Нежное укрощение ярости - Лули Тан Цу

пожалела, что сдала его. Кто знает, что может сделать с ним этот громадный завоеватель.

Кто знает, что вообще происходит в их семье, откуда появился этот хмурый мальчишка-волчонок под стать своему опасному папаше. Они оба производили тревожное впечатление.

— Собирайся и дуй в машину, — сказал отец сыну.

Яр поднялся. Внимательно посмотрел на моё лицо и сделал такое, отчего у меня тут же задрожали коленки, по спине и затылку пробежали мурашки, внизу живота что-то вспыхнуло и это тепло быстро охватило все тело.

Он медленно большим пальцем провёл по порезу и вытер кровь, которая, наверное, снова немного проступила. Внимательно посмотрел на палец и сказал:

— Да, такое недопустимо. Я поговорю с Маратом. Что я могу сделать для вас, чтобы загладить вину?

— Я думаю… — снова активизировалась Люба.

Отец Марата и в этот раз не дал ей договорить и не посмотрел на неё, словно Любы вовсе не существует.

— Ничего не нужно, — прошептала я. — Не ругайте Марата, я уверена, он не хотел этого специально. Просто так получилось. Я хотела, чтобы вы обратили внимание на ребенка, что-то происходит с ним, если случаются такие выпады. Мы найдём общий язык.

Он посмотрел на меня потемневшими от гнева глазами.

Я отступила на шаг.

На его щеках играли желваки. Он так злился, будто я врезала ему под дых.

Что я такого сказала? Что мне за это будет?

Когда он вышел, я наконец вдохнула полной грудью. Верхняя пуговица на Любиной блузке все-таки отскочила. Почему-то сейчас я подумала, что он ни разу не посмотрел ниже моего подбородка.

Даже несмотря на то, что я была в этой дурацкой обтягивающей блузке, в которой было на что взглянуть. Всегда в глаза. Я уж не говорю о Любе. Та вообще всегда была магнитом для мужских взглядов.

Ещё под впечатлением от этой встречи я спросила у Любы:

— Слушай, такое дело, можно у тебя переночевать?

— Случилось что-то? — спросила в ответ Люба.

— Ага, не хотелось бы мне сегодня домой возвращаться.

Я знала, что Люба живёт одна. Знала, что и места у неё предостаточно, но она недовольно сморщилась. По глазам было видно, что она пытается найти причину мне отказать.

— Знаешь… — начала она.

— А хотя, не заморачивайся. Вспомнила, у меня же есть вариант, — не дала я ей договорить.

Уж точно не собираюсь я никого упрашивать. Сама справлюсь.

— Можешь поискать контакты матери Марата? С этим, — я показала на дверь, за которой скрылся зверюга, — каши, кажется, не сваришь.

— Поискала уже. Нет у него матери, — ответила Люба. — И зря ты отцу его нагрубила. Может и прилететь.

— Как это нет? Что может прилететь?

— Знаешь, кто это был? — спросила с каким-то странным вызовом Люба, словно обвиняя меня в том, что я вообще осмелилась разговаривать со зверюгой.

— Откуда мне знать? — удивилась я.

— Действительно, — многозначительно заметила Люба. — Яр Волков.

«Зверюга и есть. Лютоволк какой-то», — подумала я, но спросила другое:

— Яр — это Ярослав?

— Нет. Яр и все. Так везде написано, — Люба раздражалась все больше, ей явно хотелось, чтобы я от неё отстала. — Да, везде написано, посмотри в интернете. У него крупнейшая строительная кампания. И ещё много всякого. Очень влиятельный человек. Говорю же, зря нагрубила. Пальцем пошевелит, и закроют нашу студию. Или чего похуже.

Я склонилась над Любиным столом — там лежала раскрытая анкета Марата, и я поняла, что так внимательно рассматривала Люба, когда я попросила контакты родителей Марата. И ясно, отчего она там губу закусывала.

В анкете было фото Яра. Будто студийное. Черно-белое. Он смотрел с фотографии прямо, жёстко, неумолимо.

И снова это чувство — тревоги, страха, опасности — он подавлял даже через фото. Понятно, почему Люба разволновалась.

И все же я улавливала то, что было между нами в те мимолетные секунды: внимательность, словно ему было важно, что в моих глазах, что в моей душе…

Я себя тормознула: «Да хватит уже, ну сколько можно, ты совершенно наивная дурочка, уже ведь пострадала от этого и продолжаешь дальше строить воздушные замки на фундаменте разных подонков».

— Так, что это значит, нет у него матери? — не отставала я от Любы.

— Погибла. Два года назад. В автокатастрофе. Марат с матерью был, но не пострадал. Даже удивительно, как так получилось. Кстати, Яр так и не женился второй раз, — зачем-то добавила Люба.

Я уже её не слушала. Мне стало не просто стыдно. Я хотела провалиться под землю. Сразу стало понятно, почему Марат такой нелюдимый и агрессивный.

Получается ему четыре года было, когда погибла мать. Ещё и с ней был. Может, сейчас в шесть лет он и не помнит деталей. Но то, что это страшная травма для ребёнка, и она не могла зажить бесследно, не оставляло сомнений.

А Яр? Как он меня вообще в порошок не стер, когда я ему о воспитании заявила?

Хотя, он почти стер. Или хотел.

Черт! Кто тянул меня за язык?

Мне захотелось как-то исправить ситуацию. Не то чтобы я действительно боялась, что меня накажут. Скорее я хотела каким-то образом извиниться за свой несправедливый выпад.

Теперь я думала о зверюге как о раненом. Конечно, по нему не скажешь, да и вообще сложно представить, что может такой человек показать свою рану. Да, может, и нет её уже. Только шрам.

Таких, как Яр, раны и шрамы делают только сильнее и могущественнее.

Я никогда не западала на мужчин без оглядки. Не встречала таких. Этот меня пугал. Но вместе с тем что-то ещё разбудил во мне своим суровым взглядом.

И запах. Ох, этот запах. Видимо нос внезапно оказался одной из моих эрогенных зон.

Неважно. Нужно найти способ извиниться. Не для него даже. Для себя. Противно чувствовать себя стервозной там, где это не к месту. Тем более стервой я никогда не была.

К тому же…

Мне не хотелось себе признаваться, но мне бы увидеть его еще раз, чтобы уже окончательно разрушить свои воздушные замки и все эти внезапные прозрения.

Глава 7. Скиф

Она упала Яру в руки. Девушка с медовыми волосами пахла летним полем, травой, нагретой солнцем. Она была хрупкой, невесомой. А потом, когда Яр поставил её на место, она на него напала.

Просто вонзила нож в самоё больное место: Марата он, видите ли, не воспитывает.

«А то я не знаю. Много ли ты смыслишь, полевой цветочек, чтобы мне на это указывать, раздирать мои раны заново?», — подумал Яр и почувствовал, как в груди вспыхнул