Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

— Оне удивительно похожи, сэр, на свою прекрасную мать, — сказал мистер Потт величественным тоном, — их даже различить трудно.

— Полноте, как вам не стыдно! — воскликнула миссис Львица Гонтер, притронувшись веером (Минерва с веером!) к плечу редактора «Синицы».

— Что ж? Разве это не правда? Вы очень хорошо знаете, когда в прошлом году портрет ваш явился на выставке королевской Академии Художеств, все спрашивали, вы ли это или ваша младшая дочь, потому что в самом деле различить вас никак нельзя было!

— Пусть так; но разве вы обязаны повторять это в присутствии незнакомых особ? — возразила миссис Львица Гонтер, снова ударив по плечу ручного льва итансвилльской литературы.

— Граф, граф! — воскликнула миссис Львица Гонтер, завидев проходившего мимо джентльмена в иностранном костюме.

— А! Чего угодно? — сказал граф, поворачиваясь назад.

— Мне угодно представить друг другу две европейские знаменитости, — отвечала миссис Львица Гонтер, — мистер Пикквик, позвольте рекомендовать вам графа Сморльторка. — Потом она прибавила вполголоса, — знатный иностранец… собирает материалы для своих мемуаров… изучает Англию в историческом, географическом и статистическом отношениях. Граф Сморльторк, рекомендую вам мистера Пикквика, знаменитого автора «Теории пескарей».

Мистер Пикквик отвесил низкий поклон. Граф слегка кивнул головой и вынул записную книгу.

— Как ви назваль этого каспадин, мадам Гонт? — сказал граф, грациозно улыбаясь ласковой хозяйке.

— Мистер Пикквик.

— Пикник? Карашо. Значит, предки его биль основатель пикников, оттуда и фамилия — Пикник.

Говоря это, знаменитый иностранец уже вносил в свою книгу генеалогическую заметку о древней английской фамилии Пикников. Миссис Львица Гонтер поспешила исправить ошибку:

— Вы не расслышали, граф, — мистер Пикквик.

— Пиг Виг — карашо. Пиг — имя, Виг — фамилия. Сочинил теорию…

— Пескарей, граф.

— Сухарей, карашо. Я запишу: каспадин Вик, известный английский литератор, сочинивший «теорию сухарей», которые вообще могут играть важную роль в морской державе, обязанной содержать огромный флот и кормить сухарями целые полчища матросов. Как ваше здоровье, мистер Вик?

— Совершенно здоров, покорно благодарю, — отвечал мистер Пикквик учтивым тоном. — Вы давно в Англии, граф?

— Давно… очень давно… больше двух недель.

— Сколько же еще намерены пробыть?

— Неделю.

— Вам много будет дела, если вы намерены тем временем собирать материалы, — отвечал, улыбаясь, мистер Пикквик.

— Материалы уже все готовы, — сказал граф.

— Право?

— Они у меня здесь, — прибавил граф, знаменательно ударяя себя по лбу. — Стоит только присесть, и книга готова.

— О чем же преимущественно вы намерены писать?

— Обо всем: музыка, живопись, наука, поэзия, политика — все войдет в мои записки.

— Как же это, сэр? Уже одна политика требует глубоких соображений: ведь это все то же, что житейская философия.

— Погодите, — сказал граф, вынимая опять записную книгу. — Счастливая идея! Можно начать этим особую главу. — Глава сорок седьмая: Политика. Эпиграф: Политика требует глубоких соображений: ведь это все то же, что житейская философия. Изречение господина Вика, автора «Теории сухарей».

Таким образом невинное замечание мистера Пикквика, дополненное разными пояснениями, удостоилось быть внесенным в книгу знаменитого иностранца.

— Граф, — сказала миссис Львица Гонтер.

— Что прикажете, мадам Гонт?

— Позвольте представить вам мистера Снодграса, поэта, друга мистера Пикквика.

— Погодите! — воскликнул граф, вынимая опять записную книгу. — Поэт Сной-Крас? Карашо. Глава пятьдесятая. Поэзия. На утреннем бале мадам Гонт познакомила меня с первым английским поэтом, господином Сной-Крас, другом мистера Вика. Сама Гонт написала знаменитую поэму «Издохлая лягушка». Карашо, очень карашо.

И, окончив эти заметки, граф удалился в противоположный конец сада, вполне довольный собранными сведениями.

— Чудный человек этот граф Сморльторк! — сказала миссис Львица Гонтер.

— Глубокий философ, — заметил редактор «Синицы».

— Светлая голова, — прибавил мистер Снодграс.

Все присутствовавшие особы единодушно согласились с этими отзывами, прославляя, каждый по-своему, премудрость знаменитого иностранца.

