Краткая история Латинской Америки - Джон Чарльз Частин

полезным союзником. «Бразильский выступ», простирающийся далеко на восток, имел большое стратегическое значение в Битве за Атлантику, и Варгас разрешил строительство американских военных баз и взлетно-посадочных полос. Бразильская пехотная дивизия отправилась в Италию вместе с войсками США. Мексиканские летчики-истребители, со своей стороны, сражались над Тихим океаном, делая максимум возможного для улучшения отношений между Мексикой и США.

Вторая мировая война также дала дополнительный стимул ИСИ, даже больший, чем Депрессия, причем не только в Бразилии. Государственные военные заказы вернули к жизни тяжелую промышленность США, хотя теперь вместо автомобилей и тракторов строились танки и бомбардировщики. Война восстановила в США спрос на латиноамериканский сельскохозяйственный экспорт. С этими доходами средний класс Латинской Америки оказался готов к покупкам, но из-за войны потребительские товары нельзя было купить в США или Европе, и, следовательно, латиноамериканская промышленность продолжала процветать благодаря росту спроса и отсутствию иностранной конкуренции. Например, в 1943 году экспорт Бразилии составил около 445 000 000 долларов, то есть положительное сальдо торгового баланса – 135 000 000 долларов. Впервые у многих стран Латинской Америки сложился благоприятный торговый баланс с Европой и США.

В 1945 году, в конце Второй мировой войны, националисты могли поставить себе в заслугу успешное руководство крупнейшими странами Латинской Америки во времена кризиса. Казалось, великие дела уже на горизонте. Было очевидно: если индустриализация продолжится теми же темпами, Бразилия, Мексика, Аргентина и, возможно, не только они вскоре получат тяжелую промышленность на уровне наиболее развитых стран мира.

В то же время радикальная трансформация общественной культуры показала, что горькое наследие расовой иерархии и политической изоляции Латинской Америки стремительно распадается. В коридорах дворца правительства Мексики – поистине «коридорах власти» – теперь гордо красовались огромные фрески Диего Риверы, изображающие красоту и подвиги индейцев Мексики и зло испанской колонизации. Чернокожие танцоры самбы из Рио-де-Жанейро официально стали представителями бразильской национальной культуры, а их карнавальные шествия получали государственные субсидии. По всем направлениям латиноамериканцы гордились собой и друг другом. Появление фонографа, радио и кино сделало великого аргентинского певца танго Карлоса Гарделя кумиром всей Латинской Америки. Зрителям настолько нравилось танго красавца Гарделя, что они иногда заставляли киномеханика прервать показ его фильма, чтобы отмотать назад и повторить песню. В 1935 году карьера Гарделя все еще была на взлете, когда во время триумфального международного турне его самолет разбился на склоне колумбийской горы. Затем, в 1945, Габриела Мистраль, чилийская поэтесса, стала первой латиноамериканкой, получившей Нобелевскую премию. В литературе, как и в живописи и музыке, Латинская Америка наконец вышла на мировой уровень.

Однако оставались и серьезные проблемы. Во-первых, национализм, ИСИ и рост городского среднего класса коснулись далеко не всей Латинской Америки. Центральная Америка представляет собой хороший пример: ее внутренние рынки были слишком малы, чтобы поддерживать индустриализацию. Таким образом, на перешейке между Панамой и Гватемалой землевладельческие олигархи старого образца по большей части не уступили более прогрессивным националистическим коалициям. В те годы, когда националисты, подобные Карденасу, ломали хребет мексиканским землевладельцам, большей частью Центральной Америки все еще управляли кофейные короли.

В Гватемале многие производители кофе были немцами, которые мало интересовались национальным развитием страны. Правил страной в годы Великой депрессии и Второй мировой войны либеральный авторитарист классического неоколониального толка Хорхе Убико, пришедший к власти на силе обещаний «марша к цивилизации», но главной своей заботой считавший содействие выращиванию и экспорту кофе. Убико хотел, чтобы Гватемала стала ближайшим союзником США в Центральной Америке, так что во время его президентства United Fruit Company стала единственным в стране доминирующим предприятием.

Но наихудший сценарий представлял собой Сальвадор, миниатюрная версия кофейной Бразилии. Его мрачный диктатор Максимилиано Эрнандес Мартинес, любитель оккультизма, так жестоко защищал сальвадорского Короля Кофе, что 1932 год остался в истории Сальвадора как «год резни», причем большинство жертв – более 10 000 – были коренными жителями. Быть «индейцем» в 1930‐е стало настолько опасно, что коренные сальвадорцы постепенно распрощались со своей этнической идентичностью. Они сняли традиционную одежду, говорили только по-испански и всячески пытались слиться с толпой. По иронии судьбы, в те же годы, когда индихенизм стал официальным вероучением в Мексике и других националистических странах, коренное наследие упорно неоколониального Сальвадора практически прекратило существование.

В Центральной Америке и странах Карибского бассейна национализм в основном сдерживали США. Здесь уже упоминалась кооптация США националистического импульса Фульхенсио Батисты на Кубе. Еще в нескольких странах правители были фактически обязаны постами вмешательству США. Анастасио Сомоса из Никарагуа и Рафаэля Трухильо из Доминиканской Республики косвенно привели к власти американские морпехи. Оба использовали националистические образы, и оба отличились в первую очередь жадностью, коррупцией, послушанием США и стремлением сохранить власть любой ценой. Трухильо переименовал столицу в свою честь и установил большой электрический знак с девизом «Бог и Трухильо». Его самым националистическим предприятием была резня гаитянских иммигрантов.

Даже в тех странах Латинской Америки, где национализм был серьезной силой, риторика часто превосходила реальность. Несмотря на популярность коренного и метисского национализма, расистские настроения сохранялись повсюду. Поэтесса Габриела Мистраль так и не простила чилийскую элиту, которая с самого начала заставляла ее чувствовать себя неполноценной из-за цвета кожи. Кроме того, темп урбанизации далеко обогнал темпы строительства жилья и городской инфраструктуры. На окраинах крупных городов Латинской Америки раскинулись трущобы, кое-как устроенные сельскими мигрантами, искавшими работу в промышленности. Была, впрочем, надежда, что все это временно, хотя все давно привыкли к отключениям электричества и нехватке воды. За пределами Мексики сельская местность Латинской Америки вообще не ощутила улучшений, принесенных национализмом. Для мигрантов, изо дня в день пополнявших население трущоб, не хватало рабочих мест. Меж тем промышленность Латинской Америки по-прежнему технологически очень отставала от промышленности Европы и США. Она процветала в особых условиях ИСИ во время Великой депрессии и Второй мировой войны, но заводам нужно было быстро совершенствоваться, чтобы остаться конкурентоспособными в послевоенный период.

Течения

Популистские лидеры XX века

Середина XX века была временем харизматичных лидеров, чаще всего – талантливых ораторов-популистов с националистическими речами, адресованными в первую очередь избирателям из низшего среднего класса и беднякам. После Второй мировой войны на политической сцене Латинской Америки доминировали именно популистские версии национализма. Популисты неизменно культивировали народный стиль, часто – с характерным оттенком патернализма: принцип «отцу виднее» в целом характерен для консервативного подхода. С другой стороны, популисты часто прибегали к радикальной риторике, критикуя олигархию и экономический империализм. Их действиям в рамках служебных обязанностей очень сложно найти место на шкале лево-правого политического спектра. Но во времена Холодной войны 1948–1989 годов любой лидер, говоривший о