Рейтинговые книги
Читем онлайн Как живется вам без СССР? - Лариса Бабиенко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 54 55 56 57 58 59 60 61 62 ... 135

Зачем, спрашивается, унижался перед кем-то, на коленях стоял, умолял о жалости к себе? Лучше б в память о себе еще одно письмо ребятишкам написал…

— Жив ли ты, помочь тебе чем? — мгновенно кинулся Веревкин к товарищу.

Калмык был мертв, в помощи уже не нуждался. На войне ничто не жалеет солдата, даже высшая сила — бабьи и ребячьи заговоренья — под бомбами хиреют, как жарки на ветру. И душа солдата тогда беззащитным воробышком вспархивает от земли.

Однажды в плену, когда Василий уже почти не мог жить, тело все избито-переломано, неподалеку упал снаряд и какой-то черепок с невероятной скоростью впился ему в плечо.

— Тьфу, гадость! — чертыхнулся солдат, вырвал из фуфайки гончарный осколок, швырнул подальше. Всюду валялись вывороченные снарядом такие же отсыревшие черепки.

— Что это? — удивился он.

— Мелиорация это… — объяснил ему другой пленник, который успел до войны окончить два курса сельхозвуза. — Мелиорация с двойной регулировкой вод. В жару на поле сохранится влага, а в дождь лишняя по трубкам уйдет.

И неожиданно ругнулся.

— Сволочи! Вон как землю свою берегли, а нашу всю в ямы, в клочья. Чтоб под самый корень нас, даже из глубины земли выворотить. Чтоб мы все ушли к теням.

— Нам бы такие же трубки, — мечтательно произнес Василий, рассказывая товарищу о том, что Тюмень — не столько земля над водой, сколько под водой… Озер, рек, омутов в ней… Только подровнять бы слегка ее пашню, выкорчевать ольшаник, слить бы лишнюю влагу. Как из полотенца выжать бы… И тогда — реликтовая земля!

— Глянь-ко, и пахота тут глубже. Корню так действительно лучше, просторнее, — заметил пленник, которого война, казалось бы, вырвала прямо-таки из учебника по земледелию.

И затерзанные измученные войной солдаты, затосковали по дому, ощутив еще раз, что Родина, как пучок лесной дикой травы, все время манит к себе, чтоб вдохнуть еще раз, а желательно бы… и бесконечно…

Потом внезапно выпала-таки Василию «мореходка». Нежеланная, проклятущая, как любая война, растянутая до предела во времени, всегда на чужой территории, каждый раз в зоне непонятного языка, когда вокруг тебя — неизвестные менталитеты, неожиданная реакция попутчика, которого ты от макушки до пят почти не понимаешь.

Выпала Василию Ивановичу даже по тому времени редкая военная судьба. Фашисты, загнавшие пленников на военный аэродром под французским городком Морли, неожиданно, за день до открытия американцами второго фронта в Европе, затолкали группу славян разных национальностей в самолет, понесшийся вдруг вдоль огромного океана чуть ли не через весь земной шар. Куда? Люди неожиданно узнали, что должны они и в Аргентине, в ее сырых малярийных джунглях верно служить фашизму: строить в болотной жиже немецким бонзам дворцы, тайные аэродромы, тюрьмы, в одной из которых их впоследствии и расстреляют.

Могут ли истощенные безоружные люди внезапно изменить маршрут вражеского лайнера? Конечно, они не могли развернуть его винтом на восток, то есть — в сторону Москвы. Но их сил явно хватило на то, чтоб выполнить свое последнее воинское предназначение: кинуть машину в бездну. Что они и сделали. Самолет улетал в края, где нет их родных матерей. Вместе с ним навсегда от дорогих очагов улетали и они. Но пленники, которым вновь выпало быть солдатами, пусть и на очень короткое время, отказались подчиниться чужой воле. Они вынесли свой вердикт: приговорили лайнер. Вместе со всеми тогда шагнул в океан ради торжества будущего мира и польский военнопленный Тадеуш.

Редчайшая по тому времени машина, тайком мотавшаяся без аэродромов подскока по маршруту Европа — Атлантика — Аргентина, а то и Антарктида, разгерметизированная пленниками изнутри, подстреленной птицей ушла в океан. Чтоб не могла она больше злым ястребом таскать в своих когтях несчастных израненных людей для страшной, не по своей воле выпадающей им доли: уже на другом континенте бесправными рабами прислуживать тем, чьи души были заговорены лишь на злодейство.

Самолет упал около кромки Фолклендских островов. Остаться в живых выпало тогда лишь ему, Василию Ивановичу Веревкину.

— Ну, выручай, лес честной! — вымолвил сибиряк, как только пришел в себя и понял, что находится в доме фолклендского рыбака. После чего рядовой Советской Армии, призвав себе на помощь свою крестьянскую хитрость, народную смекалку и обычную человеческую приветливость, целых восемь лет через половину земного шара без документов топал домой. Великая Отечественная вынудила его до конца испить огромную чашу с цикутой, но, о чудо, не отравился он ею вовсе.