В эту минуту грянул концерт, раздались очаровательные звуки инструментальной музыки, и толпа, прославлявшая графа Сморльторка, забыла свой панегирик. После концерта началась музыка вокальная, где иностранные певцы, надрывая грудь и горло, обнаружили удивительные грани своего искусства. Публика утопала в океане восторгов. Затем выступил на сцену мальчишка лет четырнадцати, чумазый и совсем невидный собою, но штукарь удивительный, заслуживший от всех громкие аплодисменты. Взяв огромный стул за одну ножку, он повертел его над своей головой, поставил на землю, разбежался, перепрыгнул, стал на четвереньки, перекувырнулся, сел и, в довершение эффекта, сделал галстук из своих собственных ног, закинув их за шею и стараясь принять позицию жабы.

Все это было прелюдией к наслаждениям высшего разряда, к поэтическим наслаждениям. Их открыла миссис Потт, зачирикавши слабым голосом небольшое стихотвореньице в классическом духе, приспособленном к ее роли Аполлона. Затем сама миссис Гонтер продекламировала свою «Элегию к издыхающей лягушке». Публика пришла в неописуемый восторг и сопровождала громким «браво» каждую строфу. К удовольствию всех любителей изящного, миссис Львица Гонтер должна была декламировать в другой раз, и некоторые из гостей изъявили желание слышать ее в третий раз, но большинство публики, ожидавшей питательного завтрака, избавило хозяйку от лишнего труда. Его сиятельство граф Сморльторк и многие другие джентльмены справедливо заметили, что было бы неблагоразумно и совсем неделикатно злоупотреблять так долго снисходительным терпением миссис Львицы Гонтер. Поэтому, несмотря на совершеннейшую готовность со стороны хозяйки читать еще несколько раз «Издыхающую лягушку», скромные и деликатные гости отказались наотрез ее слушать, и когда вслед за тем отворились двери павильона, где устроен был завтрак, публика хлынула туда с величайшей поспешностью, так как было вообще известно, что миссис Львица Гонтер, приглашая к себе больше сотни гостей, устраивала завтрак только на пятьдесят персон: вся заботливость ее в таких случаях обращалась на одних львов, а мелкие животные должны были промышлять о себе сами.

— Где же мистер Потт? — спросила миссис Львица Гонтер, собирая вокруг себя знаменитых львов.

— Здесь я, сударыня, — отвечал редактор, выходя из отдаленного конца павильона. Без этого приглашения хозяйки он рисковал остаться голодным на весь день.

— Почему вы к нам не придете? — продолжала миссис Львица Гонтер.

— Пожалуйста, не беспокойтесь о нем, — сказала миссис Потт любезным тоном, — вы напрасно принимаете на себя лишние хлопоты, миссис Гонтер. — Ведь тебе хорошо там, мой милый, не правда ли?

— Очень хорошо, мой ангел, — отвечал несчастный Потт, сделав кислую гримасу.

Бедный супруг! Повелительный взгляд миссис Потт уничтожил мгновенно его могущество и силу, и орудие казни, которое он держал в своих руках, становилось теперь ничтожной игрушкой в присутствии повелительной супруги.

Миссис Львица Гонтер бросала вокруг себя торжественные взгляды. Граф Сморльторк погружен был в созерцание роскошных блюд; мистер Топман усердно угощал раковым салатом знаменитых львиц, обнаруживая высокую степень грациозности, столь свойственной испанским бандитам; мистер Снодграс, искусно отстранив молодого джентльмена, поставлявшего критические статьи для итансвилльской «Синицы», объяснял патетические места молодой красавице, заведывавшей стихотворным отделом на страницах «Синицы»; мистер Пикквик любезничал и насыщался, занимая одно из самых почетных мест подле самой хозяйки. Отборный кружок был, по-видимому, сформирован вполне, и не было недостатка ни в одной особе; но вдруг, к общему изумлению, мистер Лев Гонтер, стоявший до сих пор у дверей, — его обязанностью всегда было стоять у дверей, — бойко выступил на сцену и проговорил суетливым тоном:

— Фиц-Маршал, душенька, Фиц-Маршал…

— Ах, как это кстати! — сказала миссис Львица Гонтер. — Поторопись, мой друг, очистить дорогу для мистера Фиц-Маршала. Пусть он идет прямо к нам: мне надобно побранить мистера Фиц-Маршала за его слишком поздний визит.

— Раньше не мог, миссис Гонтер, — отвечал голос из толпы, — тьма народу… комната битком… запыхался, устал… пробираюсь.

Нож и вилка выпали из рук президента Пикквикского клуба. Он взглянул через стол на бандита в зеленой куртке: мистер Топман дрожал как в лихорадке и смотрел с таким отчаянным видом, как будто земля готова была расступиться под его ногами.