Стрелы Перуна - Станислав Пономарев

— Постой! Это какой Летко?

— Тот самый. Летко Волчий Хвост.

— Он што, в такой чести у Святослава? Как понять «с дружиной его»? Штоб булгар попугать, воев немало надобно.

— Есть у него богатыри. Он нонче воевода-тысяцкий. Святослав его кличет «ума палата». Так-то, брат!

— Да-а. А яз мыслил и богатство и славу получить в Царьграде. Вот и заслужил себе милость великую от Никифора Фоки. Теперь даже родная земля принять не хочет...

— Не горюй. Еще встретит тебя Русь Светлая славой, коль послужишь ей на поле брани могутным мечом своим.

— Послужу! Так послужу, што ворог лютый навек запомнит имя мое.

— Верю, брат. Оттого и помогаю тебе. Скажи лучше, хватит ли у вас припаса съестного на весь путь?

— Хватит всего. Лодия-то, чать, царская, — усмехнулся богатырь. Только вот беда: не сыскать тут для меня ни брони, ни меча доброго — малы да легки. Мой доспех-то цел?

— Цел-то цел, да нашелся и ему хозяин по завещанию твоему.

— Неужто кто лук мой осилил? — изумился Еруслан.

— Осилил смерд один. Да только не остался он службу править в дружине княжеской. Так што весь до-спех твой у меня в гриднице. Пришлю его вместе с лодиями. Ну а смерду тому все одно надобно новую справу заказывать. Ведь твоя-то кольчужка ему маловата.

— Ка-ак? — не поверил Еруслан. — Неужто он крупнее меня? Не может того быть!

— Покрупнее чуток, — подтвердил воевода.

— Да-а. Славна Русь Светлая богатырями.

— Теперь о деле, — нахмурился Слуд. — Перед тем как отплыть, лодию греческую потопи, штоб и следа от нее не осталось. А яз уж как-нибудь отговорюсь перед Святославом... Ну яз поплыл, штоб дело тайное сотворить. Солнце уж вон к закату клонит. Да, вот еще што: тут десяток сторонников к Летке у меня просятся. Возьми их с собой. Знакомцы там все твои. Их яз с челнами пришлю... Давай попрощаемся, брат. Даст ли Перун еще когда свидеться?

Побратимы обнялись. Уже уходя, Слуд сказал:

— Лекаря отпустишь, как только надобность в нем отпадет. Пусть едет к своим агарянам славный Юсуф-табиб. Может, испросит у своего Махмета здоровья и силы мне для защиты Руси. Прощай, брат! Не поминай лихом. ..

Как только ночь коснулась воды и скрыла в тени своей злосчастную кондуру, бывшие рабы пересели в две легкие ладьи. Когда они, постукивая уключинами весел, отошли, греческий боевой корабль накренился на левый борт и опрокинулся с шумом. Глубина в этом месте достигала пяти саженей, так что следов никаких не осталось.

Как только Святославу донесли, что кондуру патрикия Михаила видели перед Переяславом, князь тотчас вызвал Слуда в Киев. Тот примчался, загнав по дороге двух коней: Святослав ждать не любил.

Встав перед грозные очи властителя Руси и его ближних бояр, старый воевода попросил князя о разговоре с глазу на глаз. Тот согласился...

А на следующий день Слуд скакал обратно в свой город.

Святослав на все вопросы своих сподвижников отвечал:

— Варяги найдут лодию посла ромейского. Воевода Слуд указал путь ее.

Однако кондура исчезла бесследно, а варяги вернулись в Киев ни с чем, уставшие и злые.

5. Земля есть основание отечества 

Глава первая

«Раз мира не хотите — на вы иду!»

Гонцы из Итиль-кела и Киева примчались одновременно. После недолгого размышления Харук-хан решил первым принять вестника от кагана-беки Асмида. Делал он это скрепя сердце: само имя Асмид вызывало в старом хане дрожь ненависти и сдержанной ярости.

— Выскочка! — шептал сквозь зубы Харук. — Хитрец и трус! Он уже загубил Хазарию, и порукой тому — мое к нему отношение. Если бы только мое! Многие эль-теберы не хотят помогать бездарному полководцу. Кому же охота погибать зря?.. Потерять такого союзника, как Мансур Ибн-Нух! Да это...

Верный слуга Умаш, скрестив руки на груди и склонив голову, пригласил в юрту каганова посланника. Два стражника враз откинули полы кочевого жилища, и перед глазами Харук-эльтебера возник сотник ал-арсиев в полном боевом снаряжении. Со света воин не мог сразу разглядеть хозяина, но смотрел именно на то место, где тот должен был сидеть и где властитель этой земли сидел на самом деле.

— Говори! — раздалось из полумрака.

Ал-арсий не склонил головы, поприветствовал хозяина небрежно, и ярость колыхнулась в груди Харука.

— Говори! — прошипел хан, готовый дать знак стражникам, чтоб те зарубили дерзкого.

Сотник понял вдруг, что перед ним сила не меньшая, чем сам каган-беки Асмид. Понял и вздрогнул. Но ал-арсий действовал не по собственному желанию, поэтому, стоя прямо и гордо, объявил:

— По велению кагана-беки Асмида Могучего...

— Говори скорее! — процедил Харук-хан.

— ...Через твои земли едет посол великого кагана Шад-Хазара Наран-Итиля!

При упоминании титула великого кагана каждый должен был встать на колени и склониться в сторону столицы Хазарского каганата, где стоял дворец Светоносного. Харук-эльтебер не сделал этого. Посланец опешил.

— Дальше!—раздался невозмутимый старческий голос.

— Ты не боишься, о недостойный, что Великий пришлет тебе черный шнурок? — невольно вырвалось у гонца. — Или ты позабыл, что это такое?

Харук-хан не забыл: черный шнурок от великого кагана означал приказ собственноручно повеситься.

Глаза ал-арсия привыкли к полумраку юрты, и он отчетливо видел лицо эльтебера: хан был грозно спокоен.

— Ты много болтаешь лишнего. Говори главное! —. В голосе степного властителя прозвучали зловещие нотки.

— Посла зовут Джурус-хан[116]. Он едет в Куяву, слово кагана-беки Могучего коназу Святослябу везет.

— Какое слово?

— Об этом, если на то будет воля Джурус-эльтебера, он сам тебе скажет.

— Иди! Ты свободен, — проскрипел Харук-хан.

Сотник глянул на него пристально, побледнел и, прощаясь, поклонился уже по собственной воле. Когда доспехи гонца прозвенели за полами шатра, хан приказал Умашу вполголоса:

— Возьми воинов, догони этого дурака и где-нибудь подальше в степи избей его бичом. Избей так, чтобы он помнил об этом всю жизнь.

— Слушаю и повинуюсь, мой эльтебер!.. Я знаю этого ал-арсия. Зимой на базаре в Итиль-келе он похвалялся срубить голову самому кагану Святослябу. — Глаза Умаша смеялись.

— Храбрый, значит, — мрачно усмехнулся хан. — Ладно, позови Зарир-богатура, а сам спеши исполнить мою волю. И спаси тебя аллах, если этот невежда и хвастун уйдет от возмездия!

Умаш еще раз склонился чуть ли не до земли и, пятясь, исчез за полами шатра...