дело было в том, что я слишком уж старался следить за собой. Это лишь приводило к обратному результату.

Мы дообсудили наши планы и уже собирались расстаться, когда за пологом раздался какой-то шум, складки раздвинулись, и в них появился, будто только что пробивший скорлупу всполошенный цыпленок, Мишель.

— Ваша милость, к вам посланец! — Мишель был явно изумлен и встревожен до глубины души. — От королевы! — понизил он голос до хриплого шепота.

— Здесь? В чистом поле? — удивился я.

— Прикажете пристрелить? — серьезно уточнил Мишель. Но все же, надеюсь, его серьезность была напускной.

— Потом, — ответил я в том же духе, взглянув на него с укором. — Приведи его. Вы меня простите, господа?

— А что еще нам делать, капитан? — весело удивился Каррико. И они исчезли вслед за Мишелем, который тут же вернулся, чтобы приподнять полог и впустить сутулящегося человека в темном плаще и опущенной чуть не до самой бороды шляпе, его сопровождал, а вернее, бдительно конвоировал идущий за ним по пятам вездесущий Фьери.

Человек поднял голову, задержавшись на пороге, и над бородой, под полями шляпы, бодро сверкнули два черных, близко посаженных глаза.

— Жиро! — воскликнул я дружелюбно.

— Ваш покорный слуга, господин капитан. Не могли бы мы поговорить с глазу на глаз?

— Ну разумеется, — я жестом отпустил Фьери и Мишеля, неуверенно потоптавшихся у входа еще мгновение, и тихо удалившихся. Опустившийся за ними полог мирно заколыхался. Жиро даже не посмотрел им вслед. — Вы что же, пустились в путь сразу за нами, что так быстро нас нагнали? Или пытались перехватить нас еще в Париже, да не успели?

Жиро, несмотря на проделанный немалый и скорый путь, судя, в том числе и по тому, как остро пахнуло от него потом при движении, выглядел более отдохнувшим и спокойным чем при нашей последней встрече, и больше походил на давнишнего весельчака из «Пулярки». Даже глаза его так же задорно блестели. Только теперь я знал, что это вовсе не праздный весельчак с большой дороги, а агент тайной службы ее величества, Джеймс Бонд нашего времени.

— Не то, чтобы… — он усмехнулся и его темные глаза забегали по палатке, цепко выхватывая мелочи. Нельзя сказать, чтобы мне это понравилось, хотя, конечно же, это был только профессиональный рефлекс. — Но если бы я не выехал вскоре за вами, я или загнал бы лошадь, или нагнал бы вас только завтра.

— Разумеется. Дурные новости? — Взамен багровому зареву над городом?

— О, вовсе нет… — и он загадочно замолк, пристально глядя куда-то в потолок палатки. Может, он вздумал увлечься на досуге энтомологией и разглядел жука или бабочку?

— Не желаете ли сесть? — я указал ему на складной стул с чувством, будто предлагал поиграть в какую-то игру. Его взгляд цепко метнулся вслед за этим движением. Сравнение при этом пришло в голову неприятное — его глаза напоминали ринувшихся подальше от света шустрых черных тараканов. Я сморгнул, чтобы избавиться от впечатления.

— Пожалуй, да… — кивнул он, садясь, и наконец перевел взгляд на меня — знакомо тревожный и выжидающий. — Я вижу, вы быстро поправляетесь, — отметил он.

— Благодарю. Да и вы выглядите не столь усталым, как тогда в Париже.

— Ох уж эти города… жизнь в них дьявольски утомительна, это вы подметили верно… — и снова повисла пауза.

Я подлил ему хереса.

— Но ведь вы ехали так быстро не для того, чтобы порассуждать о городах?

— Разумеется, нет… Но видите ли… Мне довольно трудно начать. Предмет, который я должен с вами обсудить, довольно скользкий…

— Скользкий? — переспросил я. — Насколько?

— Невероятно скользкий, — заверил он. — Скользкий как лампадное масло. — Он произнес это с неким значением, будто ждал от меня какой-то ответной реакции.

— Хорошо, — сказал я беспечно. — Другого я и не ждал. Вы радуете меня хотя бы тем, что предмет, похоже, не столь далек от того, чем мы и так заняты. Так в чем же дело?

— Мадам послала меня к вам потому, что ранее она не сказала вам всего.

И теперь собирается передать нечто важное через третье лицо?