Нежное укрощение ярости - Лули Тан Цу

сгорая ежедневно в аду своих воспоминаний.

И ещё вот это внезапное голубоглазое и какое-то слишком чистое и наивное создание, которое он чуть не отправил в морг.

Если бы ещё и она добавилась ко всему прочему, если бы ещё и за её смерть вина легла на него, что тогда вообще осталось бы от его жизни и от него самого?

Что ещё нужно было добавить к такому дню, чтобы чудесное, как теперь он считал, мгновение, так врезалось в память? Может, впервые за два года отменённый визит к психиатру? Впервые за два года не принятое с утра лекарство?

Но это было как раз после того, как девушка с медовыми волосами оказалась на капоте. Это из-за неё он отменил визит, это из-за неё он не стал пить лекарство.

Яр сидел за своим столом в офисе и крутил в руках блистер с таблетками. «Что, если ярость вернётся, когда перестану их пить?», — спрашивал себя Яр, и утреннюю картинку с девушкой и её медовыми волосами заслоняла другая.

Морг. Искалеченное тело жены Полины и её последние слова перед тем, как машина влетела в стоящий на обочине грузовик. «Ненавижу тебя! За то, что так люблю тебя, сволочь — ненавижу!».

И свои последние слова ей в ответ: «Почему ты всегда доводишь меня до такого состояния, что мне хочется тебя прибить? Зачем ты это делаешь? Зачем провоцируешь?».

А дальше крик Полины, скрежет металла и короткие гудки в телефоне.

Теперь Яр знал, зачем она это делала. Зачем провоцировала его на злость и ярость. Такая она была — его Поля. Такой была его суть.

Всегда на грани. Никаких половинчатых эмоций. Всё на пределе, и сама всегда на пределе. Если секс, так секс, больше похожий на войну.

Если ругань, то такая, после которой не должно остаться камня на камне. А после, на этих руинах, конечно, тот самый секс, который как война.

Если любовь, то такая любовь, которая после себя не оставляет ничего, только пустоту, которую больше ничем нельзя заполнить.

«Если бы я тогда сдержался, — думал Яр, — если бы не дал себя спровоцировать, всё было бы иначе. Я же знал, что она делает специально, я же слишком хорошо знал Полю.

Нужно было только молчать, дать ей выговориться, но я дал волю гневу. Я стал орать на неё, хоть и понимал, что это бесполезно. Такую как Поля не запугать, не переорать.

Потому она и не смотрела на дорогу, потому и вдавила педаль газа в пол.

Это я её убил. Своим гневом. Своей яростью. Убил мою Полю».

Яр скомкал блистер с таблетками и бросил на пол. На столе забренчал смартфон. Яр глянул на экран, высвечивался номер творческой студии, куда записала Марата его последняя няня номер четырнадцать.

Шевельнулось нехорошее предчувствие, что с сыном что-то случилось.

— Слушаю, — сказал он в трубку.

На том конце молчали.

— Говорите же, что с сыном?

— Он плохо себя ведёт и срывает занятие, его нужно забрать, — сподобился, наконец, собеседник.

Девушка. Нежный смущенный голос, Яру даже показалось, что он слышит, как в трубку нервно дышит, волнуясь, обладательница этого голоса.

Яр слушал и молчал, он боролся с желанием выяснить подробности и с нежеланием грубить этому волнующемуся голосу. Поэтому он просто отбил звонок и с облегчением выдохнул.

Его не удивило, что Марат успел что-то учудить. Удивительным было бы другое, если бы за целый день Марат ничего не учудил.

После гибели Полины Яр разговаривал со специалистами. Все как один утверждали, что сознание Марата, на глазах которого погибла мать, блокировало шок и ушло в глухую защиту.

Ему не отрезало память, он не забыл, что у него была мама, но получилось так, что он как будто не испытывал по этому поводу никаких чувств.

Он никогда не говорил с тех пор о матери, никогда ничего не спрашивал, словно её не было, но это уже был не тот ласковый и добрый мальчик, каким он всегда был.

Словно всё, что было в Марате от матери, а от её, как казалось Яру, было в нем больше всего, вдруг исчезло. Зато осталось только то, что он взял от отца.

Марат стал жесте и мрачнее. Он не давал спуска своим няням, и они при нём не держались. Его сложно стало вывести на разговор.

Яр не видел, чтобы он хоть раз улыбнулся после смерти матери.

Марат будто махом повзрослел лет на десять, но при этом остался в теле шестилетнего ребёнка, что ему точно не нравилось.

И, конечно, в нём проснулся тот же гнев и та же ярость, как и в его отце.

Яр и подумать не мог, что такое может передаться ребёнку. Неужели существует такой ген, который может подобное передать от родителя к ребёнку?

Теперь Марат был уменьшенной копией своего отца. Окружающие Яра люди так и говорили: «Мини Яр».

Отношения с сыном и раньше были так себе. Если точнее, никаких толком отношений между отцом и сыном и не было. Маратом занималась исключительно Полина.

Но после гибели жены в Яре что-то совсем сломалось.

Он не просто забыл про сына, он никак не мог избавиться от ощущения, что Марат — это вечное живое напоминание не только о Полине, но и о неискупаемой вине Яра.

Сын был так похож на мать. От Яра ему достались только немного раскосые, хоть и не узкие глаза и смуглая кожа. Всё остальное от матери.

И это только усугубляло желание Яра держать сына подальше от себя.

Но сегодня тот самый день, когда легло одно на другое. Когда многое легло на многое. И всё девушка с медовыми волосами, распластавшая на капоте машины Яра.

Эти большие светлые глаза. Этот напуганный взгляд. Да, всего лишь случай, один из — в целом ряду. Но этот случай послужил катализатором.

И вот уже не принятые с утра таблетки отпускают сознание Яра. Он снова чувствует, что в любой момент может взорваться и вместе с тем, чувствует, как к нему возвращается сила.

Он научился держать себя под контролем. Он сможет справиться с собой и не дать ярости вырваться наружу.

А эта вернувшаяся вдруг сила пробуждает в нём давно забытое желание — желание действовать, а не оставаться наблюдателем и смотреть, как проходит его жизнь.

Яр вышел из офисного здания и сел за руль машины. Он завёл двигатель и впервые за два года с наслаждением прислушался к благородному рыку мощного мотора.

«Ты тоже слишком долго спал», —