Конфуций и Вэнь - Георгий Георгиевич Батура

исполняли главное указание Конфуция. Но только внешне.

Цзы-ся смотрит на этот вопрос глубже. И он совсем недаром использовал для характеристики правильного человека иероглиф ши, заимствовав его из лексикона Конфуция. Вообще-то, если говорить отвлеченно, – если человек отвечает тем требованиям, которые Цзы-ся обозначил в этом суждении, то такого человека вряд ли можно назвать «подражающим», – если смотреть на все это чисто внешне. И ведь действительно, такой человек ведет себя вполне «по-современному», а не «по-древнему». Но для Конфуция и для его учеников важнее то, – что́ у такого человека внутри: именно внутри должна гнездиться эта древность.

Переводить иероглиф сюэ как традиционное «учиться», – в этом суждении еще более неуместно, чем в первом. Как вообще можно сказать, что тот человек, который обрисован в этом суждении, чему-то «учится»? Чему конкретно? – Рисовать иероглифы? – Нет. Управлять колесницей? – тоже нет. Стрелять из лука? И это нет. Дворцовым церемониям?.. Цзы-ся еще не совсем «вышел из себя» (так говорили про Христа в Евангелии от Марка), чтобы воспринимать все это так, как восприняли все последующие комментаторы и «переводчики». Он прекрасно понимает, что выполняя подобные указания, человек ничему не «учится». Но в то же самое время он внутренне приближает себя к тому миру древних, который со временем даст этому человеку ясное и правдивое представление о «том» и об «этом» мире. Это вовсе не «учеба», это – внутреннее духовное самовоспитание, основанное на «подражании» чьему-то примеру.

Суждение 1.8

1.8. Почтенный (цзы) сказал (юэ): «[Если] Цзюнь цзы не (бу) будет беременным (чжун) [древностью (гу)], тогда (цзе) он не (бу) [приобретёт способность] влияния (вэй; т.ж. «могущество», «престиж», «авторитет», «сила», «устрашать»); [он будет] подражать (сюэ) [древним], но (цзе, т.ж. «то», «тогда») он не (бу) утвердится (гу) [в древности]. Главное (чжу) [здесь] – искренность (чжун) [перед самим собой] и вера в (синь) [духов]. Не должен быть (у) дру́гом (ю) [у него] тот, кто (чжэ) сам (цзи) не (бу) уподобляется (жу, т.ж. «быть схожим с», «равняться») [древним]. [Если он все это] одолеет (го, букв. «проходить мимо», «миновать»), тогда (цзе) [ему] не (у; запретительное отрицание) [следует] пугаться (дань, т.ж. «*повергать в трепет») [неожиданных] изменений (гай)».

По учению Конфуция Цзюнь цзы – это такой человек, который в своей жизни полностью воплотил идеал древности. То есть в этом суждении речь уже идет далеко не о начальнх ступенях Дао. Окончательным и как бы зримым доказательством или «печатью» того, что человек уже достиг искомого духовного совершенства, – того, к которому стремились древние государи, – является обретение таким человеком способности вэй и («внушать священный трепет», пер. В. М. Крюкова). И именно такой человек может и должен добиваться государственной должности у правителя – с той целью, чтобы содействовать идеальному правлению и порядку в государстве. Потому что именно способность вэй (букв.: «величие», «мощь», сила», «устрашение») является тем «оружием», с помощью которого он может бесконфликтно управлять действиями не только высших чиновников страны, но и поправлять самого государя, который ко времени Конфуция таким вэй уже не обладал.

Ко времени жизни Конфуция знание высших чиновников (включая самого правителя) о подлинной сути этой «силы вэй» было уже давно утрачено. От этого истинного древнего вэй остался один только «легкий шлейф» воспоминаний, причем, акцент делался исключительно на «внешнем виде» или бутафорской «устрашающей внешности» правителя княжества, которая стала неотъемлемой частью «китайских церемоний».

Возникает закономерный вопрос: откуда сам Конфуций узнал об этом вэй? На этот вопрос отвечает текст Лунь юй: Конфуций сам обладал этой способностью и ее использовал. После неожиданного обретения такой способности он, судя по всему, дополнительно прочитал об этом в каком-то древнем тексте на бронзе, откуда и узнал, что́ именно это означает. Отсюда – поучение, даваемое Цзюнь цзы относительно вэй.

Подобное совпадение иероглифа вэй, используемого Конфуцием, и того же самого – в выражении вэй и, относящемся к Раннему Чжоу, случайным быть не может. Когда знакомишься с текстом Лунь юй, невольно приходишь к такому выводу, что во время жизни Конфуция все еще могли существовать какие-то важные древние тексты, смысл которых уже никто не понимал, и которые со временем были выведены из оборота чтения и утеряны «за ненадобностью». Из биографии Конфуция известно, что он в возрасте немногим более 20 лет служил в должности смотрителя жертвенных животных, т. е. имел свободный доступ в Храм, а значит, и к текстам такого рода (в том числе к жертвенным бронзовым сосудам с надписями, которые хранились в особых помещениях Храма). Бесспорно также и то, что здесь Конфуцию помогла его выдающаяся духовная проницательность, которая позволила сопоставить и идентифицировать это вычитанное из текстов древнее выражение вэй и со своим собственным опытом.

Учитывая то, что именно вэй является обязательным качеством Цзюнь цзы, но не человека-Жэнь, позволим себе привести довольно обширную цитату из книги В. М. Крюкова «Текст и ритуал», в которой дано прекрасное описание самой сути этого духовного явления (стр. 229):

Семантический круг западночжоуского Дэ замыкается термином вэй и («способность внушать священный трепет»):

«Шу Сянфу Юй сказал: “Я, малое дитя (традиционное уничижительное самоназвание вана – Г. Б.), наследовал своему величественному родителю и, подражая прежним просвещенным (Вэнь) предкам, начал стяжать просветленную благодать (гун мин Дэ) и овладевать способностью внушать священный трепет (бин вэй и)”». (сосуд № 363, Син шу чжун, Позднее Западное Чжоу).

Слово вэй, синонимом которого в чжоускую эпоху был омонимичный термин вэй (его графика совершенно иная – Г. Б.) (об этом свидетельствует их взаимозаменяемость в устойчивом выражении вэй Тянь вэй – «бояться небесного авторитета»), изначально имел двойное значение – «сила» и «устрашение» («кара»). Первоисточником «устрашения», равно как и благодати (Дэ), является Небо (Тянь), а ваны и сановники обретают вэй по этому высшему подобию. В «Ши цзин» говорится: «Почтительно радей о грозном авторитете (вэй и), дабы приблизиться к тем, кто обладает благодатью (Дэ)». Поэтому уместно говорить именно о «священном страхе», или, точнее, о «силе, способной внушать священный страх».

Термин и первоначально означал «внешнее обличие» (отсюда – значение «декорум», которое приобрело выражение вэй и в период Чуньцю). Таким образом, раннечжоуское вэй и – это характеристика определенной «внешности», присущей носителю сакральной власти, но величественный образ – лишь знак внутренней силы, способной повергать в трепет. На этот счет имеется точное указание в «Книге песен», где «древние поучения были образцом, а грозный вид (вэй и) – его силой».

Завершение периода Чунь цю («Весны и осени»), о котором здесь идет речь, – это,