Открытие закрытия - Неизвестно

— В классическом репертуаре,— хором ответили мы.

— Вот и надо брать классику. Предлагаю разыграть «Отелло» Вильяма Шекспира.

— «Отелло» библиотека не выдаст, — возразил Костик Соболев.— Скажут, рано.

— По телевизору я частично знаком с этим произведением,— ответил Костику Мишка.— Восстановим.

— Почему частично?

“— Спать его раньше времени уложили,— догадался я. — Не удалось досмотреть.

— Все равно я знаю, чем кончилось. — Мишка чуть-чуть на меня обиделся. — Мавр Отелло задушил Дездемону, свою жену.

— Задушил? — ужаснулась Ната Жучкова. — За что?

— Ну… она платок потеряла, — сказал Мишка.— А вообще-то сложная история…

— Я лично никого, кроме Анны Карениной, играть не буду, — заявила Томка Булкина. — Хочу, как Алла Константиновна Тарасова…

Вовка Трушин высказал пожелание быть капитаном Совой из многосерийного польского фильма «Капитан Сова идет по следу».

— Думаешь это классика?

— Еще какая! — твердо сказал Вовка.

У остальных тоже оказались любимые герои: у меня д’Артаньян, у Нади Лапшиной Татьяна из «Евгения Онегина». Круглый отличник Костик Соболев собирался играть Митрофанушку из пьесы Фонвизина «Недоросль». По-моему, для контраста — Костик, в отличие от Митрофанушки, в учебе души не чает. Ната Жучкова остановила свой выбор на Чацком. Она недавно прочла «Горе от ума» Грибоедова и была покорена благородством этого художественного образа. То, что Чацкий мужчина, а Ната девчонка, ее не смущало.

Поскольку никто не собирался отказываться от выбранных ролей, а всех произведений сразу мы сыграть не могли из-за недостатка времени, Мишка обещал свести всех героев в одну сверхклассическую, как он сказал, пьесу.

— Прости, Сазонов, но это непростая задача, — предупредил Мишку Костик Соболев.

— Задача по своим масштабам глобальная, — признал Мишка. — Зато каждый проявит талант. Считайте, в драмкружок вы уже приняты.

Глобальные задачи Мишку никогда не пугали.

— А что же Сеня, — вспомнил я о тихом Сене Пантюхине.

— Я стихотворение прочту, — сказал Сеня. — Маленькое. Вчера выучил.

Мы долго убеждали Сеню, что недооценка им Сашиных высказываний о классическом репертуаре может кончиться плачевно, и не вдыхать ему запаха кулис, как не видать собственных ушей. Однако уговорить его принять участие в сверхклассической пьесе не удалось. Из ложно понятой скромности Сеня губил свой талант, и все очень его жалели.

Мишка работал несколько дней, не зная ни сна, ни отдыха. Он перерыл всю литературу, которая была в доме, заметно похудел, но обещание выполнил: к назначенному сроку

пьеса была готова. Как мы и договаривались, в ней действовали Отелло и капитан Сова, Чацкий и Анна Каренина, Митрофанушка, Татьяна и д’Артаньян. Правда, я думаю, Мишкино произведение несколько отличалось от великих подлинников.

И вот класс вновь собрался. Теперь уже в зале. Послушать нас, кроме Саши, пришла старшая пионервожатая Тоня. Мишка Сазонов предупредил Сашу и Тоню, что стихов и басен мы читать не будем, а покажем большой серьезный спектакль, созданный по мотивам русской и зарубежной классики.

Саша, кажется, удивился, но напустил на себя божественную невозмутимость, привычно похлопал в ладоши:

— Начнем!

Начали.

На сцену вышла Томка Булкина в макси-юбке своей старшей сестры. Она посмотрела на пустые ряды стульев и деловито сообщила:

— Я — Анна Каренина.

Подобные реплики Мишка придумал для каждого персонажа, чтобы не возникло какой-нибудь путаницы и одного героя не приняли за другого.

Томка заломила руки, закатила глаза и начала свой монолог. Первой шла подлинная фраза из романа. Собрание сочинений Л. Н. Толстого дома у Мишки было, так что он, хоть и не без труда, нашел страницы, где описывается, как Анна Каренина бросилась под колеса.

— «Туда! — нараспев протянула Томка.— Туда, на самую середину, и я накажу его и избавлюсь от всех и от себя».— Томка мельком взглянула на часы, глубоко и шумно вздохнула. Дальше она произносила Мишкин текст: — Почему нет поезда? Опаздывает уже на три минуты! Пойду выясню у начальника станции…

Анну Каренину сменил Вовка Трушин. Он выполз на четвереньках, держа в руке увеличительное стекло, и стал рассматривать следы.

— Я—капитан Сова,— объявил Вовка, не отрываясь от своего занятия.— Здесь прошла Анна Каренина… Она хочет попасть под поезд и думает, что тот опаздывает. Ничего подобного? Просто я перевел стрелку и пропустил состав по другому пути. Поезд давно ушел! — Вовка вынул платок, старательно вытер им нос, как бы нечаянно оставил платок на сцене, а сам уполз.

