Белый Волк - Дэвид Геммел

В завершение Старуха срезала Джиане крашеные концы волос, обкорнав ее, как мальчишку.

Около часу оба привыкали к своим увечьям, а Джиана к тому же училась ходить на костылях. Скрюченная рука Скилганнона за это время совсем онемела.

Потом Старуха посадила их в свою повозку и высадила ярдах в трехстах от Восточных ворот. Там уже выстроилась очередь паломников, идущих на ежегодное поклонение мощам в Мафистанский храм. Чудес там, насколько знал Скилганнон, давно уже не случалось, но больные и увечные все равно стекались в храм, чтобы помолиться костям Блаженного Дардалиона и ветхим перчаткам Пречистой. Паломникам побогаче разрешалось приложиться к краю одежды, которую носил некогда Среброрукий, после кончины которого две тысячи лет назад расцвело сухое дерево.

Уже смеркалось, когда Скилганнон спрыгнул с повозки и помог вылезти Джиане. Она повалилась на него и выругалась. Старуха подала ей костыли. Они встали в очередь — Джиана Впереди, он сзади — и стали ждать.

Стража у ворот внимательно разглядывала и расспрашивала всех молодых женщин, а сбоку, в полумраке, стояли и следили за очередью еще трое. Скилганнон тронул Джиану за руку, и она шепнула:

— Я вижу.

— Ты их знаешь?

— Одного знаю. Не останавливайся.

Скилганнону очень хотелось взяться за меч, но он сдерживался и, понурив голову, понемногу продвигался вперед. Стражник задрал Джиане подол и спросил сочувственно:

— Что это с тобой стряслось?

— Подвода переехала, — хрипло ответила она.

— Вряд ли святые мощи отрастят тебе новую ногу, девушка.

— Да мне лишь бы культя не гнила, — сказала Джиана, и стражник с отвращением отступил.

— Ладно, давай проходи, и да помогут тебе боги. Джиана заковыляла вслед за другими, и тут из караульной вышел Бораниус. Скилганнон усилием воли подавил вспыхнувшую ярость. Сейчас не время, сказал он себе, сцепил зубы и вышел за городские ворота, не сводя глаз с далекого Делианского леса.

Гомон из таверны внизу вернул его к настоящему. Там заиграла музыка, и посетители хлопали в такт, но Скилганнону не хотелось идти и смотреть, что там делаемся.

Раздевшись, он лег на кровать и только теперь увидел, что к потолку приделано большое, зеркало. Голый татуированный человек взглянул на него оттуда ярко-голубыми глазами. Куда девался тот полный возвышенных идеалов юнец, что бежал в лес вместе с мятежной принцессой? Скилганнон праздно подумал, что было бы, если бы он не встретился с Сашан. Может быть, судьба, обошлась бы с ним более милостиво? И Гревис, Спериан и Молаира остались бы живы, а Пераполис со всеми своими жителями процветал по-прежнему?

Из таверны донесся восторженный рев, вслед за этим запела женщина. В старой балладе говорилось о воине, который вернулся на родину, чтобы отыскать свою первую любовь. На вкус Скилганнона, песня была чересчур сентиментальной, но певица своим искусством заставила его позабыть об этом.

Чудесный голос лился, повествуя о силе любви, которая лишь одна придает смысл человеческой жизни.

Песня закончилась, и таверна взорвалась рукоплесканиями, а Скилганнон с тяжелым вздохом закрыл глаза.

Ибо если любовь — океан,То не смелому бури бояться…

Он до сих пор не знал, что такое любовь. Джиана занимала его сердце целиком — как раньше, так и теперь. Что это — та самая любовь, которую воспевают поэты? Или просто смесь желания с поклонением? Вспоминая о днях тихой гармонии с Дайной, он испытывал прилив возвышенной грусти. Может быть, это тоже любовь? Если так, то она в корне отличается от чувства, которое он питает к Джиане. В монастыре он каждый день мучил себя этими вопросами, но ответа так и не нашел.

Он встал и напился воды из умывального кувшина, пытаясь избавиться от мыслей о прошлом.

За дверью скрипнула половица. Кто-то постучался к нему. Скилганнон почувствовал раздражение. Для Друсса стук слишком легок — тот грохнул бы в дверь кулаком и окликнул его по имени. Скорее всего это мальчишка, Рабалин. Чего доброго, опять будет просить, чтобы его взяли с собой.

Скилганнон отпер дверь и увидел Гарианну. В руках она держала бутылку вина и два кубка, глаза у нее сверкали, на щеках горел румянец. Пройдя мимо Скилганнона, она поставила кубки на стол и наполнила их красным вином. Потом взяла один, сделала несколько глотков и отошла к окну.

— Люблю море. Сяду когда-нибудь на корабль и уплыву от них. Пусть себе спорят между собой — без меня.

Тонкая рубашка плотно облегала ее, кожаные рейтузы тоже почти ничего не оставляли воображению. Скилганнон отвернулся, но она подошла и подала ему кубок с вином.

— Я не пью, — сказал он.

— А я вот пью — чтобы остаться одной. — Язык у нее слегка заплетался. — Это чудесно, когда ты одна. Никаких голосов, никаких воплей и просьб. Тишина.

— Я тоже люблю побыть один, Гарианна. Я спросил бы, что тебе нужно, да знаю, что ты не любишь вопросов.

— Когда я одна, то ничего против них не имею. Когда их много, они норовят ответить все разом. Они не дают мне думать, и голова болит так, что терпения нет, понимаешь?

— Не сказал бы. О ком ты?

Она плюхнулась на кровать. Вино выплеснулось из кубков, и она снова поставила их на стол.

— Не хочу о них говорить. Хочу насладиться покоем хоть ненадолго.

Она встала, пошатываясь, развязала пояс, снова села и принялась стаскивать с себя кожаные штаны, Скилганнон сел на кровать рядом с ней.

— Ты пьяна и сама не знаешь, что делаешь. Тебе надо проспаться. Ложись, а я пойду прогуляюсь… чтобы ты могла побыть одна.

— Не уходи, — попросила она, обхватив его рукой за шею. — Я хочу быть одна там, внутри себя. Не снаружи. Мне хочется, чтобы снаружи меня кто-то обнял. Тогда я усну, а когда проснусь, они снова будут со мной. Я не пьяна, Скилганнон, — по крайней мере не настолько. — Она поцеловала его в губы, и он не стал отстраняться. Она поцеловала еще раз, крепче.

Стены воздержания, воздвигаемые им в течение трех лет, рухнули в одно мгновение. Запах ее золотых волос, теплые губы, мягкая кожа — все это оказалось выше его сил.

Все заботы и сожаления ушли куда-то. В мире не существовало больше ничего, кроме этой комнаты и этой женщины. В первый раз все совершилось очень быстро, во второй они действовали медленнее, растягивая удовольствие. День сменился вечером, вечер перешел в ночь, и они наконец утолили свою страсть. Голова Гарианны лежала на плече Скилганнона, ее нога у него на бедре. Скилганнон гладил ее, спящую, по волосам и целовал в макушку. Когда она, пробормотав что-то, отодвинулась от него, он встал, укрыл ее и оделся. С мечами за спиной он вышел из комнаты.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});