Свет мой. Том 3 - Аркадий Алексеевич Кузьмин

валявшимися за домом. У его подъезда стояла Казимира и, не замечая холода, восторженно-любовно глядела вслед удалявшейся паре молодых людей: Ружены и молодого рослого парня в блестящих сапогах, какие носили польские полицейские. И счастливая Казимира сообщила армейцам, что вот сынок Яцек вернулся, жив. Сбежал от немцев. Вот и дождались его.

Горевшие в камине дрова – еловые, нет ли – потрескивали, точно порохом обсыпанные, и раскаленные угольки прыгали во все стороны. На что Назар присказал:

– Ну, нынче гости будут. Наконец!

Лада, сидя на стуле, штопала. Видно, штопка и шитье успокаивали ее.

В это время раздался несильный стук в дверь. Лада, услышав его, бросила штопанье и, побледневшая, сжав кулачки, поднесла их к лицу и с ужасом смотрела на русских постояльцев, ожидая, что же будет. Она еще жила прежними страхами и потерями.

То доехал по делу сержант Коржев. Завез ожидавшим армейцам немного продуктов и весть о том, что за ними прибудет машина послезавтра.

Но назавтра случилось нечто непредвиденное: в квартиру вломились вооруженные незнакомые лейтенант и сержант, заявив Броневскому, впустившему их, что они из комендатуры и что им необходим велосипед – на их велосипеде спустила шина. А им нужно срочно добраться в свою часть.

– А ну, выйдите! – потребовал от них Антон, став перед ними. – Здесь охраняемый военный склад. Назар, давай сюда винтовку! – В висках у него стучало. Он не слышал звука собственного голоса.

Однако странный молодцевато-бойкий офицер, какой-то слишком правильный, слоновый, отстранив рукой его, прошел в коридор и снял с вешалки кладовки ладный дамский велосипед – ухватил его, несмотря на рыдания Лады. Проговорил:

– Вот этот нужен нам! Взамен я оставлю совсем новенький…

Поляк растерянно-горестно смотрел на плакавшую дочь.

– Позорно Вам, товарищ лейтенант, врываться так в чужой дом и отбирать добро, – говорил Антон. – Мы ж – не немцы, не грабители… А Вы, Назар, зачем их впустили?..

На что Назар насупился, сказал, что нечаянно заснул; не знал уж, как это получилось.

– Да, пойми же, парень: мы торопимся, – тащил офицер велосипед. – Замену отдаем первоклассную. Только накачайте шину…

– Да я посмотрю еще на классную вашу. – И Антон спустился вниз. Убедился в том, что лейтенантский велосипед был новенький. Затащив его в кладовку и повесив на штырь, он подошел к Ладе, сидевшей на диване, уже затихшей (слезы на глазах у ней высохли почти), и покаялся – залепетал о том, что растерялся вначале: сам не ожидал такого нашествия: наверное, лейтенант действительно спешил… Да, да, ему было стыдно перед нею и за бодрого лейтенанта и за себя, слабого перед нею… И прибавил вполне осознанно, что будь он взрослым, то уж, наверное, лучше бы защитил ее. Она благодарно взглянула ему в глаза и ладошкой ласково дотронулась до его руки.

В предотъездный вечер (за имуществом и товарищами прибыл Саша – грузин на длинном зиловском автобусе и чернявая медсестра Клара) квартира Броневских враз наполнилась шумом. Приехавшие стали готовить ужин, используя сковородку и другую хозяйскую посуду. Потом ели, весело разговаривали; даже напевали ходовые песни, в которых так пронзительно повествовалось, казалось, именно о том, что происходило с ними всеми – что-то неразрывно-всеединое, исповедальное. Невиданная военная катастрофа и битва с вселенским злом-адом вызвали в России такие невиданные нигде, ни в одной стране песни, пронизывающие всю душу. Мы, русские, живем постоянно в сострадательном наклонении; нас хваленым европейцам не понять: для них важнее всякие побрякушки. Потому они и кричат, что им непонятно, как Россия любит страдать, выражать страдание.

Так вот Ладу занимало это. Ее интерес занимала и сноровистая Клара.

И тут-то будто в комнате, заваленной бельем, поярчало: она впервые ясно улыбнулась. И затем, увлекая Антона, в коридор (он последовал за ней), она круто обернулась и поцеловала вдруг, прошептав на прощание:

– Dziękuję!

Спозаранку шумно собирались в отъезд, укладывали вещи в салон автобуса, и эти сборы для всех были радостны.

Окончив погрузку, Антон и Назар поднялись сначала на третий этаж и попрощались со знакомыми польками, а затем опять зашли к Броневским. Антон, точно в чем-то провинившийся перед ней юнец, с трудом взглянул на нее, стоявшую в коридоре в темном домашнем платье, увидел ее внимательные серые глаза, гладкие длинные волосы по плечам… «Как уже?!» – словно растерянно-удивленно говорила она про себя в то время как внешне не показывала ни растерянности, ни удивления.

Что он сказал ей?

– Ну, вот и до свиданья.

И только. Пожал ее холодную руку. Она ее протянула ему и опустила рассеянно. Он видел: она уже не жила одним только страхом, а думала о чем-то со слабой улыбкой, светлевшей не ее неулыбчивых прежде губах. Он тихо вышел от них, Броневских, почти радостный, как выходят оттуда, где находится трудно, но все же выздоравливающий больной.

Они уселись в салоне автобуса. Торчащий черный дом искрасна тлел под лучами солнца. И вот полетели назад еще пустынные городские улицы. Клара прислонилась к кабине Саши, они оба довольные, оживленно переговаривались о чем-то.

«Вот же как просто все, – подумал Антон. – Вон какие у них счастливые лица; я не хочу им мешать своей серьезностью, ее выражением…» – Машинально он сунул пальцы в карман за платком носовым и неожиданно нащупал ключ к своему удивлению – ключ от комнаты, которую они снимали в Торуни.

Он подошел к кабине, посетовал на свою оплошность.

– Не горюй, друг, – утешил Саша, крутя баранку. – Может когда-нибудь проедем… отдашь. Если не забудешь. – И стал опять слушать Клару.

Они в конце февраля переезжали у Быгдощь. Через Торунь. Антон до самого Торуня сидел в салоне того же Яшиного автобуса, рядом же с майором Риссом, Коржевым, Сторошуком и, слушая насвистывая Яшины, маялся от возникавшей проблемы с забытым ключом. Прямо просить майора о том, чтобы заехать ради этого к Броневским, – у него духу не хватало.

И все-таки он позвал вслух:

– Товарищ майор, а товарищ майор!

Тот подозрительно оглянулся на него.

– Может, завернем к торуньским знакомым? Я ключ забыл им отдать… – Он вытащил его из кармана.

Но майор, старый человек, – верно, занят был чем-то важным, – лишь помотал головой отрицательно, как если бы он отказывал ему в игрушке какой.

И так Антон проезжал Торунь, и почти все здания, которые они миновали, казались теперь ему похожими на тот гостеприимный дом, где он встретил Ладу.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

I

Тогда же Антон, странствуя вдали от дома и беспокоясь о родных, по сыновному долгу писал матери, слал ей весточки о себе в воинских треугольничках; взаимно мать сообщала ему