Жизнь Нины Камышиной. По ту сторону рва - Елена Коронатова

— Кому ж на него жаловаться-то?

— Советской власти.

— И, девонька, он тогда совсем меня со света сживет. Не понимаешь ты наших деревенских. Мала еще, вот и нет понятия об деревне.

Оставшись одна, Нина долго не могла уснуть. Противно-нудно жужжали под потолком мухи. В голову лезли скучные мысли. Так было бы интересно пойти с Марфушкой на покос, но неудобно сейчас. Ей, конечно, не до того… Как она сказала: «Придет беда — и лебеда еда…» Лебеда — нужда, лебеда — беда, беда — бедные. Марфушка бедная… Бедные — это, наверное, те, у которых все время беда… беда… беда…

В полдень пришла Архиповна.

— Штец тебе принесла, — сказала старуха, — постные шти-то, но молочком забелила, все, гляди-ка, повкуснее. Ты кушай, кушай, пока не простыли. — Архиповна села на лавку, подперев щеку рукой. — Совсем занедужила Марфа-то. Внучка моя бегала на покос, харчи носила, так сказывали бабы: свалилась Марфа, положили они ее под кустики в холодочек.

— Почему же ее к доктору не повезут?

— Эээ, милая, дохторов у нас на деревне нету. Вечером привезут, поправлю ей маленько спину да живот, бог даст, полегчает.

Щи невкусные, несоленые, но, боясь обидеть старуху, Нина ела.

— Уж не до тебя Марфе-то, — вслух, будто Нины здесь вовсе и не было, рассуждала Архиповна, — взяла бы я тебя к себе, да негде тебе у нас расположиться. Ты вот спать привыкла в отдельности. Ну, и дед у нас-то хворый, дух от него чижолый…

После ухода Архиповны Нина долго слонялась по избе, не зная, чем себя занять. Принялась было читать «Оливера Твиста», но перед глазами у нее все была Марфушка-вековушка. Знала бы о ее болезни мама! А если написать письмо? Нина вытащила из своей корзинки бумагу и конверт. Села к столу.

«Дорогая мамочка, Марфушка сильно заболела. Ее надо лечить, а в деревне докторов нет. Этот Сазонов ужасно злой. Марфушка говорит, что он со свету ее сживет. Мне Марфушку ужасно жалко. Она порченая. Мамочка, приезжай скорее и забери меня. Целую тебя, твоя дочь Нина. Скажи Домнушке: пусть она приезжает. За Марфушкой некому ухаживать. Мамочка, попроси у доктора Аксенова какого-нибудь лекарства для Марфушки».

Запечатала письмо, написала адрес. Но где почта? Как-то Марфушка говорила, что почта в соседней деревне Петуховке. Но как пройти в Петуховку? Антон. Вот кого надо спросить.

Мостик, на котором доски прыгали, как клавиши, Нина нашла, без труда. Наверное, и сегодня Антон погонит здесь телку. Чтобы никто ее не увидел, Нина забралась под мостик. Сидела и швыряла камешки в воду, но скоро забыла про камешки — заели комары.

В Деревне лаяли собаки, за мысиком озабоченно крякали утки, а в кустах тальника на другом берегу какая-то птичка жалобно выводила: чиииирр… чииир… чиир… «Зовет детей», — решила Нина. Интересно, а могут птицы думать? Любят же они своих птенцов, кормят их. Коля сказал, что это инстинкт. Ну, а если птица потеряла детей и ей грустно? Нет, наверное, птицы хоть немножко думают… Интересно, что про нее Антон думает? А вдруг он пойдет другой дорогой? Она решила сосчитать до тысячи и уйти, досчитала до двух тысяч, сбилась и бросила.

Она его увидела не по ту сторону реки, а на том же берегу, где она сидела. Значит, он перешел брод где-то выше. Со всех ног бросилась к Антону. Заметив Нину, он быстро пошел ей навстречу. Антон протянул капустный лист с крупной смородиной.

— Значит, это ты приносил?

Он молча кивнул. Они шли рядом. Нина машинально кидала в рот ягоды, мучилась, не зная, как ему обо всем рассказать.

— Ты чего бежала? — спросил Антон.

Он с первых же слов все понял:

— Ладно, давай письмо, я отнесу его в Петуховку. Почта там. Может, угадаю под отправку — так завтра мамаша и получит. — Антон вслух прочел адрес.

— Ты умеешь читать? А Марфушка говорила, что в деревне все неграмотные.

— Умею. Дома я учился. Ты ступай, — сказал он, — я напою телку. Письмо я отнесу на почту, может, сегодня и отнесу.

Нина медленно побрела по берегу. Кто-то ее догонял, она оглянулась. Антон, сказав: «Погоди», снял потрепанный картуз и вытащил из-под подкладки бумажку. Сунув бумажку ей, он пробормотал: «Дома прочтешь» — и убежал.

Почерк четкий, как у Кати на уроках чистописания.

На лесную полянку вышла она,Тихая девочка, сказка моя,Ветер по лесу гуляет,Девочку он дожидает.

