Кембриджская школа. Теория и практика интеллектуальной истории - Коллектив авторов

признает ли он его[207].

Второй аспект четвертого шага состоит в том, чтобы установить два вида воздействия, которое идеология как казуальный фактор оказывает на поведение, чьей легитимации она служит: воздействие репрессивное и созидательное. Прежде всего, конвенциями использования, управляющими господствующим нормативным словарем, нельзя манипулировать неограниченно и поэтому их нельзя применять для легитимации любой необычной практики. Пределом и каузальным ограничением для легитимных нестандартных акций будет то, до какой степени может быть оправданна идеологическая манипуляция [Skinner 1974a: 299–300][208]. Скиннер резюмирует:

Поэтому проблема, которая встает перед тем, кто желает легитимировать свои действия и одновременно добиться того, что он хочет, не может быть просто инструментальной проблемой приспособления нормативного языка к его проекту. Это отчасти и проблема приспособления его проектов к имеющемуся нормативному словарю [Skinner 1978, 1: xii – xiii; Скиннер 2018, 1: 13].

Ограничение здесь имеет два аспекта: идеологический и политический. Попытка «растянуть» идеологические конвенции нуждается в оправдании, и оно, как правило, принимает форму обоснования изменения в категориях того, что уже является общепринятым и само собой разумеющимся. Идеолог меняет одну часть идеологии, придерживаясь другой ее части, апеллируя к конвенции и тем самым укрепляя ее. Например, главным оправданием Бартоло для приведения права в соответствие с фактами был конвенциональный аргумент, что долговременный обычай или практика обычно являются основаниями для претензии на правовое признание. Макиавелли оправдывал свой совет, что государю нет необходимости всегда поступать добродетельно, тем, что это позволит ему добиться того, чего, по всеобщему убеждению, и должен достигать государь, – т. е. он должен поступать добродетельно, создавая хорошее войско и хорошие законы, и тем самым снискать похвалу, честь и славу. Поскольку Макиавелли обычно считается одним из самых радикальных теоретиков, анализ Скиннера наглядно показывает конвенциональные пределы идеологических инноваций.

Вторым ограничением является то, до какой степени идеология ограничивает политическое поведение, легитимации которого она служит. Это можно пояснить на одном из множества примеров Скиннера. Немецкие правители использовали учение Лютера, что церковь – это институция, не имеющая юридической власти и права на значительное имущество, чтобы легитимировать свое сопротивление авторитету и богатству папства. Даже если они верили не в сами принципы Лютера, но лишь в то, что поддержка этих принципов выгодна для них (самый плохой случай для проверки гипотезы Скиннера), они тем не менее, стремясь выглядеть легитимными, были вынуждены провозглашать их и действовать в соответствии с лютеровской идеологией: «Независимо от стоявших за этим мотивов, результатом в каждом случае было одно и то же; платой за разрыв с Римом служило распространение лютеранской ереси» [Skinner 1978, 2: 64; Скиннер 2018, 2: 97]. Скиннер объединяет оба этих репрессивных аспекта в лаконичном заключении: «В этом смысле каждому революционеру приходится возвращаться на поле битвы» [Skinner 1974a: 294–295].

Во-вторых, идеология действует как материальная сила в качестве не репрессивного, а созидательного инструмента, порождая изменения в сознании. Работа Скиннера здесь еще носит предварительный характер; несмотря на это, он предлагает три гипотезы. Успешное манипулирование критериями для применения слова (манипулирование, которое становится конвенциональным) вызывает изменения «в общественных убеждениях и теориях». Конвенционализация изменения референции становится причиной изменения в «общественных представлениях и сознании». И, наконец, успешная модификация оценочной силы слова производит изменения в «общественных ценностях и установках» [Skinner 1980a]. Скиннер работает над изучением того, до какой степени капиталистическое поведение одновременно ограничивалось и порождалось протестантским словарем, который изначально его легитимировал. Таким образом, хотя политический контекст первичен, идеологический контекст, как мы видели, не является исключительно надстройкой. Он, в свою очередь, воздействует на базис по крайней мере двумя означенными способами, и это, по иронии, есть результат его надстроечной легитимирующей роли.

Пятый шаг

Наконец, пятый шаг является ключевым для всего подхода: он объясняет, как идеологическое изменение начинает вплетаться в способы действия, как оно становится конвенциональным. Это исторический вопрос, на который в подходе Скиннера и в его исследованиях обнаруживаются два варианта ответа: идеологический и практический. В идеологическом плане распространение концептуальной инновации отчасти зависит от того, насколько хорошо она корреспондирует с другими школами мысли. Как показывает Скиннер в случае распространения лютеранства [Skinner 1978, 2: 20–113], Лютер мог привлечь идеологических последователей из числа сторонников оккамизма, гуманизма и других интеллектуальных и народных течений, поскольку его критика в большой степени сближалась с критическими элементами в этих традициях. Второй фактор – это способность идеологий контролировать инструменты распространения, такие, как университет, церковь, а к XVI веку – печать. Этих факторов достаточно, чтобы транслировать идеологическое изменение и оказывать воздействие, к примеру, на поколения студентов, но они сами по себе недостаточны, чтобы произвести соответствующее изменение на практике. Первичным агентом масштабного изменения как в мысли, так и в действии является неустойчивая конфигурация властных отношений, которая образует практический контекст и которую репрезентируют идеологические дебаты. Идеологическое изменение становится общепринятым и авторитетным в той мере, в какой столкновение политических сил влечет за собой защиту или учреждение практик, для характеристики и легитимации которых используется идеологическая манипуляция. Как показывают исследования Скиннера, речь здесь в большинстве случаев идет не о непосредственной политической борьбе, но о распространении идеологии и ее приспособлении к стратегиям борьбы более широкого спектра, благодаря которым становится возможным ее закрепление и гегемония. Инновация Бартоло распространилась не только потому, что была полезна в войнах за независимость городов-коммун, но и потому, что подходила для той же самой цели французской монархии и немецким феодалам. Успех лютеранства зависел не только от немецких правителей и крестьянства как их политической опоры, но и от его использования в европейских войнах XVI века, и именно поэтому оно способствовало идеологическим и практическим союзам, составившим Реформацию. Сила аргумента отчасти может служить объяснением его изменения и сохранения в политической мысли и политическом действии в Европе, но важнее оказывается столкновение политических сил – сила оружия.

Анализ

Первый тезис

Я хотел бы теперь обратиться к анализу подхода Скиннера и предложить три тезиса о современной политической мысли, которые можно извлечь из его работ. Предваряя дальнейшее обсуждение, я хочу подчеркнуть, что работы Скиннера по философии социальной науки и метода всегда опирались на его исторические исследования и наоборот. Подобно Мишелю Фуко позднего периода, занимавшему сопоставимую позицию в Коллеж де Франс, Скиннер внес большой вклад как в социальную теорию, так и в историю, и его достижения в каждой из этих областей являются результатом его исследований. Сознательное игнорирование обоими авторами академического разделения труда между философами, методологами и теоретиками, с одной стороны, и историками и социологами – с другой, объясняет, как я полагаю, оригинальность их трудов в обеих областях.

Соответственно, и мои три тезиса выходят за рамки обозначенных академических разделений, каждый из них является как теоретическим, так и историческим.