Теперь пришла очередь Отелло. Стремясь походить на мавра, Мишка намалевал на физиономии синими чернилами несколько полос. Не знаю, как выглядят мавры, но больше всего лицо моего друга напоминало матросскую тельняшку.

Отелло разговаривал либо словами, которые для него придумал Мишка, либо словами Бориса Годунова из одноименного произведения А. С. Пушкина. Объясню почему: среди книг Мишкиного папы Шекспира не оказалось, а на «Бориса Годунова» Мишка наткнулся, когда искал «Евгения Онегина», чтобы написать роль Татьяны. Там трагедия, тут трагедия — вот он и решил использовать находку, поскольку своих слов на всех могло не хватить.

Обнаружив платок, Отелло заметался по сцене, крича, что узнал платок, что не потерпит в своей семье небрежного отношения к вещам, и, как ему ни тяжело, он все-таки задушит Дездемону. Заканчивал Мишка строчкой, взятой из мополога Бориса Годунова:

— «Ух, тяжело!., дай дух переведу…»

Как видите, то, что говорил у Пушкина Борис Годунов, прекрасно отражало душевное состояние Отелло у Шекспира. Всё нормально!

Перед разгневанным Отелло появился д’Артаньян, то есть я.

— «Шпагой клянемся, шпагой клянемся, шпагой клянемся мы!» — пропел д’Артаньян и обратился к Отелло: — Сударь, не собираетесь ли вы загубить невинную жизнь?

— Собираюсь,— грустно сознался Отелло.— А что делать? «Ух, тяжело!..»

— Мушкетер его величества не допустит несправедливос¬ти! Шпагу из ножен, сударь! Защищайтесь!

Мы с Отелло обнажили деревянные шпаги и начали фехтовать.

Услышав лязг оружия, прибежали Татьяна, Чацкий, Митрофанушка. Они стали болеть за д’Артаньяна, как болеют на стадионе: дружно кричали «Шайбу!». Наконец д’Артаньян ловким, лишь ему знакомым приемом выбил у Отелло шпагу.

— Сдаюсь! — Отелло поднял руки вверх.— Вы победили!

— Пусть победит дружба!—Д’Артаньян возвратил мавру его клинок.

— Все равно я должен кого-нибудь убить. Отелло есть Отелло!

— Ладно, сударь,— согласился д’Артаньян.— Если так, убейте Митрофанушку. Вернее, лень и нерадивое отношение к учебе в его лице.

— Сначала попробую с ним поговорить.— И Мишка — Отелло словами Бориса Годунова стал советовать Митрофа¬нушке из «Недоросля»: — «Учись, мой сын: наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни…»

— «Не хочу учиться, хочу жениться!» — заупрямился Ми¬трофанушка и бросил долгий выразительный взгляд на Та¬тьяну.

— «Но я другому отдана; я буду век ему верна»,— гордо ответила Татьяна, она же Надя Лапшина.

— «Карету мне, карету!» — вдруг почему-то сказала На¬ги— Чацкий. Ната должна была произнести совсем другую реплику из «Горя от ума», но волновалась, перепутала и ска¬зала эту, более знакомую.

Быстро ликвидировав заминку, вызванную ошибкой Наты, мы довели представление до конца. Герои все-таки уго¬ворили Митрофанушку переменить свое неправильное отно¬шение к учебе, растолковав ему, что со времен Фонвизина многое изменилось, в частности, у нас введено обязательное всеобщее среднее образование. Последней шла фраза Митро¬фанушки. Очень остроумная фраза, придуманная самим Миш¬кой без чьей-либо помощи:

— Не хочу жениться, хочу учиться!

По-моему, Мишка написал хорошую пьесу. Во-первых, он спас Анну Каренину и Дездемону от верной гибели. В худо¬жественной литературе стало на две жертвы меньше и на два счастливых конца больше. А кому приятно, когда у какой-нибудь хорошей книги грустный конец?! Во-вторых, Мишка перевоспитал Митрофанушку, привив ему любовь к учебе. Играли мы тоже выразительно, во всяком случае старались изо всех сил.

Однако старшая пионервожатая Тоня была очевидно дру¬гого мнения о сверхклассической пьесе и ее исполнителях. Она встала со своего места хмурая-прехмурая, чтобы учи¬нить нам разнос, но Саша ее остановил:

— Тонечка, секунду! Мы не всех прослушали…— Он позвая Сеню Пантюхина.

Куда только девалась Сенина скромность! На сцене он держался уверенно, словно заправский чтец, и продеклами¬ровал свое маленькое стихотворение, как настоящий артист. Как Игорь Ильинский! Семя читал так смешно, так озорно и заразительно, что все мы закричали: «Еще! Еще!»

— Повтори последнюю строфу.— Саша многозначительно переглянулся с Тоней.

И Тоня вновь неожиданно улыбнулась, как прошлый раз.