Брачная игра - Элисон Уэйр

Хенедж стоял рядом, торжествующе ухмыляясь.

Случившееся больно задело Роберта. Четыре дня подряд он не выходил из своих покоев, не решаясь появиться при дворе, где наверняка встретят или неприязненным молчанием, или откровенными насмешками. Он чувствовал себя глубоко униженным и не понимал почему Елизавета обошлась с ним столь несправедливо.

Самой Елизавете было ничуть не лучше. Она пыталась разобраться в сути дурацкой шутки Хенеджа. На что намекал этот «бобовый король»? На неверность Роберта?

Королева никого не хотела видеть и огрызалась на все вопросы фрейлин. После нескольких дней мучительных размышлений она пришла к выводу, что Хенеджем двигала зависть и злоба, отчего он и решил оклеветать Роберта. Можно было лишь воображать, как это больно задело ее Робина.

Елизавета послала за ним, и между ними произошло очередное примирение, сопровождавшееся слезами и клятвами. Роберт снова обнимал свою Бесс. Случившееся, как ни странно, его обнадежило. Теперь он не сомневался, что Елизавета без него не может.

1566

В знак дружбы с Англией король Карл решил наградить двух подданных Елизаветы орденом Святого Михаила – высшей французской рыцарской наградой. Выбор награждаемых он оставил за ней. Елизавета назвала лордов Лестера и Норфолка. Роберта она хотела задобрить, ибо до сих пор не назвала дату их свадьбы, а Норфолка ублажить, чтобы упредить его зависть. Вскоре она убедилась, что герцог неисправим. Своей награде он почти не радовался, зато бурно возмущался награждению Лестера. Королеве пришлось уговаривать его прийти на церемонию.

Зато Роберт воспринял эту церемонию как прелюдию к своей скорой женитьбе на Елизавете. Он был почти уверен. Но Сретение прошло, а королева даже не заикалась о свадьбе.

– Сколько еще раз ты будешь нарушать свое же слово? – бушевал Роберт.

– Робин, прошу тебя, потерпи совсем немного, – вздохнула Елизавета. – Я сейчас вовлечена в переговоры с другими государствами и не хочу их портить. Ничего не поделаешь: политика. Подыграй мне, сделай вид, что поддерживаешь мой брак с эрцгерцогом.

– Что ж, я готов. Ради блага Англии выходи за эрцгерцога. Обо мне не беспокойся.

– Хвалю тебя за бескорыстие. – Елизавета намеренно не обратила внимания на сарказм его слов.

Роберт не поверил своим глазам, когда в тот же день увидел королеву напропалую флиртующей с галантным графом Ормондским. Это было уже слишком. Между ним и Елизаветой произошла жаркая перепалка, настолько жаркая, что удивительно, как не вспыхнули шпалеры на стенах. Затем Роберт покинул двор.

Нет, с него хватит! Эти слова он твердил, скача к себе в Кью. Он сильно устал от придворных интриг и грызни, а также от нескончаемых, мучительных игр Елизаветы. Роберта тошнило от постоянных упреков в его адрес. Можно подумать, это он мешал королеве выйти замуж. А они забыли, сколько раз он публично убеждал ее выбрать себе мужа? Какое же все-таки стадо эти придворные! То заискивали перед ним, а теперь, начисто забыв о достоинствах, стремятся выпятить только одни недостатки.

Сначала Роберту написал Сесил. Затем привезли письмо от Трокмортона. Оба выражали свое сочувствие и утверждали, что он единственный достойный муж для Елизаветы. Оба сожалели, что он покинул двор, и старались держать его в курсе всех тамошних событий. В ответном письме Сесилу Роберт написал, что его угнетает и приводит в глубокое отчаяние тупиковая ситуация с браком королевы. Похоже, ее величество вообще никогда не выйдет замуж. Сесил прислал новое письмо. Елизавета все еще не вышла из полосы дурного настроения, поэтому он советовал пока не возвращаться ко двору, дабы не навлечь на себя новые обвинения. По правде говоря, Роберту и не хотелось туда возвращаться.

Дул легкий мартовский ветерок. На деревьях набухали почки. В это время ко двору доставили письмо с печатью Марии Стюарт, которое Сесил тут же отнес королеве. Елизавета читала его с нарастающим ужасом:

– Черт бы побрал этих варваров! Риццио убит.

По словам Марии, Дарнли и многие лорды, которые прежде были к нему в оппозиции, ворвались в ее покои, когда она ужинала с Риццио и несколькими друзьями. Завязалась словесная перепалка, быстро переросшая в потасовку. Жизнь самой Марии оказалась под угрозой. Какой-то заговорщик даже ткнул ее стулом в живот, будто забыв, что шотландская королева находится на седьмом месяце беременности. Дарнли крепко держал ее, а бунтари выволокли отчаянно сопротивляющегося Риццио из покоев и убили, нанеся ему пятьдесят шесть ударов. Мария почувствовала себя узницей. Она поняла, что лорды перетянули Дарнли на свою сторону, пообещав, что он сможет править от ее имени. Мария попыталась убедить мужа: она, как и Елизавета, знала, сколь дешево стоят подобные обещания, что завтра же эти лорды полностью отрекутся от своих слов. Похоже, Дарнли все-таки поверил. Вместе им удалось бежать. Затем стараниями верного ей графа Ботуэллского шотландская королева сумела восстановить свою власть. Мятежники бежали. Но вероятность лишиться трона и самой жизни была очень велика.

