Краткая история Латинской Америки - Джон Чарльз Частин

не могли конкурировать с аналогичными заводами в США – горькая пилюля для националистов, стремящихся к экономической независимости. Согласно анализу ЭКЛА, такого рода индустриализация только усилила подчиненное положение Латинской Америки, тогда как для американских политиков расширение транснациональных корпораций было всего лишь естественным развитием глобального капитализма. Капитализм свободного рынка считался «американским», и от него зависело процветание США как внутри страны, так и за рубежом. Поэтому любая разновидность латиноамериканского экономического национализма, любое его проявление были «антиамериканскими», и с ними нужно было бороться.

В условиях антикоммунистической охоты на ведьм внутри страны Госдепартамент США начал в любой латиноамериканской оппозиции видеть признак «подкрадывающегося коммунизма». Основной точкой приложения антикоммунистической дипломатии США была Организация американских государств (ОАГ) – усиленная версия Панамериканского союза, которая не управлялась больше исключительно США, но фактически оставалась под их решающим влиянием. Достоверно известно, что линии США следовал хор карманных диктаторов, таких как Рафаэль Трухильо из Доминиканской Республики, «Папа Док» Дювалье с Гаити и Анастасио Сомоса из Никарагуа. Эта коалиция, действуя по принципу «одна страна – один голос», легко подавляла оппозицию более крупных стран, таких как Мексика, Бразилия и Аргентина. В 1954 году ОАГ опубликовала Каракасскую декларацию, в которой говорилось, что вся марксистская революционная идеология чужда Западному полушарию. Следовательно, марксистские движения, состоящие из крестьян, рабочих и студентов, должны рассматриваться как иностранное вторжение. Теперь американские дипломаты смотрели на соседей строго через призму холодной войны. Повсюду им мерещился красный или как минимум розовый.

К примеру, в Венесуэле, принимавшей встречу ОАГ в 1954 году, дипломаты США поддержали диктатора Маркоса Переса Хименеса, считая, что он в любом случае лучше националистов из партии Демократического действия. Эта партия убедительно выиграла свободные выборы 1947 года, но для Государственного департамента США была слишком красной. В то же время диктатор Перес Хименес, объявивший незаконными и Демократическое действие, и Коммунистическую партию, казался достаточно дружественным и надежным в отношении нефтяных компаний США, переживающих нефтяной бум. Подобно Трухильо, Дювалье и Сомосе, Перес Хименес был неприятен, но его все еще можно было назвать одним из «наших сукиных сынов».

Представитель ОАГ от Гватемалы в одиночку проголосовал против антикоммунистической Каракасской декларации, призвав вместо этого к латиноамериканской солидарности против давления США. Именно в Гватемале у власти было самое розовое правительство полушария, и это приводило американских дипломатов в ярость. Ради борьбы с ним Госдепартамент США отказался от обещания 1933 года о невмешательстве во внутренние дела латиноамериканских стран. Однако вместо отправки морских пехотинцев была инициирована косвенная форма военной интервенции – прокси-силы, набранные среди местных врагов правительства. Эти силы тайно вооружались и обучались еще одним новым игроком холодной войны – Центральным разведывательным управлением (ЦРУ).

После череды мрачных диктаторов Гватемала пережила захватывающее и обнадеживающее «весеннее десятилетие» между 1944 и 1954 годами. На двух демократических выборах один за другим с большим перевесом побеждали президенты-националисты – беспрецедентное событие в истории страны. Первым из этих президентов-реформаторов был Хуан Хосе Аревало, бывший университетский профессор, вернувшийся из изгнания, чтобы наблюдать за законодательными достижениями страны – в частности, социальным обеспечением, новым трудовым кодексом и новой конституцией. Вряд ли он был радикалом. Свою философию Аревало описывал как «духовный социализм» – тревожные слова для американских дипломатов и United Fruit Company, владеющей в этой стране огромными банановыми плантациями. Когда националистическое правительство потребовало повышения оплаты труда гватемальских рабочих, в Вашингтоне прозвучали обвинения в «коммунистическом» подходе.

