Как живется вам без СССР? - Лариса Бабиенко

Редактор передачи подтвердила, что, да, такие самолеты по тому времени уже были. Пересекали же в войну океан Черчилль и Рузвельт. Почему у фашистов их не должно было быть?

Живущую в Гатчине дочь Разумова отчего-то на запись передачи не пригласили. Слово дали мне, но сразу оговорили, дескать, ни в коем случае нельзя говорить, что вы журналист.

— Скажите, что вы — знакомая Зинаиды Васильевны и тут, в передаче, по ее просьбе, мол, выступаете.

Так и было сделано. Хоть и сидела я в первом ряду, неподалеку от Марии Шукшиной, ведущая передачи (все время сбивалась в тексте, видно, что сценарий вовремя не прочитала) слово почему-то не дала, хотя Мария по сценарию должна была подойти ко мне и спросить, кого же я ищу?

Во время второй записи Шукшина слово предоставила мне в самую последнюю минуту, как я позднее поняла, чтоб легче было вырезать.

Услышав историю Василия Ивановича Веревкина, Игорь Кваша воскликнул:

— Какое большое спасибо, что вы нашли возможность к нам прийти!

Телевизионщики знали, что я пришла к ним после хирургической операции.

Тем не менее, в начале мая 2011 года передача «Жди меня», посвященная годовщине Победы над фашистской Германией, была закончена рассказом живущего ныне в Англии коллаборациониста, который попал в плен якобы после ранения и во сне (кстати, то же самое говорят все власовцы: каждый, видите ли, спал и каждого якобы ранило).

Коллаборационист, который после Победы своей Родины над фашизмом не решился вернуться домой, значит, было чего бояться, а нынче не хотел по телефону даже разговаривать с родившимся в России внуком, а тем более — приглашать его в Англию, как только паренек ни старался выразить ему свою признательность лишь за то, что этот горе-вояка по сей день жив.

После Девятого мая я позвонила в передачу «Жди меня» и возмутилась тем, что рассказ о Василии Ивановиче Веревкине был вырезан. Редактор передачи, из тех, кто работает с ее участниками и ведет всю огромную подготовительную часть, сделала вид, что о такой записи даже не помнит.

Как видим, не нужны буржуазной России — Герои. В эту пору стране почему-то нужны только предатели. Во всем и всегда.

Глава III

ИЗ СОВЕТСКОГО СОЮЗА УХОДИЛИ ПО-РАЗНОМУ

ПУСТЬ НЕ КРУЖИТ НАС ВРЕМЯ ПО КРУГУ

Наступили времена, когда Псков стал называться Плескау, а площади имени Ленина, Сталина во многих советских городах стали носить имя Адольфа Гитлера. Переименование улиц в оккупированных городах шло так же быстро, как и у нынешних демократов. Затем последовало закрытие учебных заведений, Советы стали называться управами, опять же, как и у нынешних демократов. В фашистских оккупационных листках появились следующие стишки:

Как когда-то вам варягиСоздавали вашу Русь,Так теперь германски флагиИзгоняют красный флюс.Прыгай, русский мужичок,От Москвы до Таганрог.

Захватив почти всю Европу, фашисты стали утверждать, что в Россию пришли бороться с большевизмом, забыв, правда, объяснить, зачем они оказались во Франции, Польше, Румынии? Но русская эмиграция объяснений не требовала, в большинстве своем она поверила Гитлеру, будто дурочка с раскрытым от восторга ртом.

Писатель Дмитрий Мережковский, его жена — поэтесса Зинаида Гиппиус, атаманы Семенов, Шкуро… все они поддержали Гитлера, а генерал Краснов 29 марта 1933 г. даже написал фюреру личное письмо.

Да, тот самый Краснов, выходец из зажиточной казачьей семьи, который предложил Керенскому переодеться в заранее приготовленное платье и 1 ноября 1917 года через потайной ход вывел его из Гатчинского дворца. А в 1918 году с целью создания на Дону и Кубани самостоятельного государства под названием «Всевеликое войско донское» поднял описанный впоследствии Шолоховым антисоветский мятеж, имел при этом Войске немецкого представителя фон Кокенхаузена, который снабжал Краснова немецким оружием.

После подавления мятежа Краснов сбежал за кордон, но тысячи русских людей с той и с другой стороны оказались в… могиле.

«Нам, русским националистам, — писал позднее бандит Семенов в газете „Голос эмигрантов“, — нужно проникнуться осознанием ответственности момента и не закрывать глаза на тот факт, что у нас нет другого правильного пути, как только честно и открыто идти с передовыми державами „оси“ — Японией и Германией».

