Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

Но мы не можем определить с такой же точностью течение мыслей в душе мистера Троттера, потому что нам вовсе неизвестно, что он думал.

День прошел с замечательной быстротой, наступил вожделенный вечер, и немного спустя после захождения солнца Самуэль Уэллер доложил своему господину, что мистер Джингль и его слуга готовы отправиться в дорогу. Багаж их укладывается, и почтовая карета стоит перед подъездом. Ясно, что нечестивый план, как предсказал мистер Троттер, приводится в исполнение.

Пробило одиннадцать часов, и мистер Пикквик понял, что ему нельзя больше медлить ни минуты. Самуэль предложил, на всякий случай, своему господину теплое пальто; но мистер Пикквик отказался, чтобы не иметь лишней тяжести на своих плечах.

Ярко сияла луна на небесах, но густые облака скрывали ее от земной юдоли. Была прекрасная сухая ночь, но непроницаемая тьма господствовала повсюду, так что можно было выколоть глаза, нечаянно наткнувшись на какой-нибудь предмет. Дорожки, поля, огороды, дома и деревья исчезли в глубокой тени. Было душно и жарко. В целом городе ни одного звука; изредка только слышался отдаленный лай какой-нибудь собаки.

Мистер Пикквик и его слуга подошли к стенам Вестгета и, обогнув фасад, остановились перед забором сада.

— Вы воротитесь в гостиницу, Сэм, после того как пособите мне перебраться через стену, — сказал мистер Пикквик.

— Слушаю, сэр.

— Вы будете сидеть в моей комнате и ждать моего возвращения.

— Непременно.

— Возьмите же теперь мою ногу и, когда я скажу: «Ну» — приподнимите меня тихонько.

— Слушаю.

Сделав эти предварительные распоряжения, мистер Пикквик ухватился за край стены и передал условный пароль послушному слуге; но было ли его тело в некоторой степени способно к такой же эластичности, как его душа, или мистер Уэллер сообщил грубейший смысл повелению относительно приподнятия ноги своего господина, только мистер Пикквик весьма неосторожно перекувыркнулся через забор, повалился кубарем на крыжовничий кустарник и наткнулся носом на розовое деревце.

— Надеюсь, вы не ушиблись, сэр? — проговорил Самуэль громким шепотом, постепенно оправляясь от изумления, естественно последовавшего за внезапным исчезновением его господина.

— Конечно, я не ушиб себя, — отвечал мистер Пикквик по другую сторону стены, — но думать надобно, что вы ушибли меня, Самуэль.

— Авось Бог милостив, сэр.

— Ничего, однако ж, — сказал мистер Пикквик, высвобождаясь из кустарника, — небольшая царапина на лице, кости целы. Ступайте домой.

— Прощайте, сэр.

— Прощайте.

Медленным и осторожным шагом Самуэль Уэллер отошел от стены. Мистер Пикквик остался один в саду.

Огонек мелькал временами в различных окнах и появлялся на лестничных ступенях; мистер Пикквик понял, что в доме ложились спать. Забившись в угол стены, он решился терпеливо ждать урочной минуты. Многие на его месте, нет сомнения, должны бы были почувствовать тоскливость в своей душе и некоторую робость; но мистер Пикквик был бодр и крепок духом. Он сознавал вполне безукоризненную честность своих целей и был уверен в благородстве сердобольного лакея. Тишина в природе и безмолвие ночное могли навести скуку на обыкновенных людей; но всеобъемлющий дух великого человека не знает скуки. Мистер Пикквик погрузился в размышление относительно непостоянства человеческой судьбы, как вдруг его внимание обратилось на бой часового колокола в соседней церкви. Две четверти двенадцатого!

— Пора! — подумал мистер Пикквик, переступая осторожно на своих ногах.

Он взглянул на дом: огни постепенно загасли, ставни затворились. Легли спать. Мистер Пикквик на цыпочках подошел к дверям и тихонько постучался. Прошло две или три минуты без ответа: мистер Пикквик постучался в другой и третий раз.

Наконец, послышался на лестнице шум шагов, и огонек проскользнул через замочную скважину двери. Задвижка отскочила, замок щелкнул, и дверь медленно начала отворяться.

И по мере того, как отворялась дверь шире и шире, мистер Пикквик отступал назад дальше и дальше. Легко вообразить себе его изумление, когда, вместо сердобольного Иова, он увидел в дверях служанку со свечой в руке. Мистер Пикквик журавлиным шажком отодвинулся назад вдоль галерейной стены.

— Это, должно быть, кошка, Сара, — сказала девушка, обращаясь, вероятно, к своей подруге. — Кис-кис-кис.

