Мне доставшееся: Семейные хроники Надежды Лухмановой - Александр Колмогоров

На станции Ольгинская решили отслужить всенощную. Со священником саратовского отряда дошли через поле до церкви. Появились жители. Пели сами сёстры. Местный священник передал на раненых 55 полотенец и до 200 аршин холста. Буфеты на станциях становятся хуже и дороже. Получили телеграмму о сражении на Ялу 18 апреля — 800 раненых! Да будет воля твоя!

24 апреля, станция Тулун.

…С тех пор, как я ношу передник с крестом, косынку сестры милосердия и веду размеренную жизнь, мне стали дороги и все подобные общины.

На станции Зима отправилась с сестрой к местному священнику. Посёлок не более 20 дворов. Матушка, дети, церковноприходская школа, 32 ученика. Расстались, как добрые друзья…

27 апреля, станция Инокентьевская.

…Идиллия отлетела от нас. Пьянство санитаров и кражи у сестёр. «На ходу» (в Саратовской общине) врач сделал мне прививку от оспы…

29 апреля, Иркутск.

Последний приют нормальной жизни. Столпотворение военных, лошадей, музыка. Застали санпоезда великих княгинь Марии Павловны, Татьяны Николаевны, Марии Николаевны, Анастасии Николаевны. Все рвутся вперёд…[515]

1 мая, Иркутск.

…Холод, идёт снег. К эшелону присоединили 3 вагона третьего и четвёртого классов, которые сёстры сами вымыли водой и нашатырным спиртом, очистив от тараканов и грязи, оставленных солдатами[516].

Я видела Карпаты, Альпы и горы Италии, но Байкал произвёл на меня более сильное впечатление. Переправлялись на ледоколе-пароме, куда вкатывали вагоны…[517]

9 мая.

…В Танхое всю ночь и до полудня стояли на площадке между путями в непромокаемых плащах, прикрыв вещи. Остались бы и без пищи, не помоги нам сторожа. Мой багаж — 36 ящиков провианта — сдала на склад. Встретила адмирала Н. И. Скрыдлова со свитой. Узнав меня, пригласил в вагон, где я застала графиню Игнатьеву. Далее ехала с объединённым Всероссийским дворянским отрядом М. А. Стаховича…

13 мая.

…Между докторами едет хирург — княгиня Гедройц, бывшая старшим врачом больницы одного из заводов Орловской губернии. Прошла ужасная ночь с бурей и снежной метелью.

На станции Маньчжурия контроль. Не пропускают женщин, не приписанных к общинам или поезду. Вернули корреспондентку «Нового Времени» М. Я. Пуаре. Если бы я не имела официальных бумаг от Красного Креста с занумерованной перевязью, то и меня постигла бы та же участь…[518]

20 мая, Харбин.

…От Маньчжурии пришлось ехать в вагоне 3-го класса с санитарами. Ночь под Хинганом. В поезде едут инженеры во главе с Горбацевичем и Гариным-Михайловским. Хайлар — первый китайский город на моём пути.

В Харбине я нашла радушный приём в главном управлении Красного Креста и получила попечительство над 1-м военным госпиталем. После совещания у генерала И. П. Надарова собираюсь ехать в Ляоян, Мукден и везти раненых под Тюренченом на барже по Сунгари и Амуру до Хабаровска. Живу в Новом Харбине в единственном 3-этажном доме…[519]

23 мая.

…Первое общение с тяжелораненым. Он пытается говорить и просит образок на шею. Я сижу у него на кровати, вытираю платком пот с его лица, а за моими плечами уже дышит холодом смерть, давно вошедшая сюда и почему-то не решающаяся прекратить страдания своих жертв…[520]

13 июня, Хабаровск.

…С 9 по 13 шли первым караваном эвакуационных барж по Сунгари[521] и Амуру, а добравшись, передали 240 человек в лазареты. 17-го отправимся в Никольск-Уссурийский и далее — во Владивосток…[522]

Известно, что здесь Надежда Александровна читала лекцию «О положении военных лазаретов на Дальнем Востоке»[523].

Из телеграммы от 18 июля 1904.

ДЕНЬ 16-ГО ПРОВЕЛА В ОТРЯДЕ ГЕНЕРАЛА МИЩЕНКО. ВСЕ ЗДОРОВЫ И БОДРЫ. ВЫЕХАЛА НОЧЬЮ ПОД КОНВОЕМ КАЗАКОВ.

Ляоян.

…Война вошла в сознательную колею. Всё и все подтянулись, о кутежах и молодечестве нет больше и помину, понимая, что враг неумолимый, стойкий. Раненые японцы поражают молчаливостью, необыкновенной чистотой белья даже у солдат, вежливостью, что поневоле вызывает симпатию…[524]

Хайчен.

…Условия жизни ужасны, но сама жизнь до того захватывает своим неподдельным, насущным интересом, что всё переносится как мелочь, которая не может отравить существование или расстроить нервы. Здесь почти все спокойны и уравновешены. Второе пребывание в подвижном отряде генерала Мищенко 15–16 июля…[525]

26 июля, Ляоян.

…Из города уже выехали Евангелический и, кажется, Георгиевский госпитали. Много раненых. За последнюю неделю 3-й приступ дождей[526].

Эти жёлтые, мелкие, подвижные, хорошо вооружённые, легко одетые, сытые, появляющиеся всегда неожиданно японцы действуют нервно на наших солдат. Они удивляют их своей массой, подвижностью и лезут, лезут, как мураши[527].

До 17 августа я ещё не встретилась с войной лицом к лицу. Она представлялась мне далёким чудовищем, которое пряталось где-то в горах, убивало и присылало к нам искалеченных людей…[528]

Ляоян.

…Когда утром застонал воздух от страшной канонады и свиста летевших снарядов, когда стали видны огни и целые снопы зарева от разрывавшихся шрапнелей и в развёрнутые госпитали привезли раненых, мне стало ясно — моё предназначение быть здесь.

Спешу, дождь. В несколько слов объясняюсь с врачом и через 5 минут уже сижу на полу и расщипываю тюк юты (серой пакли), которая идёт на перевязку ран. С этой минуты я становлюсь сестрой, временно прикомандированной к 26-му подвижному госпиталю (при 35-ой пехотной дивизии, 17-го корпуса, 3-ей армии), раскинутому в садике против вокзала. Кошмарная, страшная жизнь захватила меня [529].

Перевязку я знала в теории. К счастью, первая рана была из тех, что мы называем «гуманными». Пуля не задела кость, оба отверстия чисты и малы. Первые 3–4 перевязки руки дрожали от желания не ошибиться. Через некоторое время я освоилась и уже помогала накладывать шины. Были и такие рваные раны, что первые секунды невольно закрывала глаза, но пересилив себя, опять работала и помогала. Ушли без ног, а с утра тот же ужас под грохот близкой битвы[530].

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});