То же самое слышим мы и от нынешних демократов: они все время за любой подсказкой бегут на Запад! В общем, ось та же.

Но пока обратимся к тому моменту истории, когда под контролем Германии в Великую Отечественную войну оказалось более 70 млн человек, и как жить в новой обстановке, если в мгновение ока разрушены села, города, погублено множество жизней и гордость цивилизации — человеческие устои — померкли, будто луговой цвет от опрокинутого с небес кипятка?

— Ты будешь полицаем! — в одной деревенской избе приказал фашист восемнадцатилетнему русскому пацану.

— Не губите мальчишку! — выкрикнула в ужасе мать и бросилась в ноги чужестранному вояке, целуя его грязный сапог.

— Не буду я полицаем, — спокойно возразил паренек.

Вражеский автомат мгновенно изрешетил юношу на глазах всей деревни.

— Ты будешь полицаем! — приказал немец его младшему брату.

Тот после гибели брата покорно опустил голову.

Но принимать решение под чекой выпало, однако, не всем. Кое-кто сделал это добровольно.

«Люди старого порядка, — писал впоследствии один из идеологов власовского движения М. Китаев, — то есть зарубежная эмиграция и монархически настроенные элементы внутри страны, рассматривали большевизм как врага номер один. Они работали под известным лозунгом „хоть с чертом, но против большевизма“. Не имея четко выраженной политической программы и политических организаций, эти люди в первый период войны шли на любое сотрудничество с немцами, не заботясь о том, принесет ли это благо или вред русскому народу. Значительную роль играло при этом личное озлобление. Зарубежная эмиграция рассчитывала при этом вернуть утраченное в результате революции 1917 года личное достояние. Монархические элементы внутри Советского Союза без борьбы переходили на немецкую сторону».

«В первый период войны, — пишет Китаев далее, — немцы широко использовали для целей политической пропаганды старую эмиграцию или людей, лично пострадавших от советской власти. Но эти люди в своей работе больше всего старались угодить своим немецким хозяевам, угадать их желание. Поэтому их деятельность не отражала действительного положения вещей и приносила делу немецкой военной пропаганды огромный вред».

«М. Китаев — псевдоним. Автор родился и вырос в Советском Союзе. Его отец — довольно известный дореволюционный писатель, постарался дать сыну хорошее и всестороннее образование. Китаев окончил высшее учебное заведение. Стал командиром запаса — младшим лейтенантом. Работу младшего научного сотрудника получил в Москве, в одной из лабораторий Академии Наук СССР», — говорится в предисловии к изданной на Западе брошюре М. Китаева и констатируется далее, что этот сын известного дореволюционного писателя осенью 1941 года попал к немцам в плен. В офицерском лагере военнопленных он открыто заявил о своей антикоммунистической позиции. Там же близко сошелся с группой командиров запаса из числа интеллигентов: поэтов, литераторов, научных работников.

Весной 1942 года из лагеря военнопленных в Польше он был отправлен в Берлин и попал в лагерь Вульхайде, где стал «помощником корпоральства», т. е. лицом, ведущим занятия с будущими пропагандистами.

Николай Февр, один из таких же добровольных пропагандистов, бывший кадет Киевского Кадетского корпуса, покинул Россию на английском угольщике «Вотан» 20 января 1920 г. Но лишь началась война, мгновенно примчался из Сербии в Берлин и добровольно предложил гитлеровцам свои репортерские услуги. Фашисты осенью 1941 года посылают его в Киев и Псков как корреспондента немецкого издания «Новое слово», где представитель русской эмиграции, ненавидящей Советскую Россию, начал усердно пропагандировать идею единения с врагом, идею «нашего немца».

«Молодежь танцует, флиртует и устраивает игры, — пишет он в своей вышедшей на Западе уже после войны книге „Солнце всходит на Западе“. — Фанты по-прежнему одна из излюбленных игр. Молодежь самая разнообразная. Тут и учащиеся псковской десятилетки, и ленинградские студентки, и приехавшие с эстонской территории русские, и молодой немецкий солдат — „наш немец“; тут в каждом доме есть свой „немец“, который пойдет потом провожать затанцевавшуюся молодежь во избежание неприятностей с ночными патрулями».

Николай Февр встречался в оккупированном городе с мельником, мечтающим о возврате частной собственности на землю, с потомками белоэмигрантов, с профессором из Ленинградской области, который служил у немцев переводчиком. То есть встречался с теми, для кого, как сообщает автор, новая война «явилась не чем иным, как продолжением бывшей давно — да уж не так и давно — борьбы белых с красными».