Восхитительная ложь - Шона Мейред

потирает нервы. Я знаю, ему тяжело оставлять меня здесь одну со всем происходящим, но, честно говоря, я с нетерпением жду возможности побыть одной, чтобы собраться с мыслями.

— Со мной все будет в порядке, Роуэн.

— Я буду максимум через несколько часов.

— И я буду прямо здесь, когда ты вернешься.

Я вижу его мысли, когда они танцуют на его лице, затем внезапно он берет меня за руку и тянет из кухни по длинному коридору. Наконец, он останавливается перед большой картиной, затем отпускает мою руку, дергает за правую сторону и открывает ее, как дверь. Вздох срывается с моих губ, когда я вижу большой черный сейф, плавно вмонтированный в стену. Стоя рядом, я наблюдаю, как Роуэн набирает код на клавиатуре, прежде чем повернуть диск. Щелчок замка наполняет воздух, а затем Роуэн открывает сейф, демонстрируя мираж огнестрельного оружия.

Мои глаза расширяются, когда от шока по моей коже пробегают крошечные мурашки. Он протягивает руку, вытаскивая не один, а два пистолета. Я наблюдаю за ним со смесью благоговения и ужаса, когда он проводит все те проверки, которые люди делают с оружием, а затем засовывает первое оружие за пояс сзади своих костюмных брюк.

Со вторым пистолетом в руке он прижимает меня к своему телу, пока моя спина не соприкасается с его передней частью. Затем он протягивает руку и вкладывает пистолет мне в руки.

— Обхвати руками рукоятку, — требует он, кладя подбородок мне на плечо. Его горячее дыхание касается моей шеи, когда я проглатываю страх и делаю, как он просит. — Когда ты держишь пистолет, твоя хватка должна быть высокой и крепкой, то есть между твоей плотью и пистолетом не должно быть промежутков. — Я следую его инструкциям, игнорируя учащенный ритм своего сердца, пытающегося вырваться из грудной клетки. — Теперь ты видишь ту вазу у двери? — он шепчет мне в шею, и я киваю в ответ. — Это твоя цель. Не смотри прямо на неё. Тебе нужно выровнять мушку и прицел. — Он указывает на два маленьких треугольника на обоих концах ствола. — Мушка должна быть четко сфокусирована, в то время как задний прицел будет немного размытым. Не нажимай на спусковой крючок, пока не увидишь, что оба прицела выровнены.

Заглядывая мне через плечо, он кладет мои руки туда, где он хочет, чтобы они были.

— Теперь используй центр подушечки указательного пальца и первый сустав, чтобы нажать на спусковой крючок.

Я поднимаю палец вверх и делаю вдох.

— Теперь стреляй.

Сила пули, вылетающей из ствола, отводит мои плечи назад, но устойчивая позиция Роуэна позади меня удерживает меня на месте.

Ваза взрывается, разбрасывая в воздухе несколько осколков цепочки.

— Хорошая девочка, — хвалит он, прежде чем запечатлеть поцелуй на моей шее. Наконец, он разворачивает меня лицом к себе. — Теперь, если кто-нибудь осмелится войти в этот дом, пока меня не будет, сначала стреляй, а вопросы задавай потом.

— Роуэн! Я не могу в кого-то стрелять.

— Конечно, сможешь. Просто помни, что я сказал. Высоко и плотно, наведи прицел и нажми на спусковой крючок.

— Ты сумасшедший.

— Только с тобой. — Он дарит мне последний долгий поцелуй, прежде чем оставить меня стоять посреди коридора, полностью обнаженную, с пистолетом в руке.

Что на самом деле за хуйня?

Прошло почти три часа с тех пор, как ушел Роуэн, и я, кажется, не могу унять нервную энергию, роящуюся, как колония сердитых пчел, в моем животе. Я делала все, что могла придумать, чтобы скоротать время, даже гуляла по прекрасным садам и срывала цветы с цветущих кустов розы и лаванды. Когда я не могу сосредоточиться ни на чем, кроме того, где он и в безопасности ли он, я решаю снять напряжение в своих мышцах, воспользовавшись большой ванной на ножках, которую я видела в главной ванной комнате.

Когда ванна наполняется водой, я разбираю цветы, которые сорвала в саду, и бросаю лепестки в воду, наполняя воздух ароматом. Как только она готова, я вхожу в нее и погружаю свое тело под воду. Откидывая голову на латунную поверхность, я закрываю глаза и позволяю воде смыть все мои тревоги.

Расслабившись, я купаюсь в тишине, оставляя вчерашний стресс позади и отгораживаясь от мира, который вращается вокруг меня.

Внезапно крепкая хватка сжимает мою шею, и мои глаза распахиваются. Встреченный черной балаклавой, мой взгляд затем соединяется с проникающими озерами лесной зелени. Все в этом незваном госте напоминает о той самой первой ночи, когда наши с Роуэном пути пересеклись.

Мужчина передо мной, одетый в черное с головы до ног, заставляет мое сердце бешено колотиться в груди, поскольку страх, который я когда-то испытывала, пересиливает все мои чувства. Этого не может быть он… этого не может быть.

— Роуэн? — Я хриплю под давлением его удушающей хватки, умоляя его доказать, что мои дикие мысли ошибочны.

Желание, плясавшее в этих глазах этим утром, исчезло, выжженное тем демоном, который очернил его убийственный взгляд.

— Хорошенькая маленькая Сирша. — Слова слетают с его губ, каждый слог пропитан отвращением, проникающим в сердце, которое я по глупости отдала ему.

— Роуэн… пожалуйста, остановись! — Что-то темное мелькает в его глазах, когда я умоляю его по имени, но он не ослабляет хватку. Вода в ванне расплескивается, когда я вцепляюсь в его запястье, пытаясь освободиться, но это бесполезно.

Сквозь небольшой вырез его маски я со страхом наблюдаю, как медленная, ядовитая улыбка расползается по его лицу.

— Ты действительно верила, что я смогу полюбить тебя?

Слезы наворачиваются на мои глаза, когда страх сдавливает горло.

— Я думала… — Мои глаза закрываются, когда я прокручиваю все моменты, которые мы разделили за последние двадцать четыре часа. Образы того, как мы танцуем, как он несет меня вверх по ступенькам, как будто я была самой драгоценной вещью, которую он когда-либо держал, вспышки наших переплетенных конечностей, когда он шепчет мне на ухо красивые ирландские слова — все это ложь.

Собирая каждую унцию оставшихся у меня сил, мои глаза распахиваются, и я с вызовом вырываюсь из его хватки, в то время как мое сердце разбивается вдребезги под его рукой.

— Продолжай, — прохрипела я. Мои ноздри расширяются, когда я втягиваю столько воздуха, сколько могу. — Убей меня.

В его глазах нет ни раскаяния, ни колебаний, ни гребаной любви.

Я была идиоткой, когда верила в обратное.

Его рука сжимается вокруг моей шеи, давя на комок в горле, душа меня моим собственным языком.

Я должна была это предвидеть. Он никогда не был моим героем. По