Нежное укрощение ярости - Лули Тан Цу

сказал Яр полушёпотом и вдавил педаль газа. Зверь под капотом ожил и зарычал в полную силу.

Яр воткнул передачу и поблагодарил себя за то, что не сменил машину на другую — с автоматической коробкой передач. Хотя, все время подумывал это сделать после смерти Полины.

Он рванул машину с места так, что задымились покрышки.

Яр вылетел на Кутузовский проспект и утопил педаль газа в пол. Смартфон пиликнул подключаясь к магнитоле.

— Сири, включи Radiohead, — сказал Яр.

При первых же аккордах любимой группы Яр, завидев скапливающуюся на проспекте пробку, вырулил, не сбавляя скорости, на выделенную полосу, заставил мотор выдать всё, на что тот способен.

Машина летела с бешеной скоростью. Яр все держал под контролем. И ему нравился этот контроль. Нравилась скорость и рёв мотора.

Нравилось, что в колонках звучит его любимая песня. Яр летел по Кутузовскому проспекту, и всё в его голове раскладывалось по полочкам.

Он пока ещё не мог осмыслить все принятые за эту бешеную гонку решения, но уже точно знал — первое, что нужно сделать, если это чудо с голубыми глазами свалилось ему на капот, чтобы разбудить — вернуть сыну отца.

Глава 6. Зверюга и его волчонок

Ростом он был под метр девяносто не меньше. Широкие плечи, мощная, но благородная шея. Он держал в руке смартфон, и тот казался совсем игрушечным, хотя мне такого размера смартфон было бы трудно держать одной рукой.

Смуглый, аккуратная ухоженная смоляная-чёрная борода с редкими серебряными нитями. Черные джинсы, светлая рубашка с двумя расстёгнутыми верхними пуговицами. На груди видна растительность.

От него пахло чем-то восточным: мускус, сандал и какие-то специи. Специфический, но завораживающий аромат. У меня слегка закружилась голова.

От него буквально исходила сила. Её можно было впитывать. Словно силы этой в нем так много, что даже этого могучего тела мало, чтобы всю её вместить.

Но больше всего меня вновь поразили глаза. Раскосые, но не узкие. Тёмная практически чёрная радужка, на фоне которой не различить зрачков.

Я запомнила его взгляд заботливым, но сейчас мне казалось, что я ошиблась, он был опасен, и эта опасность затаенная, темная плескалась в глубине его глаз.

Сердце пропустило один удар. Было такое ощущение, что к нам в холл вошёл какой-то древний восточный завоеватель, скиф, чтобы объявить — теперь мы под его властью и все дружно будем платить ему дань.

Я глянула на Любу. Та уже готова была не только платить дань в будущем, но и отдать какую-то часть уже сейчас — натурой.

— Что с сыном? — спросил он с порога.

Снова этот голос. Вживую он был ещё глубже, ниже. Мне хотелось вжать голову в плечи. Кажется, я так и сделала. Он смотрел мне в глаза, не мигая. Этот взгляд лишал воли.

Я все никак не могла собраться. К тому же он никак не показал, что узнал меня. Наверное, он даже не запомнил: какая-то мокрая девица, причем не в купальнике и не намазанная маслом, а в безразмерной толстовке, полулежала на его капоте.

Ну да, а чего я ждала? Бесит собственная наивность. Но меня охватило смятение, будто в тот момент встречи что-то случилось с нами, что-то особенное. Нет, нет, надо прекратить это думать, особенно сейчас, когда он стоит и выжидающе смотрит.

Люба вышла из-за ресепшена, видимо, решила показать себя во всей красе и в полный рост.

— Здравствуйте, я — администратор…

Завоеватель даже не посмотрел на неё. Впервые я видела мужчину, который не только не глянул на Любу, но вообще сделал вид, что той не существует. Он по-прежнему пристально смотрел мне в глаза.

— Я слушаю, — оборвал он Любу, видимо, уже раздражаясь, что я никак не могу начать разговор.

Я пошла ему навстречу и зацепилась за коврик носком кроссовка. Как-то нелепо взмахнула руками и полетела, словно подраненная птица.

Он быстро сделал шаг и успел меня подхватить до того, как я рухнула на пол.

Завоеватель приподнял и поставил меня на ноги, как сломанную куклу. Я смотрела на него снизу вверх, затаив дыхание. Он продолжал держать меня за руки и смотреть прямо в глаза, будто что-то высматривая во мне.

И снова! Снова это нечто промелькнуло между нами, как тогда под дождем. Будто мне не безразличен этот чужой, грозный мужчина, будто ему не безразлична я.

Наконец я вздохнула. Как же от него приятно пахнет. Как же ему идёт этот аромат. Боже, кажется, у меня закружилась голова. Сейчас я точно свалюсь.

Я чувствовала его мощные руки и не могла отвести взгляда, словно он загипнотизировал меня.

Я сбросила с себя наваждение и наконец нашлась:

— Марат не хочет заниматься, если честно, я его немного опасаюсь.

И этими обыденными словами разрушила невидимую связь. Он отпустил меня, я отошла на два шага назад. Сразу все стало просто, нормально. Он — отец мальчика, я — учительница мальчика. Я рассердилась на саму себя за фантазии. Он, по-моему, тоже.

— Разве это не ваша работа — находить общий язык с детьми? — сказал он, хмурясь.

Мне захотелось зажмуриться. Неужели этот опасный зверь, по-другому и не назвать, собирается ещё и напасть на меня? От чего-то захотелось заплакать. От наивных фантазий, от сегодняшнего дня, от того, что тот, кто на секунду показался опорой, защитой, всего лишь тот, кто указывает тебе что делать.

Я неожиданно для себя выпустила когти:

— Может, надо заниматься воспитанием ребёнка, а не пытаться скинуть его на преподавателей и нянек, тогда он не будет вести себя так странно? — выпалила я.

Зверюга поднял бровь, видимо, не ожидая от меня такой прыти. Я прямо видела себя его глазами, какая-то серая мышь мелкая выскочила перед тигром и пищит. Я и сама от себя такого не ожидала.

Со мной сегодня что-то творится. В итоге я замолкла и, кажется, покраснела. Мне почему-то стало стыдно перед ним за свой выпад, хоть я и считала, что сказала всё по делу.

— Даже так? Ну что ж, — даже пропищавший комар произвёл бы на него больше впечатление, чем мой спич.

В это время появился Марат, наверное, услышал голос отца. Он вышел из студии и подошёл к нему.

— Что случилось, Марат?

Яр присел на корточки перед сыном. Тот молчал.

— Он кинул ножницы мне в лицо, — сказала я, но не для того, чтобы пожаловаться, а для того, чтобы родитель помог адаптироваться ребенку в новых условиях.

Марат угрюмо глянул на меня, все также исподлобья. Я тут же