The Мечты. Соль Мёньер (СИ) - Светлая Марина

- Пока не вижу повода для радости, - отрезал Аяз-бей, и ни один мускул не дрогнул на его лице. – Но оказавшись в вашем городе, решил воспользоваться представившимся случаем и узнать, о каком таком предложении вы говорили по телефону.

А никто не обещал, что будет легко, - вздохнул Роман Романович, но что уже поделать? Ради всемирного благоденствия и процветания он готов был на многое. А уж за Стамбульско-Солнечногорские отношения так и вовсе всей душой болел после отбитого Аязом проекта. Вот если бы турок ему почку отбил – это было бы сопоставимо.

- Да ничего особенного или требующего от вас каких-то лишних усилий. Насколько мне известно, вы сейчас разрабатываете возможность строительства парка и пристани возле Эскихисара? И мне нашептали, что как раз находитесь в поиске инвесторов. Это правдивая информация или нас ввели в заблуждение?

- И это вы еще неделю назад рассказывали о шпионаже? – вскинул брови Четинкая. – А сами вы чем, по-вашему, занимаетесь?

- Бизнесом. Как и вы. И при этом мы оба прекрасно понимаем, что без большого финансового вливания вам этот проект не потянуть. Между тем, вы уже достаточно сильно в нем погрязли, чтобы отпустить его, задействовано слишком много сил, ресурсов, специалистов и средств. Но дыру в вашем бюджете после перехваченных у нас немцев прямо сейчас вам не покрыть, поскольку немцы доход начнут приносить еще нескоро. А у «MODELIT» такие деньги… есть, - торжественно заключил Моджеевский.

Четинкая некоторое время молча буравил Романа Романовича тяжелым взглядом. За это время перед ним мелькнула секретарша Моджеевского с чаем. Аяз-бей взял чашку, понюхал, сделал глоток и наконец разлепил губы:

- Зачем мне это нужно?

- Затем, что мы можем помочь друг другу. Я – войду в проект как партнер. Вы – выплываете из этого дела с лаврами и под фанфары.

- Я думаю, вы не до конца честны со мной, господин Моджеевский. А это плохое начало любого сотрудничества, - проговорил Аяз-бей и снова отпил из чашки. – Кстати, вкусный чай.

- Мне тоже нравится этот сорт. И, возможно, между нами больше общего, чем мы оба думаем. Я хочу прекратить наше соперничество и начать сотрудничество – это достаточно честно?

- Вот так – вдруг.

- Нет, не вдруг.

В этом месте, можно сказать, и должен начаться их разговор уже по-всамделишному. Потому как среди всей всамделишности нашей истории, рассказанной самым честным образом и без приукрашивания, иногда стоит акцентировать внимание на главном.

А главное заключается в том, что Роман Романович очень любил свою дочь, Татьяну Романовну.

Да и Аяз-бей, если уж совсем по чесноку, был очень привязан к своему единственному сыну.

И потому обоим приходилось считаться.

Вот прямо сейчас Роман Романович сложил ладони домиком на столе, глубоко вдохнул, натянул на лицо самую благожелательную улыбку, какую только мог, и заявил со всей ответственностью, какая лежала на его плечах, а на его плечах лежало разного немало:

- Не вдруг, господин Четинкая. У меня веские причины. Несколько дней назад я поступил опрометчиво по отношению к нашим с вами детям, а теперь хочу это исправить. Ради них в первую очередь. Но и ради нас с вами.

- Наши с вами дети? – для надежности переспросил Аяз.

- Разумеется, - подтвердил Роман и включил свое, хоть и не турецкое, но абсолютно моджеевское красноречие: - Откровенно говоря, я поначалу воспринял их отношения не самым правильным образом, и это повлекло за собой ряд неприятных для моей дочери и вашего сына последствий. Но вы же и сами прекрасно понимаете, что чем больше запрещаешь, тем хуже получается. И молодежь часто действует наперекор. Потому я подумал... а почему бы и не прислушаться. Они ведь разберутся сами... Да и разговор, который недавно состоялся у меня с моей Татьяной и... хм... вашим... Реджепом... – ну и еще кое с кем, о ком наш читатель, несомненно, знает, но Роман Романович упоминать не стал, - так вот... я решил – а чем черт не шутит, а? Для наших семей и для нашего бизнеса это был бы очень большой шаг, не находите?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Следует заметить, что из них двоих пока только Моджеевский и блистал красноречием. Четинкая все больше слушал. Да обдумывал, судя по долгим паузам, которые позволял себе. Вот и сейчас он медленно допил свой чай, неторопливо переменил позу и, наконец, заговорил:

- Признаюсь, я видел будущее своего сына совсем не таким, какое у него есть сейчас. Он оказался слишком своенравным, и действовать мне наперекор ему не привыкать. Но в том, что вы сейчас предлагаете, есть одно слабое место. Реджеп в самой категоричной форме заявил мне, что с вашей дочерью, господин Моджеевский, его связывает только работа.

- Татьяна сказала то же самое, но штука в том, что они оба прекрасно понимают, какой может быть наша с вами реакция... и в чем-то мы ее очень успешно подтвердили, когда только предположили, что между ними что-то возможно. И еще... Реджеп при нашем с ним разговоре уточнил, является ли смена моего расположения на лояльное своего рода благословением. Мне кажется, именно это о многом говорит, а не все остальное.

- Что ж, это очень серьезное предложение. Надеюсь, вы понимаете, что я должен его очень хорошо обдумать, прежде чем принять решение. Каким бы оно ни было.

- Понимаю, - кивнул Роман, задумчиво оглядел Аяз-бея и продолжил: - Подумайте. Но мое предложение относительно партнерства – не зависит от вашего решения насчет детей. Как и решения наших детей не зависят от нас. Какими бы они ни были.

«Садись, Рома, пять!» - провозгласила в его голове Женя.

- И все же не мешало бы знать, что они собираются делать, - хмыкнул Четинкая.

- А тут два варианта. Либо разбираться нам, либо ждать, пока они разберутся сами, - приподнял бровь Роман. – Но пока могу только пригласить вас на празднование Нового года в мой ресторан, если вы собираетесь остаться здесь еще на несколько дней. Планируется большой банкет. Будет моя семья, мои друзья... а это самые влиятельные люди страны. Ваш сын, как вы знаете, играет ключевую роль в этом заведении, а Татьяна – трудится с ним же. И для нас будет честью видеть вас на этом празднике.

На том, в общем-то, и попрощались двое отцов нерадивых детей. И если господин Моджеевский доверял дочери и полагался на собственную уверенность, что голова на плечах у нее имеется, и она неплохо доказывала это последние лет пять, то Аяз-бей похвастаться подобной убежденностью не мог. В его понимании сын успешно гробил собственную жизнь по всем направлениям – от карьеры до личного. И памятуя не только прошлую «большую любовь» бестолкового отпрыска, но и то, чем это закончилось, Четинкая-старший, собственно, и приехавший к сыну, а к Моджеевскому заскочивший лишь по случаю, был решительно настроен разобраться в матримониальных планах Реджепа. Слишком хорошо он помнил, как сын уверял его, что мадемуазель Ламбер – единственная женщина, с которой он намерен прожить всю свою жизнь, и упрекал отца, что он не хочет его понимать. А тут поди ж ты! «Мы работаем. И все». Что-то здесь было нечисто, Аяз-бей это скорее угадывал, чем знал наверняка. Но и Моджеевскому не до конца доверял. Что если там просто девчонка отца накрутила? Или того хуже, сам Роман Романович разыгрывает комбинацию, чтобы поквитаться за мюнхенский проект?

Четинкае было о чем подумать, пока он ехал к сыну. Когда автомобиль, наконец, остановился, он вышел в любезно распахнутую перед ним дверь, посильнее запахнулся в пальто, прикрываясь от влажного ветра, и застыл в недоумении, разглядывая чудо архитектуры, которое весело подмигивало ему витражами на башенках. Он медленно прошелся по двору, обошел дом вкруговую, разглядывая лепнину и скульптуры, усмехнулся в усы, заметив веревки, протянутые от фонтана к стенам сараев, и, вспомнив наконец о цели визита, решительно зашел в подъезд.

Взбежал по ступенькам.

Вжал кнопку звонка.

И оторопел, на мгновение потеряв дар речи, когда дверь квартиры, где по добытым для него сведениям проживало нынче его чадо, отворилась и на пороге возникло французское чудо.