Рок небес - Мэри Робинетт Коваль

собирался на это никак реагировать. Я со вздохом покачала головой и вытащила из кофеварки фильтр.

Даже не знаю, с чего мне пришло в голову мириться с этим человеком.

– По поводу?

Я так быстро развернулась, что подействовала сила Кориолиса, и я потеряла равновесие. Мне пришлось ухватиться за рабочий стол. Вчерашняя кофейная гуща рассыпалась по поверхности из нержавеющей стали и по полу.

– Блин.

– Не очень похоже на извинение, – он оторвал взгляд от доски. – Тебе помочь?

– Нет. Спасибо. Я просто идиотка, – я бросила фильтр с гущей в компостер и схватила тряпку, – но ты это и так знаешь.

– Йорк, – он вздохнул и опустил планшет, – я могу о тебе сказать много нелестных вещей, но ты точно не идиотка.

– Хотя бы честно.

Я протерла пол и сложила тряпку, собирая рассыпавшуюся гущу. И тут я запоздало поняла, что в случае с Паркером это был комплимент. Ну, почти. Он не считал меня идиоткой. Я снова вздохнула и присела на корточки.

– Прости, что тогда наговорила все это про твою жену. Что пыталась тебя задеть. И вообще.

– Я же тебя просил не говорить больше о ней.

– Я… – В его голосе было столько льда, что я раскрыла рот от изумления. – Я знаю. Прости. Я просто хотела извиниться. Я больше не буду поднимать эту тему.

Зачем я вообще все это затеяла? Я собрала гущу в ткань и осторожно поднялась на ноги. Как только разберусь с кофе, уйду отсюда. До собрания еще было время. Чистым углом тряпки я вытерла гущу с рабочего стола.

За моей спиной Паркер вытащил скамью. Металлические ножки громко царапали кухонный пол. Он со вздохом сел и с грохотом бросил планшет на стол.

– Спасибо.

На этот раз я не стала резко оборачиваться. Я вообще не повернулась. Я не сводила глаз с тряпки и вытряхивала гущу в контейнер компостера. Мне пришлось закусить губу изнутри, чтобы не заплакать. Господи. Мне было мерзко от своей слабости. Этот человек принес мне столько страданий, что даже толика доброты вызвала у меня слезы.

– Что мне сделать, чтобы ты перестал меня ненавидеть?

– Я не… Ладно, так было. И довольно долго. Но сейчас я тебя вовсе не ненавижу. Клянусь Богом, Йорк. Я тебя не ненавижу.

Складывание тряпки вчетверо требовало моего полного внимания. Грубый хлопок комкался под моими большими пальцами, когда я разглаживала складки.

– Но и особой любви ко мне ты не испытываешь.

– Уверен, это у нас с тобой взаимно, – Паркер прочистил горло. – А мне что сделать, чтобы ты меня перестала ненавидеть?

– Перестать вести себя как мудак?

Он хохотнул.

– Прости, солнышко. Это у меня в крови. Но я постараюсь себе напоминать, что ты у нас нежный цветочек.

– Вот, – я бросила тряпку на стол и повернулась: – Вот об этом я и говорю.

Паркер раскрыл рот. Он дважды моргнул и только потом закрыл его.

– Я же шучу.

– Такое чувство, что это не шутка.

Он вскинул руки в воздух.

– Ради всего святого. Я не несу ответственность за твои чувства. Для меня это просто шутка.

– Нет ничего смешного в том, чтобы говорить женщине, будто она неженка и потому не может с чем-то справиться. Нам это постоянно говорят люди – мужчины, – чтобы поставить нас на место. Это оскорбительно.

– А называть меня мудаком не оскорбительно?

– Оскорбительно, – тут у меня уже руки затряслись от гнева, – но я и не шутила.

– Конечно, для этого ведь нужно обладать чувством юмора, – Паркер взял свой планшет и встал со скамейки: – Спасибо, что извинилась. Буду дорожить этим вечно.

Он вернулся к доске, а я крепко зажмурилась. Господи. Какая я все-таки идиотка.

* * *

Когда на кухню спустилась Флоренс, я уже варила кофе и была практически спокойна. А вот моя коллега широко улыбалась. Она сняла руку с лестницы и помахала над головой кучкой бумаги.

– Принесла утреннюю газету!

– Не помню, когда в последний раз я радовалась газете.

– Ой, эта тебе понравится, – она подняла свободную руку вверх, словно рисуя в воздухе заголовок: – Первая полоса: «Доктор Мартин Лютер Кинг получил Нобелевскую премию мира».

– Мазл тов[70]! – я хлопнула в ладоши. – Как я рада, что его работу оценили по заслугам.

– Здорово, – Паркер отошел от доски и встал за Флоренс, заглядывая через ее плечо в газету: – Он первый?

Флоренс покачала головой. Она не стала спрашивать, что он имел в виду. Черт, да даже я поняла, о чем он. И я была рада, что он спросил. Мне тоже было интересно, просто не хотелось низводить доктора Кинга до его расы. Хотя, конечно, мне было любопытно.

– Не-а. Первым был Ральф Джонсон Банч[71], – она передала Паркеру половину листов. – Эльма, тебе письмо. Честное слово, я не читала, но скажи мужу, что, если он и дальше будет такое писать, у нас телетайп сломается от его пыла.

– А говоришь, что не читала.

Я покраснела, но румянец исчез, когда я взяла у нее письмо. Флоренс аккуратно обрезала весь «мусор».

Это было логично, но ведь в этом мусоре содержались самые важные части письма. Но все равно. Это все еще было письмо от Натаниэля. Я отнесла его к столу и села на свое место. Остальные пока еще не пришли.

Дорогая Эльма!

Мне уже не терпится показать тебе нашу новую квартиру. Как ты и просила, здесь много зелени. Вообще-то окна выходят во дворик, где растут яблони, азалии и живая изгородь из бирючины. Спальня на первом этаже, она уютно прячется за деревьями, так что можно даже не закрывать шторы и все равно сохранять уединение. Предвкушаю, как ты увидишь, какой здесь красивый свет по утрам.

И Флоренс это письмо показалось пылким? Это она еще «мусор» не видела.

С лестницы соскользнула Камила, а Терразас с Рафаэлем выбежали из трубы, ведущей в тренажерный зал.

Камила подошла к рабочему столу и жадно, как ребенок, протянула руки к кофейнику.

– Кофе.

– Разве не ты говорила о его токсичности? – Флоренс взглянула на нее поверх своей чашки.

– Не существует ничего более токсичного, чем я, пока не выпью кофе.

Камила с тихим стоном налила в чашку дымящийся напиток.

Паркер фыркнул.

– А где Фланнери?

– Здесь, – Леонард спрыгнул по трубе на кухню: – Извините. Я научничал.

– Я понимаю, конечно, что это не мой родной язык, но разве есть такое слово?

Терразас перекинул ногу и уселся на скамью напротив меня. Он согнул свое длинное тело пополам и склонился над чашкой.

– Разумеется, – Леонард прямиком направился к кофейнику. – Могу проспрягать.

Паркер вернулся к доске и быстро начеркал рядом с пунктами повестки дня:

– Я научничаю. Ты научничаешь. Он/она/оно научничает…

От того, что все слова были слишком близко, на доске образовались случайные предложения, и я, не сдержавшись, рассмеялась. Я указала на доску и прочитала вслух:

– Я научничаю график дежурств. Ты научничаешь Марс. Он/она/оно научничает утилизацию отходов.

– Неправильно, Йорк, – Паркер указал на себя. – Я научничаю график дежурств. И согласно этому