Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - Жан-Рох Куанье

трех предназначенных для экипажей местах. Перед началом охоты весь двор сел за накрытый на красиво посыпанной песком площадке стол, и после завершения банкета экипажи тронулись в путь. Все сели на лошадей, и охота на оленя началась. Император галопом помчался по его следам, за ним с заряженными ружьями скакали его слуги. Там он ждал, когда мимо него пройдет олень, и если он упускал его, он снова, как молния, летел дальше.

После выхода второй группы экипажей охота уже проходила довольно далеко от нас. Мы спокойно стояли на своих постах. Майор сказал мне: «Вам бы неплохо сейчас поупражняться с вашим голосом. Отдайте приказ построиться в каре поотделенно, и так, чтобы это было сделано как можно быстрее». Тогда я скомандовал: «Строиться в каре по 2-му отделению: 1-е отделение — по левому флангу и по одному направо! 3-е отделение — по правому флангу и по одному налево! 4-е — по левому флангу и по одному налево! Шире шаг! 2-е отделение — короче шаг!» Я допустил грубую ошибку, и майор сказал мне: «Вы слишком спешите, вы чересчур взволнованы. Прикажите каре развернуться, не торопитесь». Но ждавший оленя Император услышал меня, он не упустил моего промаха. Он выстрелил в оленя, после чего охотничьи рога протрубили общий сбор. Тотчас туда съехались все экипажи. Император, очень довольный, сошел с коня и стал рядом с великолепным оленем. Когда весь двор собрался, он позвал нас и спросил майора: «Кто тут подавал команды? Пришлите его ко мне, я хочу увидеть его».

Майор приказал мне выйти из строя, а затем представил меня. «Значит, это вы, — сказал Император, — так громко кричали на весь лес? Командовали вы очень хорошо, но допустили ошибку». «Да, Сир, я случайно скомандовал „Шире шаг“». — «Правильно, учтите это в следующий раз». Майор ответил ему: «Это досадная случайность, он очень старался». «Поставьте его инструктором для двух полков, и дайте ему в помощь двух опытных капралов. Возьмите самых старших из всех новобранцев и дважды в день активно занимайтесь с ними, а через два месяца я посмотрю на них. Они должны стать сильными и уметь делать все, что умеют офицеры». Мсье Белькур сказал нам: «Ну, вот, он дал нам задание. У нас всего два месяца, но действуйте обдуманно, и, в конце концов, выйдете победителем». «Вы удовлетворены?» — спросил он. «Я навсегда запомню лес Фонтенбло».

Вечером при свете факелов состоялась почетная казнь осужденных оленей — на ухоженной площадке под балконами, на которых собрался весь двор. Это было великолепное зрелище — двести собак на поводках стояли возле выстроившихся в ряд псарей — у каждого хлыст в руке. По сигналу один из людей щелкнул хлыстом, протрубили рога, и все собаки бросились на них. Голодные собаки сбились в огромную кучу — так тесно они находились рядом друг с другом.

Через две недели охота закончилась — двор вернулся в Париж, а мы в Курбевуа. В казармах разместились три батальона. Каждый месяц они по очереди несли службу в Париже. Служба была трудна: восемь часов в карауле, два часа в патруле, а по вечерам — на праздниках. Адъютант-майор доложил генералу Дорсенну, что Император назначил меня инструктором двух гренадерских полков, и я сразу же приступил к выполнению своих обязанностей. Но это еще не все. По утрам тем, кто был лишен права покидать казарму, приходилось брать метлы и сначала выметать сточные желоба, а затем промывать их, и, что хуже всего — они были обязаны мыть уборные. Возле решетки лежала куча песка, и если мне нужно было наказать кого-нибудь из них, я приказывал им носить песок, и это дело нравилось им больше, чем строевые занятия. Я брал 20 или 30 человек и приставлял их к работе. Одни копали песок, другие катили тачки, третьи — двухколесные тележки, и таким образом песок вывозился на двор. Все это делалось без малейшего ропота. И даже если бы я заставил их выдернуть всю траву, они проворчали бы немного, но сделали бы и это. Я, как мог старался разнообразить их наказания. Что касается ветеранов, то они были достаточно послушны, если учесть, что в полку они были сержантами и даже сержантами-майорами, а теперь стали простыми гренадерами. С самыми непокорными из них у меня было много хлопот, но, в конце концов, они сдались — у меня есть командирская жилка. Все это происходило на глазах офицеров в течение недели, и я меня очень поддержали два адъютанта-майора, которые одобряли мою строгость. Напротив находилась офицерская беседка, и они могли наблюдать за всеми. Затем они ушли в свой сад. Потом они позвали меня, чтобы показать мне план большого садового уголка, который по их желанию должны были сделать мои люди. «Каждому из них, — сказали эти господа, — мы дадим по бутылке вина, если вы возьметесь направлять их». «Конечно, я сделаю это с большим удовольствием». — «Прекрасно, сейчас мы наметим границы этого участка и места для ям, где мы хотим посадить несколько акаций. Получатся четыре квинкунса[69] — два перед казармами и по одному с каждой стороны решетки. Сообщите им, чтобы завтра они были готовы».

После переклички я сказал: «Завтра занятий не будет, вы будете сажать деревья, чтобы потом наслаждаться их тенью». «Ура нашему сержанту! Здорово!» — «Это не будет для вас слишком утомительно, я назначаю четверых для каждой ямы, и у вас будет два часа на эту работу». — «Очень хорошо». — «Идите и отдыхайте, следующая перекличка в шесть часов. Половина из вас будет подметать, а остальные копать ямы». Офицеры купили очень много сюренского вина, которое обошлось им менее десяти сантимов за бутылку, каждому выдали по бутылке. Все принялись за работу — копали ямы и сажали деревья, и, в конце концов, руками новобранцев был посажен прекрасный сад, в целом состоявший из 8700 деревьев и кустов.

Офицерам очень понравился этот парк, и потому они решили назначить меня управляющим их квартирами. Это трудная задача — хорошо накормить и обслужить 55 сержантов. Мне платили вперед. Ежедневно в моем распоряжении имелось 45 франков и 70 сантимов. Были и дополнительные деньги: во-первых, за хлеб (8франков и 10 сантимов), вино (8 франков и 10 сантимов), привозные блюда (Зфранка), и дрова (1франк). В воскресенье мы ездили в Париж, это стоило 21 франк и 20 сантимов. Вместе с 45-тью франками и 70-тью сантимами получается 66 франков и 90 сантимов дневных расходов. Я делал эту работу, и все были довольны. В