Жизнь Нины Камышиной. По ту сторону рва - Елена Коронатова

Нина постаралась больше при Коле не распространяться.

…Нина помогала бабушке мыть посуду, когда вошла Домнушка и, заплакав, проговорила:

— Привезла я Марфушку. Кровью харкает, горемычная. Видать, скоро богу душу отдаст… Может, и к лучшему — хоть отмаялась бы… Прости меня, господи, грешную!

— Не следует так говорить, — сказала бабушка. — Завтра схожу к доктору Аксенову. Он устроит Марфушку в больницу. Никогда нельзя отчаиваться.

— Загубили злые люди нашу голубицу бессловесную, — причитала Домнушка. — Я ли не молила господа бога… За что ее господь покарал? Ведь нет на ейной душеньке ни единого греха.

В столовой раздался бой часов. Шесть раз. Скоро придет Коля. Он теперь матрос, ходит в плаванье. Сейчас пароход ремонтируют, а Коля разгружает баржи.

Нина пробежала по двору и уселась на лавочку у ворот.

Худощавую фигуру Коли она увидела еще издали и заторопилась ему навстречу.

— Что-нибудь случилось? — спросил он озабоченно.

— Случилось. Домнушка привезла свою сестру, а она кровью харкает. Скоро умрет. Домнушка говорит, может, и к лучшему, хоть отмаялась бы…

— Что за чушь! — рассердился Коля. — Ее лечить надо.

— Знаешь, богатый мужик заставил ее, больную, идти на покос, за хлеб отрабатывать. Бог его за это накажет?

— Черта с два! Скажи бабушке: я пошел к доктору.

…Аксенов устроил Марфушку в больницу. Варя и Катя носили ей передачу.

— Принесла я доктору сеенки, — рассказывала Домнушка. — На дочкино, актрискино, пальтишко выменяла. Доктор уж так на меня рассерчал, чуть ногами не затопал. Теперь, говорит, медицинская помощь бесплатная. Это, говорит, великое достижение Советской власти.

— Аксенов глубоко порядочный человек. Он и раньше не брал денег с бедных, — сказала бабушка.

— Другие-то брали, — вздохнула Домнушка. — Ох брали.

Вскоре новое событие растревожило семью Камышиных. Лида собралась в Москву. Насовсем. Мама отговаривала Лиду. Бабушка долго ее увещевала. Лида вышла из бабушкиной комнаты с упрямо стиснутыми губами и красными глазами. Сестры слышали, как тетя Дунечка сказала бабушке: «Дикие фантазии взбалмошной девицы». Лидин отъезд в Москву представлялся сестрам чуть ли не геройским поступком.

— Как можно куда-то уезжать, — взрослым голосом повторяла Катя бабушкины слова, — когда кругом такая разруха, такой голод?

— А я бы поехала. Обязательно поехала, — твердила Нина.

Ее подмывало расспросить Лиду, но удалось это только в день отъезда. Мама ушла в лавочку, Натка увязалась за ней. Катя помогала бабушке готовить обед.

В столовой на диване — раскрытый на две половинки старинный кожаный баул, на столе — стопка белья. Лида укладывала вещи. Она то вынимала их из баула, то снова запихивала. Самое подходящее время для разговора.

— Тебе не страшно уезжать? — спросила Нина.

— Немного страшновато.

— Зачем же тогда уезжаешь?

— Вот поэтому и еду. Поняла? — Лида посмотрела в окно.

— Нет.

— А у тебя появлялось когда-нибудь желание ничего не бояться?

— Сколько раз, — уныло призналась Нина. — Еще осенью мы с Катей носили Вене передачу, так даже от козы убегали.

— Вена вчера не приходил?

— Не приходил. А в деревне я гусей боялась.

— Положим, я гусей тоже боюсь. — Лида швырнула в баул какой-то сверток, подошла к Нине, убрала с ее лба прядь волос и сказала: — Я про другое — можно тихонько сидеть в своем уголке, зарабатывать на хлеб насущный и ждать, когда все в мире устроится. Но можно и самой все устраивать.

Удивительно приятно, когда с тобой разговаривает как со взрослой, а не говорят: «Ты еще мала» или: «Это не твоего ума дело».

— А как это: самой устраивать?

— Вот этого-то я и не знаю, — вздохнула Лида.

«Милая Лида, никогда она не воображает, будто все знает».

Лида закинула руки за голову и, положив сплетенные пальцы на затылок, стала прохаживаться по комнате. Все-таки Лида очень хорошенькая…

— Но я должна узнать, как надо мир перестраивать. Всем вам, конечно, смешно! Но меня это не трогает… — Тут Лида оборвала себя и прислушалась. — Кажется, кто-то идет? Ниночка, выгляни в окошко, посмотри.

Нину удивила Лидина просьба: сама стоит у окна и просит. Но пожалуйста, разве трудно.

— Коля идет, — сообщила она.

— Один?

— Один.

