Афанасий Фет - Михаил Сергеевич Макеев

После этой замены стихотворение превращается в зарисовку сельского идиллического пейзажа, выражающего чувства лирического героя.

Иногда правка имеет явно улучшающий характер. Например, в прекрасном стихотворении «Ночью как-то вольнее дышать мне...» строка «А там за луной — горизонт» заменена на «А там, за луной, небосклон», с которой понятнее сочетается следующая строка, и изменены последние три строки, теперь звучащие так:

Вместе с зарею и сон налетает на вежды, Светел, как призрак. Г олову клонит, — а жаль от окна оторваться!

Исчезла лаконичная «сценка» с облачком, наплывшим на месяц, а вместе с ней и несколько глуповатый финал, как будто показывающий желание автора эффектно закончить стихотворение и одновременно неспособность это сделать. Теперь же стихотворение логично завершается наступлением светлого утра.

Есть случаи, когда стихотворение изменялось как будто до неузнаваемости, но при этом несомненно оставалось тем же самым, но более гармоничным и ярким. Первоначально стихотворение «Постой! Здесь хорошо!..» выглядело так:

Помедли... люди спят; медлительной царицей Луна двурогая обходит небеса; Всё медлит разойтись с серебряной зарницей — И ветр, и облака, и горы, и леса. Я не пойду туда, где камень вероломный, Скользя из-под пяты с отвесных берегов, Летит на хрящ морской; где в море вал огромный Придёт и убежит в объятия валов. Там вечный шум, там нет неясного сознанья Какой-то святости звездолюбивых дум И тихой радости немого созерцанья. Я не пойду туда: там моря вечный шум.

После правки оно приняло такой вид:

Постой! здесь хорошо! зубчатой и широкой Каймою тень легла от сосен в лунный свет... Какая тишина! Из-за горы высокой Сюда и доступа мятежным звукам нет. Я не пойду туда, где камень вероломный, Скользя из-под пяты с отвесных берегов, Летит на хрящ морской; где в море вал огромный Придёт — и убежит в объятия валов. Одна передо мной, под мирными звёздами, Ты здесь, царица чувств, властительница дум... А там придёт волна — и грянет между нами... Я не пойду туда: там вечный плеск и шум!

Пожалуй, самыми удивительными являются те случаи, когда в результате правки появляются два равно гениальных произведения. Например, в стихотворении «Тихая, звёздная ночь...» замечательная вторая строфа:

Дева — радость любви! Звёзды что очи твои: В небе луна и в воде, Будто печаль и любовь —

заменена не менее прекрасной:

Друг мой! в сияньи ночном Как мне печаль превозмочь?.. Ты же светла, как любовь, В тихую, звёздную ночь.

Аналогично дело обстоит с вызвавшим бурное веселье «ареопага» стихотворением «Мы одни; из сада в стёкла окон...», которое редакторы переименовали в «Фантазию» — видимо, чтобы как-то мотивировать чрезмерно причудливое содержание. Так стихотворение выглядело в сборнике 1850 года:

Мы одни; из сада в стёкла окон Светит месяц... тусклы наши Свечи; Твой душистый, твой послушный локон, Развиваясь, падает на плечи. Что ж молчим мы? или самовластно Царство тихой, светлой ночи майской? Иль поёт и ярко так и страстно Соловей над розою китайской? Знать, цветы, которых нет заветней, Распустились в неге своевольной? Знать, и кактус побелел столетний, И банан, и лотос богомольной? Иль проснулись птички за кустами, Там, где ветер колыхал их гнезды? И дрожа ревнивыми лучами, Ближе, ближе к нам нисходят звёзды? На суку извилистом и чудном, Пёстрых сказок пышная жилица, Вся в огне, в сияньи изумрудном, Над водой качается жар-птица; Расписные раковины блещут В переливах чудной позолоты, До луны жемчужной пеной мещут И алмазной пылью водометы. Листья полны светлых насекомых, Всё растёт и рвётся вон из меры; Много снов проносится знакомых