Этнос в доклассовом и раннеклассовом обществе - Виктор Иванович Козлов

возможных пределах) преимущественно умозрительным путем, проецируя этногенетические традиции на этническую ситуацию, документально зафиксированную уже в колониальные времена, и подправляя реконструкцию с помощью отдельных сведений доколониального периода. Материалы же по Нижнему Конго дают возможность намного более наглядно проследить на протяжении нескольких веков исторические процессы, давшие ту этническую картину, которую застали европейцы после колониального раздела.

Материалы эти, разумеется, неполны, они отнюдь не охватывают всей группы народов Нижнего Конго, и ранние источники, вплоть до XIX в., далеки от научных описаний: это в основном сочинения миссионеров и путешественников. В связи с этим процессы, нас интересующие, могут быть прорисованы лишь очень схематично, с частичным применением экстраполяции. Тем не менее, такой ретроспективный обзор позволяет сделать некоторые наблюдения, гораздо труднее уловимые, когда глубина диахронного этнографического исследования мала. Одно из них, в частности, наводит на мысль, что мы иногда чрезмерно абсолютизируем значение этнонима, воспринимая его только и именно, как своеобразную «визитную карточку» той или иной этнической общности.

Понятие «Нижнее Конго» вошло в литературу скорее как этно-историческое, чем сугубо географическое. Под Нижним Конго принято в первую очередь подразумевать область обитания крупной этнической общности, за которой в научной литературе закрепилось общее название «конго» (или «баконго»[526]). Область расселения конго с географической точки зрения в общих чертах более или менее соответствует бассейну нижнего течения р. Конго, или Заира (нижним считается течение этой реки от озеровидного расширения Стенли-Пула до устья) Однако северная граница расселения народов, которые в настоящее время принято относить к единой группе конго, лежит за пределами бассейна р. Конго и проходит по долине р. Квилу-Ниари, впадающей в Атлантический океан примерно в 150 км к северу от устья Конго. Ввиду этого понятие Нижнее Конго в данном случае мы распространим вплоть до р. Квилу-Ниари.

Говоря о границах расселения конго, мы не имеем в виду создать впечатление, будто эта этническая общность обладает языковыми или культурными признаками, заметно отличающими ее от сопредельных народов. Зачастую такие признаки различий даже меньше тех, которые позволяют отличать, например, западных конго от восточных. В последнее время границы этнической общности конго стали определять согласно классификации языков банту, предложенной М. Гасри, в которой языки и диалекты киконго выделены в самостоятельную группу в языковой зоне «Н»[527]. Однако на значительных участках северной границы, и, в особенности — южной, можно говорить фактически о лингвистической непрерывности, которой соответствует и культурная непрерывность[528]. Наиболее же отчетливы различия на северо-востоке: там на обширном плато, замыкающем бассейн Нижнего Конго, обитают народы группы теке, по языковым и культурным признакам достаточно далекие от конго, и смежное с ними окраинное население Нижнего Конго настолько «текеизировано», по определению французского этнографа Путрена[529], что их не считают конго (По классификации Гасри они входят с теке в группу «В»[530]).

Размытость этнических границ группы конго объяснима несколькими историческим причинами. Прежде всего, — это единство языкового и культурного субстрата, восходящее к той отдаленной эпохе, когда бантуязычные народы в ходе своих поэтапных миграций расселялись по южным окраинам экваториального леса и всей зоне южных саванн[531]. Этот фактор в свою очередь способствовал активным контактам между народами всего региона и облегчал миграции. Крупные миграции не были характерны для этого региона, гораздо типичнее были микромиграции (по терминологии Ю.В. Бромлея[532]), постепенные перемещения, чаще небольшими группами. Результатом подобных миграции является, в частности, удивительно мозаичная этническая картина на восточной границе Нижнего Конго, где в самом прихотливом смешении сосуществуют малочисленные группы, относящие себя к крупным этническим общностям, от которых они оторваны[533].

В результате колониального раздела территория Нижнего Конго оказалась расчленена и вошла в состав четырех разных колоний: Анголы (Порт.), Бельгийского Конго, анклава Кабинда — провинции Анголы, и Среднего Конго (Фр.). В то время понятие «Конго» в нынешнем его объеме европейцам не было известно, и все обитатели правобережной части Нижнего Конго носили у них общее название «фьоте» (или «фиот», «фьот»), которое отдельные французские ученые используют и по сей день[534]. Название «конго» относили только к населению левобережья, где, как им было известно, раньше простиралось огромное «королевство» Конго. К концу XIX в., т. е. к моменту раздела, от «королевства» осталась только одна захиревшая священная столица Сан-Салвадор (или Мбанза-Конго) с окрестными землями, отошедшая к Анголе вместе со всей южной половиной левобережья. Никаких иных следов от былого «королевства» обнаружить было невозможно.

Все население Нижнего Конго — и то, которое европейцы сочли «истинными» конго, и то, которое они на первых порах в это понятие не включили, — имело одинаковую социальную организацию. Основной, четко выраженной социальной единицей во всех случаях выступал матрилинейный клан (Под термином «клан» мы подразумеваем, как это принято в применении к обществам с материнским счетом родства, экзогамную группу, которая имеет свое имя, свои пищевые запреты и возводит свое происхождение к общей легендарной или реальной прародительнице). Главы кланов представлялись вполне автономными вождями, и непонятно было только, почему среди них существует какая-то особая, малоизвестная категория «коронованных вождей». Кроме того, можно было заметить некоторые иногда едва различимые следы группирований нескольких кланов, что отчасти и облегчило колониальным чиновникам выделение таких мелких административных единиц, как «chefferies» или «distritos» (в Анголе).

Обитатели Нижнего Конго, с точки зрения европейцев, были разбиты на племена, поскольку территориальные группы различались по названиям. Этнических различий между смежными группами при этом часто не наблюдалось, или же отмечались некоторые диалектные особенности. Выделялась в этом отношении только западная часть правобережья, где этническая специфика групп была выражена отчетливо. Но как бы то ни было, коль скоро названия существовали, то естественно было предполагать, что они призваны выполнять различительные функции. И группу, объединенную под одним общим названием, квалифицировали как «племя», разумея под этим просто некую этническую общность, как минимум, сознающую свое единство. Но всегда ли присутствовало в действительности такое сознание — никто не интересовался, оно предполагалось само собой, а потому и различия между названиями и самоназваниями тоже внимания не привлекали. Администрации колоний важно было лишь получить общее представление о живом «материале», с которым она имела дело.

Между тем, попытки изобразить картографическими средствами этническую картину почти повсеместно в африканских колониях натолкнулись на большие сложности[535]. Зафиксированные этнографами «племена» оказалось трудно свести на одной плоскости: на карте они не складывались в мозаику, прилегая одно к одному, а группы, обозначенные разными этнонимами, нередко отчасти или полностью перекрывали друг друга или вообще представляли собой общности разного порядка. К тому же и на протяжении срока, доступного наблюдению европейцев, этническая ситуация редко