Безымянный. Антимаг-1 - Владимир Подорога

опустил голову. Его покрасневшие глаза были наполнены безысходностью. Как у загнанного зверя. Выхода нет – читалось в них.

– Нико, – произнёс он, не поднимая головы, – со мной всё кончёно. Единственное, что я хочу – арестуй меня ты. Не городская стража или чистильщики. Име…

Я протянул руку над столом и щёлкнул Флава по лбу. Его голос прервался, он удивлённо посмотрел на меня. Подошёл Родж и поставил кружку пива передо мной. Я сделал жест рукой, словно отмахивался от мухи, и трактирщик поспешно скрылся за стойку.

Я пригубил пиво. Интересно, сколько выпил мой друг? Судя по его виду, спать он сегодня ночью не ложился. Флав молчал. Видимо я выбил его из колеи и собраться с мыслями ему сейчас тяжело. Я отхлебнул ещё пива и спросил:

– Ты что, пил всю ночь?

– Не в этом дело, брат. Мне конец. Я пойму если ты отвернёшься от меня. Так будет даже лучше, – сказал он тихим голосом.

Меня накрыло злостью, словно колючим одеялом. Я ударил ладонью по столу, кружка подпрыгнула и выплеснула пивную пену.

– Отвернусь от тебя? Ах ты ж скотина! – зашипел я как змея. – Дать бы тебе по башке, да последнее умишко вышибу. Отвернусь от тебя?

Я вскочил со стула обошёл стол, схватил Флава за лацканы мундира и рывком поднял со стула.

– Отпусти, – взмолился он.

Я притянул его голову к своим губам и произнёс тихо, но максимально чётко:

– Если ты ещё раз подумаешь, что я могу отвернуться от тебя, то я оторву твою тупую головёнку, засуну её тебе в зад и буду смеяться на твоих похоронах. Даже если ты убил Императора, мне всё равно. Брат. Как в Академии. Мы против всех. Только теперь вместо Академии весь мир.

– Ты не понимаешь, Нико. Изменить уже ничего нельзя, – он покачал головой.

Проклятье. Как же меня раздражает его унылая рожа.

– Пошли, прогуляемся. Может свежий воздух приведёт тебя в чувство и ты сможешь связно рассказать что, Чёрный тебя раздери, произошло, – я схватил его за предплечье и потянул к выходу.

Мы вышли из трактира. Лёгкий морозец, свежевыпавший, ещё не истоптанный снег, солнце, только-только выглянувшее из-за горизонта. Куда идти? Да без разницы. Я повернулся спиной к восходу, чтобы утренний свет не слепил глаза, и пошёл, не отпуская руку Флава.

– Ну, давай, рассказывай, чего молчишь? – мне пришлось его снова встряхнуть.

Он вздрогнул и посмотрел на меня удивлённо, словно впервые увидел. Затем дёрнул плечом, сбрасывая мою руку. Пару минут мы шли молча. Я больше его не трогал, давая собраться с мыслями. Затем Флав спросил:

– Нико, ты помнишь своих родителей?

– Почти не помню. А причём тут они? – вот уж неожиданный вопрос.

– Я своих тоже почти не помнил. Но четыре года назад мне вдруг стукнуло в голову их разыскать.

– Зачем?

– Знаю, что нельзя было. После того как нас забирают, мы официально перестаём считаться детьми своих отцов. Ни права наследования, ни общения, даже вспоминать о них запрещено. Понятно для чего. Наша преданность должна принадлежать только короне. Но, понимаешь, моя внешность не давала мне покоя, – он вздохнул и замолчал.

– Ага, как же. Голубая кровь прямо так и прёт. Что, вообразил себя наследным принцем? – я хмыкнул.

– Зря язвишь. Я их нашёл. Очень древний род аристократов. Наверное, самый древний. Мои предки были князьями Крайканы ещё задолго до Империи. Князь Нойт, последний из них, был моим двоюродным прапрапра и так далее дедушкой, – Флав взглянул на меня. В его глазах мелькнула гордость.

– Понятно. И ты решил свергнуть Императора и занять место, принадлежащее тебе по праву. Князь Флавио Великий. Или скорее Длинный. А что, звучит солидно.

– Перестань ёрничать. Поверь, Нико, я в полном дерьме. Спасибо, брат, что веришь в меня. Но тебе не стоит в это тоже мазаться…

Я толкнул его в плечо, наверное, чуть сильнее, чем стоило, он отлетел на пару метров и повалился в сугроб.

– Если ты думаешь, что я устану выбивать из тебя это дерьмо, ты ошибаешься. Жалко, что Роула рядом нет. Вдвоем было бы удобнее. Он бы держал, а я выбивал. Но, думаю, и сам справлюсь. Хватит нести бред и расскажи, наконец, что ты натворил, – я подал ему руку и помог подняться, – и возьми себя в руки. Совсем распустился, противно смотреть.

Флав поднялся и начал отряхиваться от снега, хлопая по телу своими длиннющими руками.

– Хорошо, Нико. Тогда слушай, – мы пошли дальше по улице, – Я нашёл своих родителей. Точнее говоря, отца. Мать умерла через два года после того как меня забрали. Я был поздним ребёнком, к тому же единственным. Когда я родился, отцу было почти пятьдесят, а матери тридцать восемь.

Они уже и не надеялись на детей. Других родственников не было, отец был последним в нашем роду. Моё появление стало для них как дар божий. Но их счастье продолжалось недолго. Мне было четыре с половиной года, когда начали проявляться странности, всегда сопровождающие нефари в этом возрасте.

Родители поняли, что происходит, даже пытались какое-то время это скрывать. Но в их поместье тогда жила куча народу, слуги и всё такое. Кто-то донёс, пришёл поисковый отряд и меня увезли. Для отца с матерью это был страшный удар. Мать так и не смогла оправиться и умерла через два года.

Я часто бываю на её могиле. Тихое семейное кладбище, заросшее травами. Над её могилой стоит статуя. Красивая, печальная женщина. Когда я смотрю на неё, мне кажется, что я вспоминаю свою мать при жизни. Вот куда я на самом деле езжу. Помнишь, вы вместе с Роулом одно время сильно интересовались?

Отец после моего исчезновения и смерти жены ушёл в себя. Его перестал интересовать внешний мир, он стал затворником. Когда я нашёл его, это был семидесятипятилетний старик, давно потерявший интерес к жизни. Поместье пришло в упадок, челядь разбежалась. За домом следил всего лишь один слуга, такой же древний, как и папа.

Моё появление после стольких лет вернуло отцу радость жизни. Мы часами бродили между древних дубов и покрытых мхом статуй. Разговаривали о чём угодно: о жизни, о философии, о мне, о нём, о наших предках и так далее. Старик никак не мог выговориться после стольких лет молчания. Он весь светился от радости. Постоянно называл меня сыном, словно смаковал это слово. Ему было всё равно, что я антимаг и, казалось, он даже не замечал моих чёрных одежд. Нико, ты не поверишь, насколько это изменило меня. Частичка его счастья передалась мне, новое чувство, которое я до этого не испытывал. Семейные узы.

Продолжалось это совсем недолго, около полугода. Иногда свеча вспыхивает, перед тем как окончательно погаснуть. Так и мой старик. Он потратил весь запас отмерянной ему жизненной силы на эту