— Я так и знала. — Лида улыбнулась, но не очень весело — ямочки на щеках сразу же исчезли.

Нина почему-то не решилась спросить, что «так и знала» Лида.

— Мальбрук в поход собрался, — пропел Коля, появляясь в столовой.

Лида промолчала, хмуря брови, она заталкивала в баул шаль. Коля потрепал легонько Нину за косы и провозгласил:

— Вена не сможет прийти.

— Понимаю, — кивнула Лида и стала что-то сквозь зубы насвистывать.

— Ничего ты не понимаешь, — мягко проговорил Коля, — он действительно не может прийти. У него болит нога. Кажется, растяжение. — Коля, наверное, ждал, что Лида заговорит, но она продолжала насвистывать.

— Ну, чего ты злишься? — Коля сел верхом на стул, вытащил из кармана железную коробку с махоркой и принялся вертеть длиннющую цигарку. Поглядывая на Лиду, он тихо проговорил:

— Ты могла бы понять Вену, сгоряча он решился, а когда все обдумал, взвесил…

— Когда все взвешивают… — Лида оттолкнула баул, — не может быть и речи…

— Не делай скоропалительных выводов. Постарайся его понять. Он пережил такое потрясение. Здесь его все знают. Да он сам тебе все объяснил. Вот его письмо. — Коля вынул из кармана тужурки незапечатанный конверт и протянул его Лиде.

Но она не взяла конверт, даже не взглянула на него.

— Передай ему, — сказала она, — что мне и без его объяснений все ясно. Где же моя блузка? Ах, я ее, кажется, в гардеробе оставила. — Лида поспешно вышла.

Странно: только что сама уложила блузку в баул и ищет?!

— Плохи, брат, твои дела, — тихо сказал Коля, встал и, оглядываясь на дверь, засунул конверт на дно баула. Погрозив Нине пальцем, Коля снова уселся верхом на стул.

Вошла Лида. Похоже, что она плакала, глаза сильно красные.

— Скажи, положа руку на сердце, — сказала Лида, глядя на Колю сверху вниз, — ты при данных обстоятельствах поступил бы так же?

— Типично дамский вопрос.

— Ах да, я забыла — ты же слова худого про товарища не скажешь. Что же мне еще нужно уложить?

— Что касается меня, я уехал бы на паровозной трубе…

— Ты это серьезно? Поедем! — оживилась Лида.

— Я не могу маму оставить. А они? — Коля кивнул в сторону Нины. — Наташе одной их не вытянуть.

— Ты человек долга, — сказала Лида, — а я чувствую себя свиньей… Столько вы для меня сделали…

— Еще скажи, что мы твои благодетели! — сердито сказал Коля. — Ерунда на постном масле.

Неожиданно Коля засмеялся.

— Ты о чем? — с обидой спросила Лида.

— О том, что ты первая женщина в нашем благородном семействе, покидающая родные пенаты. Первая ласточка!

Нина не поняла, говорит Коля шутливо или серьезно, а Лида показала на нее.

— Вот еще ласточка растет.

— Я тоже, когда вырасту, поеду в Москву, — заявила Нина.

— Собственно, что ты тут торчишь? Шла бы в рощу, — сказал Коля, — любишь ты взрослых слушать.

— А что, разве нельзя? Я Лиду провожаю.

— Ладно, сиди уж, — разрешил Коля и повернулся к Лиде. — Ты лучше объясни: на какие шиши собираешься жить?

— На те же, что и здесь. Я здоровая. У меня есть знания. Думаю, что образованные люди везде нужны.

— Не очень пока в этом уверен. В команде, не считая капитана, я единственный шибко образованный. Но для того чтобы драить палубу, грамота не нужна.

— Не представляю, как ты там. Как к тебе относятся?

— Сначала настороженно… Приглядывались. Конечно, у меня по сравнению с настоящими матросами кишка тонка. Но когда вместе в передрягах побываешь, когда разделишь последнюю щепотку табака — найдешь общий язык.

На вокзал — провожать Лиду — бабушка не поехала. Не хотели брать младших сестер, но Натка подняла такой рев, за двоих, что пришлось взять.

Когда все вернулись с вокзала, в кухне сидела заплаканная Домнушка. Вытирая краем головного платка глаза, она рассказывала маме:

— Не сегодня-завтра Марфушка отдаст богу душу. Высохли белые рученьки, ни кровиночки-то не осталось…

Бабушка поспешно выпроводила сестер. Нина убежала в рощу. Какой ужасный день! Уехала Лида… Как много народу на вокзале. И все куда-то торопятся, куда-то едут… Нина закрыла глаза и мысленно увидела: черный, горячий, в седых клубах пара паровоз; зеленые, медленно вздрагивающие вагоны; и Лида в окне вагона. Сколько шума на перроне: звенит колокол, пыхтит, гудит паровоз, визжат вагоны, кричат что-то провожающие, кричат, будто не понимают, что все равно ничего не услышишь.