Затем пришел второй президент-реформатор, 37-летний армейский офицер-идеалист по имени Хакобо Арбенс. Этот президент вышел за рамки речей и принятия законов, чтобы добиться перемен на местах. В стране, где половину населения составляли неграмотные крестьяне-майя, к которым владельцы кофейных плантаций, сохранившие большое влияние, относились почти как к скоту, Арбенс начал конфисковывать поместья и делить их между крестьянами-земледельцами. Кроме того, его правительство экспроприировало землю у United Fruit и принадлежащую иностранцам железную дорогу. Крики о коммунизме зазвучали громче как в США, так и в самой Гватемале.

Правительство Арбенса делало не больше, чем до него делали другие националистические правительства, да и сами США в радикальные 1930-е. Но Гватемала была маленькой, была рядом и не так давно проявляла замечательное послушание. Более того, как и подозревали американские дипломаты, марксистские идеи для националистов Гватемалы становились все привлекательнее. Арбенс поддерживал их, как и многие активисты, способствовавшие созданию в стране профсоюзов, и низовые организаторы, проводившие земельную реформу. Некоторые стали членами Компартии, и многие, подобно миллионам других латиноамериканских националистов, считали, что США – империалистический враг, стремящийся обескровить Гватемалу. Ряд важных политиков США, включая госсекретаря Джона Фостера Даллеса, были лично заинтересованы в банановой империи United Fruit Company. Как и руководитель ЦРУ в 1954 году Аллен Даллес, брат Джона Даллеса.

Большинство гватемальских генералов были гораздо более консервативными, чем Арбенс. Революционеры в правительстве Арбенса хотели вооружить народное ополчение для противодействия армии, если возникнет необходимость. Они организовали поставку оружия из Чехословакии, которая тогда входила в контролируемый Советским Союзом Восточный блок, и это стало последней каплей для американских политиков. Вскоре после этого прокси-силы США вторглись в Гватемалу из Гондураса, и вместо того, чтобы сражаться с довольно слабыми силами вторжения, гватемальская армия присоединилась к ним, сместив Арбенса. Госдепартамент объявил о знаковой победе «демократии» в Гватемале. Но военное правление оказалось крайне кровожадным. Спустя несколько десятилетий, оценив ужасающее число погибших, американские дипломаты начали рассматривать интервенцию 1954 года как чрезмерную реакцию и трагическую ошибку. Чтобы понять причину такой перемены взглядов, давайте сравним Гватемалу с Боливией, еще одной страной с преобладанием коренных народностей, аналогичными проблемами и примерно той же численностью населения.

Национально-революционное движение Боливии (МНР) пришло к власти в 1952 году, как раз когда правительство Арбенса вступило в завершающую фазу своей деятельности. МНР было столь же националистическим, как и правительство Арбенса, больше того, демонстрировало явное марксистское влияние. Но поскольку Боливия расположена дальше от США, деловые интересы Штатов боливийские экспроприации затрагивали намного меньше, а ориентированная на Москву Коммунистическая партия явно не имела влияния, Госдепартамент США решил продолжать «конструктивное взаимодействие» с МНР. Вместо того чтобы собрать и вооружить прокси-силы, в Боливию они направили помощь.

Богатство Боливии основывалось на добыче олова, большая часть которого контролировалась тремя невероятно богатыми семьями, жившими в Европе. Говорили, что наследник семьи Патиньо, самого богатого клана из трех, получал пособие, превышающее бюджет страны на государственное образование. МНР поддерживали не только шахтерские профсоюзы, но и ополченцы из той же среды, демонстрировавшие свои настроения поистине оглушительно – бросая зажженные шашки динамита, основной инструмент своей профессии, как озорные мальчишки в других местах бросают петарды. МНР национализировало оловянные