Этнос в доклассовом и раннеклассовом обществе - Виктор Иванович Козлов

XIX–XX вв. были уже все нарезаны на более мелкие и даже совсем незначительные участки (они тоже назывались «тси», «нси», «си»), которыми управляли вожди разных рангов, эти мелкие «земли» собственных названий не имели, и все население большой земли продолжало именовать себя по ее названию. Так, например, жители земли Кангу (в колониальный период составлявшей одну из chefferies в глубине Майомбе) называли себя «басикангу» или просто «бакангу»[545].

Когда этнографы обратили внимание на существование в Майомбе и на побережье таких отдельных земель, население их показалось им весьма гетерогенным в клановом отношении, но, тем не менее, по их мнению, в каждой земле оно представляло собой некую достаточно автономную «социально-политическую общность»[546]. Правда, нигде население не было настолько разнородно, чтобы среди него не выделялся клан так называемых первопоселенцев, в котором по наследству передавался сан коронованного вождя[547]. Но и сама гетерогенность, по-видимому, была достаточно преувеличена, или, вернее, лишь представлялась таковой, с европейской точки зрения. Действительно, если считать, что основой социальной организации у всех народов Нижнего Конго испокон веку был именно клан[548] и игнорировать к тому же естественный процесс сегментации кланов, то две социальные группы с разными клановыми именами уже могут быть расценены как чужеродные. Но, не говоря уже о том, что это могут быть две очень давно разошедшихся ветви одного клана, гораздо вероятнее такой вариант: это родственные, или, как их иногда называют, ассоциированные кланы, с отдаленных времен объединенные связями по браку.

Как представляется (и эту точку зрения мы уже имели возможность доказывать раньше[549]), группа из нескольких родственных кланов, связанных между собой «направленными» браками, некогда являлась самостоятельной единицей общественного развития. Вопрос о том, какова могла быть в ту эпоху ее социальная структура, в данном случае не имеет значения, и мы его затрагивать не будем. Эта группа обладала собственной территорией и возглавлял ее тот, кого мы здесь называем коронованным вождем. Подобная общность обладала всеми характеристиками, присущими племени как потестарному организму. Поэтому самоназвания типа «бакангу» с наибольшим правом можно отнести к категории племенных этнонимов, учитывая при этом, правда, что мы имеем дело лишь с едва различимыми реликтами древних племен.

Европейцы, впервые в конце XVI в. вступив на побережье, (впоследствии названное ими «берег Лоанго»), уже знали о том, что там есть три «королевства» — Лоанго, Каконго и Нгойо. Слухи о них шли из Конго, куда португальцы проникли еще в конце XV в. Датировать время их основания невозможно, но если исходить из того, что основание Конго относят к XIII–XIV вв., то остается предположить, что они возникли не позднее XV в., так как считались в это время в известной мере зависимыми от Конго. Самым крупным из этих политических образований было Лоанго, которое на севере простиралось за р. Квилу, а на юге доходило до р. Чилоанго, отделявшей его от Каконго. Это последнее на побережье выходило узкой горловиной, но занимало большую площадь в Майомбе. Нгойо находилось на побережье южнее горловины Каконго и являлось всего лишь анклавом на его территории.

Исторических свидетельств о Каконго и Нгойо до нас дошло очень мало, о Лоанго же, занимавшем главенствующее положение на побережье, их имеется намного больше.

Одним из важнейших источников по этнографии и истории Лоанго XVII в. служит, в частности, «Описание Африки» голландского ученого О. Даппера[550], в котором вся информация, касающаяся Лоанго, почерпнута автором из сообщений голландцев, посещавших побережье в первой половине XVII в. Одно из известий Даппера имеет для нас первостепенное значение в контексте данной статьи: оно содержит ключ к пониманию структуры политического образования Лоанго и объясняет происхождение этнонима «вили».

Даппер приводит предание о происхождении Лоанго, записанное голландцами «от самых старых негров»[551]. Предание гласит, что земли, подвластные правителю Лоанго, раньше были самостоятельными и их правители враждовали друг с другом, пока один из них не оказался сильнее: одних он покорил силой оружия, другие признали его верховенство добровольно. У Даппера даже указаны и названия этих земель (без сомнения, не все), часть из которых идентификации не поддается, но такие, как Пири, Килонго, Маюмба, опознать очень легко. Их вместе с другими «провинциями» Лоанго описывает в другом месте и сам Даппер[552]. Отсюда можно с достаточным основанием заключить, что три этих «королевства» представляли собой по структуре объединения племен. Они названы здесь «политическими образованиями», а не «потестарными», поскольку «потестарной» в данном случае можно назвать власть коронованных вождей, правивших своими землями, которые в качестве «провинций» вошли в состав Лоанго. Но отношения господства — подчинения между ними, с одной стороны, и верховным правителем — с другой, носили уже принципиально иной характер и квалифицировать их как «потестарные» невозможно.

Упоминания о «провинциях» Лоанго можно найти и в описаниях XIX в.[553] Одни из них, периферийные, в этот период были уже самостоятельными, другие, срединные, составлявшие собственно Лоанго, уже не воспринимались как отдельные исторические области. К тому времени власть верховного правители, наделенного ограниченными полномочиями, почти не выходила за пределы идеологической сферы. При этом существенно, что в Каконго и Нгойо наблюдалось то же самое явление. Все три политических образования распадались. Не менее существенно и то, что ослабла не только верховная власть, прежде объединявшая земли, но потеряли значение и правители земель или «провинций», т. е. коронованные вожди. За пределами своего собственного клана они уже выполняли фактически только функцию высших судей в своей земле. Каждая земля была поделена на множество мелких и мельчайших участков, которыми правили вожди, образовывавшие иерархию ритуального подчинения.

Задержаться на всех этих явлениях нас вынуждает необходимость, так как, по нашим предположениям, именно таким путем происходило и «крушение» Конго, о котором нам предстоит говорить дальше. А теперь вернемся к этнонимике берега Лоанго.

Длительное существование политических образований Лоанго, Каконго и Нгойо нашло свое отражение в этнонимике. Появление производных от этих названий этнонимов «лоанго», «каконго» и «войо» свидетельствует об осознании жителями отдельных земель своей принадлежности к более широкой общности, состоящей под властью и покровительством сакрального правителя — нтину. Когда народилось такое сознание и закрепились в обиходе эти самоназвания, сказать затруднительно, так как европейцами они были зафиксированы лишь в предколониальный период[554].

Европейцы всех жителей берега Лоанго в XVII–XVIII вв. называли «вили»[555]. А по данным XIX в., так их называли и йомбе («види» на кийомбе), и другие жители правобережья, включая даже теке[556], т. е. все, с кем прибрежное население издавна вело торговлю. Правда, в XIX в. на жителей Нгойо это название не распространялось: к тому времени все