— Что ж не остался там? — донимал его как-то у таежной избушки односельчанин Петр.

— А я не главнее Родины, чтоб свой флаг вывешивать! И не кукушонок. Не хотелось мне в чужом гнезде приживаться. У меня свой дом есть. Понимаешь, свой…

— И не нашлось красавицы?

— Для меня не нашлось, — только и ответил Веревкин, а себе напоминал иное, давнее: «Ну, как я мог навсегда… без Ольгуни? Я ж ее такой красавицей в сельсовет привел! Даже ноги вместо обувки таежными цветами обмотал… Этот запах диких корней, значит, родной земли, я и ощущал там… Оттого не пожелал раствориться в чужих землях, среди чужих народов, не хотел заблудиться на случайных перекрестках. Я просто хотел домой! Моя боль никогда не была для меня главной болью…».

На лужайке, заросшей медоносами, сказал тогда Василий Иванович Петру:

— Глянь, вон яма. Закидать надо хворостом, а то олененок попадет, поломает ноги…

— Для этого и вернулся?

— Считай, что только для этого… — спокойно проговорил он и посетовал: — Вчера чуть лисицу не догнал, но убежал Ольгин воротник в тайгу… Приметь, неподалеку заяц живет!

В крестьянских семьях редко встречаются все члены семьи за одним столом. Особенно летом. Обычно каждый режет себе краюху хлеба, кидает в суму вареные яйца, сало и… в поле. Ольгуня тоже ни свет, ни заря убегала на ферму. Потом она с сожалением как-то вымолвила:

— Уж эта работа! Я ведь сыночка ни разу в школу не собрала. Сам поднимался, сам книжки в портфель складывал.

— Вот и толковее других, — не поддержал ее материнские всхлипы муж.

Но по ночам, даже если они невероятно коротки, каждого тянуло на откровенье.

— Нам тоже в деревне война лютая выпала. И мы ее жестокость узнали, — вспоминала Ольга. — Помнишь, мы писали тебе, что и отец твой после уборки ушел на фронт? Вместе с трактором.

Иван повез на нем сибиряков Москву защищать. Там с товарищами и с трактором своим все навечно и остались. Федор Илюхин, потомок кулака, который в молодости из деревенских бедняков немало крови выпил, тоже вместе с ними погиб. Пришла об том как-то весть в деревню.

— Мать твою, Вася, узнавшую о гибели Ивана Федоровича, тут же парализовало. А я с животом… И ферму мне еще поручили.

Но и такой нагрузки судьбе показалось мало.

В деревню среди зимы прибыли эвакуированные. Глядеть на них было страшно. Дети перевязаны подушками, на ногах — летние туфлешки, завернутые газетами и берестой. Где поезд стоял, там и сдирали. Лица, у кого черные, у кого синие. И всех спасать надо. Так в райкоме сказали.

— И без приказов мы, деревенские, за головы схватились.

Начали местные из рукавов давно поношенных тулупов валенки мастерить, по тайге мох собирать, чтобы младенцам вместо тряпиц под попку подкладывать, под фуфайки его для тепла рассовывать. Каждая тряпочка ведь была на учете. Силки по тайге ставили, чтоб хоть зайца или птицу поймать да накормить супом как можно больше народу.

— И лечили травами, и кормили травами, — пробормотала Ольга и заснула было, но быстро очнулась и продолжала:

— Это сейчас ты, Вася, как король, на тракторе едешь. А тогда… по весне в колхозе всего и агрегатов, что «бабкоразбрасыватели». Летом мы еще и «волокушами» работали. В это же время я Алешку грудью кормила. Другие бабы — также…

Деревню, как и все населенные пункты страны, не обходили стороной похоронки. Вот в одной избе час-два кричат от боли, потом — в другой. Но на второй, или в тот же день выходили женщины на работу, смеялись, шутили, наряжались иногда в ветхие кофточки…

Это самое трагическое поколение женщин на Руси молчком понимало то, о чем никогда с ними вслух не говорила страна. И никогда за это не благодарила. Но женщины понимали: они обязаны жить, чтобы не только работать, но и дать деревням и городам еще одно поколение. Вместо ушедших, вместо выбитых. Одинокие Натальи да Клавдии знали, что мужей уже нет, и никогда их не будет, а рожать надобно. И рожали. Только соловьи знали их тайны… И только воробьи видели их слезы.

Беременность они до последней минуты прятали, стеснялись, но детей своих — дорогих «крапивничков», которые казались им краше звезд и солнца, любили до полного своего отключения от жизни.

1 ... 54 55 56 57 58 59 60 61 62 ... 135
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Как живется вам без СССР? - Лариса Бабиенко бесплатно.

Оставить комментарий