У Нины захватило дух. Это он написал про нее. Антон. Она шепотом сказала: «Антон» — и засмеялась.

Марфушка была уже дома, лежала на лавке, жаловалась, что спину «ни согнуть, ни разогнуть» и голову «трамтит и трамтит чегой-то».

Вечером Нина в деревянной лохани мыла ноги на ночь. И вдруг кто-то негромко окликнул. Антон! Он стоял у ворот и смотрел на нее. Одернув платье, она с мокрыми ногами подбежала к воротам.

— Отнес я письмо. Почтарь сказал: завтра получат.

Антон так же внезапно исчез, как появился. Нина даже поблагодарить его не успела.

— Кто там приходил? — слабым голосом спросила Марфушка.

— Мальчик один, я его попросила… он ходил на почту… Его зовут Антон.

— А, этот… Они хорошие люди, надежные, из беженцев, А может, хуторской Антошка?

— У них еще телка, он ее пасет. Такой добрый мальчик… Он обещал…

— Тогда из беженцев. Только не ихняя телка-то. Чужую он пасет. За кусок хлеба и пасет. Они и с детей готовы три шкуры содрать. Антон хоть уж, почитай, большак, а брательник у него, еще десяти годочков нет, они вместе весной на пашню ходили. От темна до темна батрачили. Господи, будет такое время, когда ребятишки на богатеев спину гнуть не станут? Будет аль не будет?

— По-моему, будет, — сказала Нина.

— Добро, кабы по-твоему, — Марфушка глубоко вздохнула и сказала: — Кабы дожить.

Нина никак не могла заснуть и очень обрадовалась приходу Архиповны.

— Дай-кось, думаю, погляжу, как она, сердешная, — проговорила старуха, присаживаясь к Марфушке на лавку.

— Однако помираю я, — со всхлипом вздохнула Марфушка.

— А ты не кликай смерть, настанет час — небось ее замешкается, — строго сказала Архиповна. Она зажгла лучину и прикрепила ее к таганцу на шестке. — Настою из травки принесла тебе, выпьешь, гляди-ка, и полегчает. Девонька-то кушала? Али некушамши легла?

— Спасибо, я молоко пила.

— Ну и ладно. Ты, милая, спи. Повернись к стеночке и спи, а я малость Марфе спину поправлю.

Архиповна осталась ночевать. Сквозь сон Нина слышала, как она то и дело вставала к стонущей Марфушке, грозилась на кого-то найти управу, давала Марфушке воды «испить», потом так же сердито шептала молитвы, будто выговаривала богу.

Мама и Домнушка, очень встревоженные, приехали через день к вечеру.

Домнушка осталась в деревне, ухаживать за сестрой. Марфушка, несмотря на жару, все зябла, потихоньку охала и без конца просила пить.

Провожая их, Домнушка вытирала слезы головным платком.

— Гнула Марфа спину на богатеев, да, видать, сломалась.

На выезде из деревни, у речки Нина увидела ребят и Марусю. Она помахала им рукой, поискала глазами Антона и не нашла.

— Знаешь, мамочка, тебе письмо отнес один мальчик, то есть не тебе, а в Петуховку.

— В Петуховку? — удивилась мама. — Это же верст пять.

Выходит, Антон ради нее прошел пять верст туда и пять обратно. А она ему даже спасибо не успела сказать. Увидит ли она еще его когда-нибудь?

Мохнатая коротконогая лошаденка споро бежала, отгоняя хвостом паутов. Нина вглядывалась в кусты: не покажется ли бурая телка…

Глава девятая

Радость возвращения — особая радость. Во дворе на черемухе черные шелковистые ягоды, возьмешь в рот — язык сразу к нёбу привяжет. В роще крапива вымахала вровень с забором. Под лопухом, все равно что под зонтиком, можно укрыться от дождя. На березках кое-где уже просвечивали желтые листья.

— Роща — это что… А лес знаете какой бывает!.. — рассказывала Нина сестрам. Лес… Маруся… Как заблудилась и как ее спас от медведей (в «Медвежьей балке», конечно же, живут медведи) мальчик Антон. Сестры сидели на своем излюбленном месте — в конце аллеи на пеньках. Нина вытащила из кармана потемневшую на сгибах бумажку. Катя и Натка от стихов пришли в восторг.

— Он в тебя влюблен! — воскликнула Катя. — Девочки в школе говорили: если кавалер влюблен в барышню, он обязательно пишет ей стихи.

— Глупости! Во-первых, он не кавалер, просто он хороший мальчик! — Нина рассердилась больше из-за того, что сама считала: конечно, влюблен, только об этом она должна одна знать.

Каждый раз ее рассказы о деревне обрастали все новыми подробностями: таких стрекоз в роще и не бывает, та стрекоза была с карандаш, а на ней сидела божья коровка. Коля, услыхав, как он его назвал, «стрекозлиный» рассказ, спросил:

— А не перевозила ли стрекоза на своей спине настоящую корову?

Нина постаралась больше при Коле не распространяться.