Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря (сборник) - Мэри Рено

– Значит, мы будем выступать вместе или же нами будут заменять убитых?

– Это еще не ясно, – отвечал я. Я уже думал об этом, но надеялся, что никто не задаст такой вопрос. – Я не посмел спросить об этом кормчего, чтобы он не заподозрил нас в каких-нибудь тайных замыслах и не разделил, дабы избежать неприятностей. Позвольте мне поразмыслить.

Я никогда не замечал, чтобы голод придавал моему уму остроту, а посему занялся едой и заодно стал размышлять. В конце концов я сказал так:

– Что бы мы ни делали, критяне все равно потешат себя, мы это знаем. Поэтому мы должны придумать что-то такое, чтобы они захотели сохранить нас вместе. Но что мы можем сделать и когда? На берегу у нас такой возможности, вероятно, не будет. А здесь, на корабле, скорее всего, ни одна важная персона нас не увидит. Этот Лукос, при всей своей важности, в Кноссе может оказаться мелкой рыбешкой. Поэтому надо думать.

Тут впервые заговорил Менесфей из Саламина, чей отец владел кораблями:

– Это можно сделать прямо в гавани. Помните – финикийцы всегда приходят с пляской и песнями.

Я хлопнул его по плечу:

– Ты ответил сразу на оба вопроса! Да, мы должны танцевать перед ними.

Тут афинские девицы подняли визг, словно выводок поросят. Они объявили, что ни одну из них не учили танцевать с мужчинами, что даже случайная весть об этом наповал уложит родителей, не способных перенести подобный позор, что и сами они предпочитают смерть бесчестью. Возглавляла весь хор Нефела. Меня уже тошнило от ее скромности, о которой она так старательно напоминала.

– Когда закончите с этим, – проговорил я, – взгляните на кормчего. Посмотрите, во что он одет.

Тот сидел так, что его короткая юбочка была почти не видна, и он казался совершенно обнаженным, если забыть про сандалии и украшения.

– В таком примерно виде ты будешь танцевать с быком перед десятью тысячами критян. И если тебе это не нравится, попроси, чтобы он развернул корабль и отвез тебя домой.

Нефела завыла, но я поглядел на нее так, что она умолкла.

– Ну а теперь, – сказал я, – исполним «танец журавля».

– Но это же танец мужей, – возразила Рена, округлив недоуменно глаза.

Я встал и произнес:

– Отныне это наш танец. Становитесь друг за другом!

Так на нашей крохотной палубе в лучах заходящего солнца мы исполняли «танец журавля». Море сделалось темно-синим, словно эмаль подернула бронзу дымчатым пурпуром, пыльным золотом проступали на нем острова. Я оглянулся на вереницу, в ней, словно в косе, переплетались белые и смуглые руки, светлые и темные головы. Мы танцевали и пели. Чернокожие посреди корабля поблескивали белками глаз и зубами, выбивая ритм на своих полосатых щитах; рулевой следил за нами, положив руку на привязанные к кормилу канаты, впередсмотрящий поглядывал с носа; на мостике кормчий, подняв брови, поигрывал хрустальными бусинами, а маленький негр свернулся клубком у его ног и тоже смотрел на нас.

Наконец мы повалились на палубу, усталые и улыбающиеся. Оглядев всех, я подумал: «Это начало. Свора охотничьих собак – это больше, чем отдельные псы. Так будет и с нами». Я размышлял об этом не без удовольствия – приятно после долгого перерыва оказаться среди своих ровесников. Впрочем, некоторым из них, таким как Хриса и Гиппон, я почти годился в отцы. Я был не только самым взрослым, но и самым высоким – выше меня оказался лишь Аминтор.

– Хорошо, – решил я. – Это заставит их задуматься. Наверное, нечасто жертвы, приезжая к ним, танцуют. В порту на нас, как говорил Лукос, будут смотреть люди. И они захотят поставить заклады на новых плясунов – кто дольше протянет. Я никогда не слыхал, чтобы к жертвоприношению относились с подобным легкомыслием. Тем лучше для нас: даже собственные боги критян не слишком благосклонны к таким людям.

Мы подходили к острову, чтобы устроиться на ночлег. В глубине этого очаровательного уголка поднимались высокие горы, склоны которых заросли виноградной лозой и цветущими плодовыми деревьями. Над одним из пиков с плоской вершиной курился дымок. Я спросил у Менесфея, не знает ли он, где мы находимся.

Он отвечал:

– Мы на Каллисто, самом прекрасном из всех Кикладских островов. Гора эта посвящена Гефесту. Видишь – дым его кузни поднимается над вершиной.

Земля приближалась, и по коже моей пробежал холодок. Мне показалось, что я увидел обреченную и священную ясность, подобную красоте царь-коня, ухоженного для бога.

Я поинтересовался:

– Не в гневе ли бог?

– Едва ли, – откликнулся Менесфей. – Над горой всегда стоит струйка дыма, на нее держит путь кормчий. Тут последняя стоянка перед Критом, дальше чистое море.

– Значит, пока еще светло, – заключил я, – мы должны поупражняться в пляске.

Так под лучами заката и при светильниках плясали мы возле края воды, и жители гавани с открытыми ртами глазели на нас, зная, куда лежит наш путь. Молодые и здоровые, мы хохотали, юноши ходили колесом и прыгали, крутясь через голову, даже молчаливая Гелика, не нарушая своего безмолвия, сделала мостик, а потом встала на руки.

– Вот это да! – удивился я со смехом. – Кто тебя этому научил? Прямо акробатка!

– Еще бы, – холодно заметила она. – Это мое ремесло. – И без всяких церемоний сбросила юбку, под ней оказалась расшитая золотыми нитками узкая набедренная повязка. Кости ее словно бы гнулись, и на руках она бегала едва ли не свободнее, чем на ногах. Чернокожие воины, только что в кружке слушавшие какую-то долгую повесть, повскакали с мест и, глядя на нее, разразились криками:

– Хау!

Гелика не замечала их, она была очень скромной, когда не плясала. Гимнасткам приходится быть целомудренными – они не могут зарабатывать, когда вынашивают детей.

Гелика остановилась, и я спросил, почему она утаила от нас свое мастерство. Она на мгновение опустила глаза, а потом ответила:

– Я подумала, что все возненавидят меня за то, что у меня больше шансов выжить. Но теперь все мы друзья. Сплясать ли мне перед критянами?

– Клянусь Матерью Део, да! – воскликнул я. – Ты закончишь представление.

Она сказала:

– Нужно, чтобы один из юношей подхватил меня.

– Нас семеро, выбирай.

Подумав, она произнесла:

– Я следила за пляской. Тесей, дар есть лишь у тебя одного, да и то не совсем подходящий.

– Расскажи это быкам, – отвечал я. – Может быть, они огорчатся. Пошли, покажешь мне, что надо делать.

Дело оказалось нетрудным; она была легкой, словно дитя, и мне оставалось лишь сохранять равновесие. Под конец она сказала мне:

– Будь ты простым человеком, смог бы этим заработать себе на жизнь.

Я заметил с улыбкой:

– На Крите всем нам придется жить этим ремеслом.