Елизавета вздрогнула и потом долго не могла унять дрожь. Чтобы королева, отвечающая только перед Богом, подвергалась таким унижениям? Чтобы королева становилась жертвой скандала и государственной измены неслыханного уровня? Она ведь тоже королева. Вдруг и ее лордам вздумается устроить заговор против нее? Елизавете это было трудно представить. Подданные ее любят, Тайный совет – тоже. И тем не менее письмо Марии стало для нее серьезным предостережением. Ничто нельзя принимать на веру. Как же она была права, что отказывалась выходить замуж. Гнусный пример Дарнли – лучшее тому подтверждение. Но этот высокомерный глупец, возмечтавший о королевском троне, был всего лишь пешкой в руках заговорщиков. Елизавета вдруг остро ощутила одиночество и беззащитность Марии. Она и сама не чувствовала себя защищенной.

На заседании Тайного совета и в разговорах с придворными Елизавета возмущалась грубым обхождением с Марией. Даже стала носить на поясе ее миниатюрный портрет, показывая солидарность со своей «самой дорогой сестрой». Де Сильве она сказала:

– Будь я на ее месте, я бы выхватила у нечестивого мужа кинжал и вонзила бы ему в грудь!

Посол оторопел. Он явно поверил в способность Елизаветы на такой шаг. Тогда она поспешила улыбнуться и добавить:

– Разумеется, я бы никогда так не обошлась с эрцгерцогом.

Марии она отправила участливое письмо. Между ними возникли новые, по-настоящему родственные и теплые отношения. Елизавета пожелала «дорогой сестре» удачи – этого бедняжке остро недоставало, – написала, что молит Бога, чтобы роды прошли как можно легче, и «полна желаний получить следующее твое письмо, где будут радостные вести».

Елизавета ничуть не лукавила. Сознание собственной беззащитности заставило ее послать одну из фрейлин к Роберту. В коротком письме королева сетовала на его холодность и недоброе к ней отношение. Как она и надеялась, Роберт поспешил ко двору и рассыпался в извинениях. Они в который раз помирились, однако за время разлуки между влюбленными возникла не то чтобы отчужденность, а незримый, но ощутимый барьер.

– Больше я тебя никуда от себя не отпущу, – заявила Елизавета.

– Я весь к твоим услугам, – ответил Роберт.

«И я же еще вынужден извиняться за то, что она сделала. Точнее, чего не сделала», – хмуро думал он.

– Роберт, черт тебя побери, почему ты так холоден со мной? – не выдержала королева.

– Ты же знаешь: я твой верный слуга, – уже теплее ответил он.

Елизавета вздохнула:

– Я хочу большего, и тебе это известно.

– А я всего лишь прошу показать миру, что ты меня ценишь.

Елизавета пообещала. Заверила, что больше никогда не подвергнет его публичному унижению. И вновь Роберт оказался возле нее. И вновь на него изливались прежние милости королевы. Елизавета изо всех сил старалась прекратить флирт со своими поклонниками, хотя сделать это оказалось непросто – флирт являлся неотъемлемой чертой ее характера. Так или иначе, но уже невозможно было вернуть прежние чувственные отношения. И прежнюю легкость в общении друг с другом тоже.

В апреле, устав от невыносимости своего положения, Роберт испросил у королевы разрешение поехать к себе в поместье.

– Так ты отвечаешь на мою благосклонность? – возмутилась Елизавета.

– Бесс, я должен туда поехать. Меня вынуждают неотложные дела, иначе я бы за все сокровища мира тебя не покинул.

Несмотря на красоту фразы, слова звучали неубедительно. Елизавета позволила Роберту уехать.

Он едва успел добраться до Норфолка, как привезли письмо от королевы. Роберт читал ее укоризненные слова и морщился от негодования. Чем заслужил он столь ядовитые, жгучие упреки? У него и в мыслях не было ее оскорбить. Охлаждение, возникшее между ними, больно ударяло и по нему и по ней. Обоим требовалась передышка. Но неужели его долгое служение королеве, годы верности и преданности ничего не значили? Бог свидетель, он изо всех сил старался вернуть отношения между ними в прежнее русло, вспоминая золотые дни их любви. Но Роберт не раз задавался вопросом: а почему нужно прикладывать столько усилий? И потом, если понадобились усилия, быть может, момент уже упущен? Наверное, Елизавета испытывала схожие ощущения. Это было горестно – горестно настолько, что Роберт мечтал забиться в пещеру или даже гробницу… куда угодно, где можно обрести забвение.