Собрание сочинений. Том 3. Путешествие в Китай в 2-х частях - Егор Петрович Ковалевский

знает отдыха: когда взойдет и подрастет пшеница, в бороздах между ней сеют гречиху, для которой тень не вредна вначале; пшеница поспевает рано, и китаец вырывает ее с корнем, а потом сеет вместо нее, в тот же год, один из скороспелых горохов, который всходит и растет под тенью гречихи; наконец, собирает гречиху и, в заключение, горох. На следующий год тоже, с небольшой разницей, и именно: в той борозде, где он сеял пшеницу, сажает гречиху, и наоборот. Орошение полей не везде введено в Северном Китае.

Китайские поселяне питаются одной пшенной кашей, и пьют чай; вина в деревнях почти не знают, редкие в состоянии наедаться досыта даже кашей; мясо едят только богатые раза два в месяц, и то, какое мясо? Я уж заметил, что здесь всякое животное и какая бы смерть не постигла его, естественная или насильственная, все ценится, продается и съедается людьми.

Поздно вечером мы воротились в кумирню. Оставалось еще осмотреть три наши участка земли; но они были недалеко от Пекина, верстах в 15 ближайший, и мы отложили осмотр их до обратного пути. Горы, синеватой грядой тянувшиеся против нас на севере, так и манили к себе. Мы разделились на две партии, одни отправились по направлению к Пекину, а мы в кумирню Лун-цюань-сы – черного дракона, лежащую уж на скате гор. Из кумирни намеревались мы сделать несколько поездок по окрестностям. Кумирня Лунь-цюань-сы известна была еще португальским миссионерам, которые передали ее в распоряжение русским. Здешний хешен – приятель четырех миссий. Действительно, трудно найти за пекинской долиной место лучше этой кумирни. Чудные горы, которых подошва унизана садами фруктовых деревьев, прекрасный ключ воды, что довольно редко здесь, вид из кумирни с одной стороны на долину, залитую зеленью и золотом различных хлебов, из которых возвышаются купы сосен и можжевельника, прикрывающих кладбища, с другой на горы, нависшие над кумирней; наконец, близость горячих вод и самое гостеприимство хешена к русским, разумеется, не совсем бескорыстное, но китайцы лучше всех других умеют скрыть свои побуждения, одним словом: все это, вместе взятое, было причиной, что русские избирали по-преимуществу эту кумирню местом, куда удалялись от летней духоты и вони Пекина.

Хешен встретил нас у ворот кумирни и представил нам своего духовного сына, которому, как говорил, он передал управление всеми делами, чтоб предаться вполне молитве. Хешен, кажется, рассчитывал на приезд новой миссии, и переделал один из стареньких флигелей, в который с гордостью ввел нас. Действительно, мы нашли тут прекрасное помещение, не слишком, впрочем, избалованное китайским комфортом; только хешен надоедал нам не умолкаемыми хозяйственными распоряжениями и хлопотами, которые показывали, что он еще не совсем предался молитве. Он до того занялся нашим приездом, что позабыл в суетах позвонить в обычное время в колокол, чем обыкновенно давал знать жителям деревни, что в кумирне неусыпно молятся, и нисколько не рассердился, когда наш казак, от нечего делать, принялся звонить вместо него. Надо, впрочем, заметить, что здешние буддийские монастыри давно не имеют того значения, которое многие привыкли придавать этому слову; самые даже большие из них, где, как увидим, монастырский устав очень строг и исполняется со всей точностью, не пользуются особенным уважением в Китае; ламы, хешены и вообще монашествующие разных буддийских сект служат иногда предметом колких замечаний со стороны здешних ученых, а между народом пользуются уважением только тот из них, кто лично заслужил его.

Наш хешен был не без значения в своей деревне, может быть, по богатству, конечно, относительному, и мы, к большому своему неудовольствию, должны были испытать силу его влияния на здешних жителей. Два крестьянина из-за чего-то затевали между собой тяжбу. Тяжба вещь страшная везде, а в Китае и того страшнее. Ссорившиеся решались перед началом такого важного дела прийти посоветоваться с хешеном. Три ночи хешен и духовный его сын увещевали и усовещевали китайцев помириться – три ночи, потому что днем земледелец ни за что не оставит своих работ; а так как китайцы, подобно жидам, не могут рассуждать без крика и шума, то в течение этих ночей мы с трудом, и только утомленные усталостью, могли уснуть, и очень были рады, когда, однажды утром, вошедший к нам хешен объявил с торжеством, что он, наконец, помирил ссорящихся.

Глава XII

Тань-шинские горячие ключи и дворец. – Кладбище императоров минской династии. – Понятия китайцев о бессмертии души.

Тань-шинские горячие ключи верстах в 7-8 от Лунь-цюань-сы. Дорога извивается между нивами и деревеньками, то исчезая в зелени первых, то являясь одетой камнем. Мы приехали прямо к чиновнику, смотрителю казенных ванн и дворца. После обычных приветствий и чашки чаю, он объявил, что на днях из дворца украли какую-то картину, а потому строжайше запрещено пускать кого-нибудь даже в сад к ваннам; но спутник мой нисколько не смутился от такого положительного отказа. За другой и третьей чашкой он успел изъявить свою радость, что чиновник и пополнел и побогател, и вообще во всей его особе и доме видна благодать неба; наконец, сказал ему, что мы совсем не такие люди, на которых бы распространялось запрещение; что хотя мы приехали издалека, однако хорошо знаем приличия и благодарность. Чиновник велел подать разных сластей и сделался не так непреклонен. Много еще было переговорено всякой всячины, совершенно ни для кого не занимательной, пока мы опять обратили речь на предмет поездки нашей; наконец, чиновник сказал: «Разве переговорить с главным привратником» и послал за ним. Опять пошли совещания и увещания, кончившиеся тем, что нам показали и ванны, и сад, и дворец.

Ванны богдохана и жен его, и две ванны, содержимые, как кажется, смотрителями для больных посетителей, находятся в хорошем состоянии; они из дикого камня и обиты свинцом; но народные, в которых купаются одни праздные ламы, приходят в разрушение; сама вода едва проникает в них, потому что многие трубы испорчены. Ванны устроены европейцами по поручению императора Кан-си, и, говорят, очень целительны; воды сернистые, не так сильны, но горячи; в одном из двух ключей до 32° и с трудом можно держать руку.

Дворец также приходит в разрушение; он ничем не отличается от других, которые нам случилось видеть. Замечательна картина известного Кастильони, рисованная в китайском вкусе, во всю поперечную стену, и представляющая двух болонских собачек, в зелени сада. Кругом дворца множество коридоров и переходов во внутренние комнаты богдоханских жен и евнухов.

Сад, в своем запущении, еще прекрасней. Большое озеро, поросшее ненюфарами и осокой, как-то таинственно отражало разрушенные, узорчатые мостики; бамбуковые куртины