Собрание сочинений. Том 3. Путешествие в Китай в 2-х частях - Егор Петрович Ковалевский

превратились в непроходимую чащу; вьющиеся деревья расползлись по дорожкам и перевились с персиками, которые были в полном цвете. Сад велик; он разросся и вообще мало испорчен искусством. Небо было чисто; едва веяло легкой, весенней прохладой. Мы провели здесь несколько отрадных часов, и как люди, знающие приличие, на обратном пути зашли поблагодарить чиновника, доставившего нам удовольствие подышать свежим воздухом.

На другой день, взяв того же хешена, который, как тень, повсюду следовал за нами, мы отправились на кладбище императоров минской династии. По словам его, от кумирни было не больше 40 ли, то есть с небольшим 20 верст, и мы не торопились выездом; но оказалось добрых 30 верст; к тому же, мы то и дело плутали в бесчисленном множестве извивающихся повсюду дорожек; наш проводник беспрестанно слезал с лошади, без чего нельзя завязать разговор с китайцами; только и слышалась обычная фраза: «старший братец, позвольте позаимствовать от вас свету: куда ехать» и проч. и старший братец, который иногда был целым десятком лет моложе спрашивавшего, принимался подробно описывать местность, и в силу этого описания мы опять заезжали куда-нибудь в ров: еще благо, что с китайским экипажем легко справиться. Наконец, часа в три после обеда мы переехали через развалины, служившие некогда воротами к кладбищу.

Почти все кладбища китайских богдоханов разрушены; от некоторых остались едва заметные следы их существования, о других и сама память исчезла. Легко вообразить себе, сколько их было, когда каждый сын неба занимал особое кладбище в черте общего, своей династии посвященного, издерживая на него при жизни огромные суммы и погребая вместе с собой несметные сокровища. (Последнее выводится теперь из употребления). Эти-то сокровища, постоянно привлекая алчность монголов и маньчжуров, были отчасти причиной разрушения кладбищ. Маньчжуры, покорившие в последний свой набег Китай и покорясь сами китайским нравам и образованию, имели благоразумие пощадить кладбище предшествовавшей династии, минской, и даже принять его под свое покровительство, как свидетельствует поставленный у входа памятник. Это была одна из политических мер, привлекших к ним китайцев. Величие царственных могил так поразило диких маньчжуров, что они, поклонники шаманства, при самом водворении своем в Китае, принялись строить для себя кладбища по образцу китайскому; но от недостатка ли средств, или от неумения – только кладбище ныне царствующего дома уступает в великолепии кладбищу минской династии. Богдохан Цян-лун похитил некоторые вещи из старых гробниц для своей могилы, за что подвергся обвинению еще при жизни своей; но все-таки могила первого властителя минской династии осталась величественнее и богаче.

К ней-то подъехали мы. Хотя время и люди пощадили ее, однако ни те, ни другие не заботились о ней; время – потому что в деле рук человеческих оно берет на себя одну разрушительную часть; люди – по восточному изречению: что прошло, то пропало; династия исчезла, и пускай заботится о ней небо. Прежние богдоханы, хотя изредка, раз-другой во время целого царствования, ездили сюда для приношения жертв; нынче только старший из потомков некогда царствовавшей династии, сам человек безвестный, приезжает ежегодно для поклонения своим предкам. Военной стражи, посмертного штата – нет; крестьянская деревенька, пользующаяся от казны клочком земли, обязана охранять кладбище; ключи находятся у старшины ее. Мы должны были дожидать пока принесут их, и, по обыкновению китайскому, которое пришлось по вкусу и русским, расположились пить чай под обширным навесом кладбищенских ворот.

Наконец, принесли ключи, и мы вошли в ограду кладбища. На первом дворе, усаженном деревьями, возвышался пирамидальный очаг, весь из желтых изразцов, для жжения приносимых в жертву вещей; далее ворота, составлявшие сами по себе обширное здание. На другом дворе, на возвышении, в несколько уступов, стояло громадное здание, обведенное в несколько рядов, по числу уступов, перилами из белого мрамора: все здание составляло одну залу, где ставился гроб богдохана, до перенесения его в могилу; длина ее 80 шагов, ширина 40; по середине небольшое возвышение, обнесенное простой решеткой; потолка нет; пол из плит огромных размеров; крыша поддерживается 60-ю колоннами и полуколоннами, известными во всем Китае своей громадностью, составляющими предмет его гордости; колонны из так называемого южного кедра. Таких деревьев теперь не найти в Китае, да и едва ли где на островах; каждая колонна толщиной в несколько обхватов; дерево ничем не покрыто, в натуральном виде и, несмотря на то, что находится в сырой комнате, вполне сохранилось. Кровля из желтой черепицы. Общий вид залы очень величествен, и мне ничего подобного не случалось видеть в Китае, где всякое здание раздроблено на части, загромождено мелкими украшениями, испещрено яркими красками. Эта зала вполне соответствует своему назначению: в ней тихо, пустынно, торжественно! Из нее выход прямо к могиле. Под сводами высокой башни вносят гроб в могильный склеп, обширный, одетый внутри гигантскими каменными плитами. Когда поставят гроб на место и последний человек выйдет из склепа, тогда подрубливают стойки у двери и огромный камень заваливает ее сзади; потом закладывают выход, замуравливают, так что и следов его не видно, и уж после проводят к нему каменный выход, который у конца раздваивается для того, чтобы скрыть жилище смерти от взоров любопытных. В древних кладбищах китайских императоров, говорят, существовал целый лабиринт входов и выходов, скрывавший настоящий ход в могилу. Эта таинственность посмертных жилищ богдоханских, этот ход под сводами очень напоминают внутренность пирамид египетских; но простота последних и их громадность представляет первообраз. Китайские могилы, уже изукрашенные памятниками, башнями, предмогильным зданием – подражание, как ни древни кладбища первых китайских императоров, которые служили образцами для последующих. Прибавьте к этому, что и хуан-ди Китая, подобно властителям древнего Египта, с первого дня восшествия на престол начинают постройку своего посмертного жилища, оканчивают вместе с концом жизни и заботятся о нем более, чем о своих дворцах; прибавьте еще посмертный суд над богдоханом, превратившийся нынче в простой приговор, дающий проименование умершему – и вы невольно придете к некоторым сближениям между двумя отдаленными мирами: древний Египет и Китай, сами по себе составляют отдельные миры. Разумеется, частности должны были вылиться в другую форму в Китае, но далее мы увидим еще некоторое сближение памятников этих двух государств.

В могильном склепе оставляют любимые вещи покойника и многие сокровища, как бы для того, чтоб он ими пользовался; особенно в древние времена этот обычай был в силе, и вместе с похоронами хуан-диев служил истощением государства. Вообще, посмертную жизнь китайцы не могут понять иначе, как в связи с земной, материальной. Я имел случай несколько раз это заметить. Сам Кун-фу-цзы, Конфуций (которого напрасно называют основателем нового верования: он только собрал и несколько очистил старые учения от