Но так как ни одно животное не отвечало на эту ласку, девушка тихонько притворила дверь и заперла. Мистер Пикквик опять остался один, погруженный в ночную темноту.

— Это, однако ж, очень странно, — подумал мистер Пикквик. — Вероятно, они засиделись сверх урочного часа. Жаль, что им вздумалось выбрать эту ночь для своих планов, очень жаль.

И с этими мыслями мистер Пикквик поспешил опять забраться в уголок стены, где стоял он прежде. Надлежало подождать еще до вторичного возобновления условного сигнала.

Едва прошло минут пять, как молния прорезала окружающий мрак, сверкнула яркой полосой, и гром с ужасным треском раздался в отдаленном пространстве. Затем опять сверкнула яркая полоса, грянул гром с оглушительным ревом, и тучи разразились проливным дождем.

Мистер Пикквик знал весьма хорошо, что деревья — опасные соседи в продолжение грозы. Дерево было у него по правую руку, дерево по левую, дерево спереди и дерево сзади. Оставаться неподвижным на одном и том же месте значило сделаться вероятной жертвой громового удара, забежать на середину сада оказывалось неудобным вследствие полицейского дозора. Раз или два мистер Пикквик пытался перелезть через стену; но так как теперь не было у него других ног, кроме данных ему природой, то несчастная попытка имела только следствием весьма неприятные царапины на коленях и крупные капли пота на благородном челе.

— Ужасно, ужасно! — воскликнул мистер Пикквик, задыхаясь от внутреннего волнения после безуспешных упражнений.

Он взглянул на дом, мрачный и спокойный. Отсутствие всякого движения служило несомненным признаком, что все улеглись спать. Не время ли опять возобновить сигнал?

Мистер Пикквик прокрался на цыпочках по мокрому щебню и, взойдя на галерею, тихонько постучался в дверь. Он притаил дыхание, насторожил чуткий слух и приставил правый глаз к замочной щели. Никакого ответа: очень странно. Он стукнул еще немного посильнее и приставил левый глаз к той же щели. Послышался легкий шепот и затем робкий оклик:

— Кто там?

— Опять не Иов! — подумал мистер Пикквик, торопливо отпрядывая вдоль стены. — Это женский голос.

Едва успел он дойти до этого заключения, как вдруг отворилось наверху окно и четыре женских голоса закричали разом:

— Кто там?

Мистер Пикквик не смел пошевелить ни рукой, ни ногой. Очевидно, что весь дом пробудился от сна. Он решился стоять неподвижно на своем месте, пока затихнет эта страшная тревога, и потом, употребив отчаянное усилие, перескочить через стену или погибнуть у забора.

Лучше, разумеется, ничего не мог придумать первый мудрец на свете; но, к несчастью, расчет мистера Пикквика основывался на предположении, что робкие женщины не посмеют отворить двери в другой раз. Представьте же себе его изумление и ужас, когда он услышал звук железного засова, звон защелки, и потом увидел обоими глазами, что дверь отворяется постепенно шире и шире! Он забился в уголок, отступая шаг за шагом. Дверь отворялась шире и шире.

— Кто там? — взвизгнул многочисленный хор тоненьких голосков, принадлежавших незамужней леди, основательнице заведения, трем гувернанткам, пяти служанкам и трем дюжинам молоденьких девушек, пансионерок, высыпавших на лестницу в папильотках и белых простынях.

Скажите по совести, мог ли мистер Пикквик откровенно отвечать на этот эксцентрический вопрос? Нет, разумеется. Он стоял молча и едва дышал.

И среди ночного безмолвия хор девиц завопил дискантом: «Боже мой! Как мне страшно!»

— Кухарка! — сказала леди-настоятельница Вестгета, принявшая предосторожность стать на верхней лестничной ступени, позади пансионерок и служанок. — Кухарка, перешагните через порог и посмотрите, что там в саду.

— Нет, сударыня, покорно вас благодарю, — отвечала кухарка, — у меня не две головы на плечах.

— Боже мой, как она глупа! — воскликнули три дюжины девиц.

— Кухарка! — повторила леди-настоятельница с великим достоинством. — Укоротите свой дерзкий язык. Я приказываю вам немедленно перешагнуть через порог.

Здесь кухарка принялась плакать, и судомойка, вступясь за нее, сказала: «Как не стыдно вам, сударыня!» За что, как и следует, обещались судомойку прогнать со двора.

— Слышите вы, кухарка? — сказала леди-настоятельница, сердито топая ногой.

— Как вы смеете ослушаться начальницы? — вскричали три гувернантки.

— Какая она бесстыдница, эта бессовестная кухарка! — заголосили тридцать шесть пансионерок.