Стрелы Перуна - Станислав Пономарев

— Другого нет? Этот слабак!

— Есть у меня араб, — помедлив, ответил старший из кочевников. — Четырехлетка, сильный и выносливый. Но он стоит не меньше двухсот динаров.

— Добро, получишь двести золотых.

Кочевник медлил. Кирша удивленно посмотрел на него.

— Давай седло за коня, — попросил степняк.

— Седло?! — изумился русс. — Седло десятка таких коней стоит, а может, и больше. Да и опасно на нем сидеть. Хозяин увидит, в землю живым закопает.

— Я не боюсь.

— Смотри, у хозяина тысячи рук, и все они сейчас по степи шарят: ищут сарабаира с этим седлом.

Страх мелькнул в глазах разбойного скотовода.

— Я понял. Давай деньги. Не надо седла.

Молодой оборванец уже сидел на кагановом коне.

— Прощайте, братья, — махнул он рукой. — К огузам поскачу. Если повезет, уйду от погони. Может быть, больше не увидимся.

— Помоги тебе Тенгри-хан! — напутствовали его товарищи.

— Отдых коню дай, а потом скачи поскорее. Да ал-арсиям не попадись, — предостерег его Кирша.

— Хорошо! Рядом у меня стоянка тайная есть, там сарабаир хорошо отдохнет... — отозвался удалец, срывая коня в галоп.

Кирша отсчитал деньги за аргамака и вскоре остался один. Пожелав щедрому «хану» удачи, кочевники разъехались в разные стороны.

— Добро, — пробормотал русс. — Теперь покойнее мне будет, бо погоня пойдет по другому следу.

Беглец вынул из ножен кинжал и стал срывать с дорогого седла жемчуг, золотые бляшки и драгоценные камни. Потом он саблей выкопал в стене оврага яму, положил туда опасную улику, засыпал глиной и замаскировал.

«Теперь все! — удовлетворенно подумал он. — Теперь сабля каганова. Ее мы так...».— Русс снял архалук, замотал в него дорогой клинок и засунул сверток в переметную суму у седла. Постоял немного, внимательно оглядел лошадей, надел на себя короткий овчинный полушубок и косматую шапку скотовода, поправил на поясе узкий хазарский меч...

Карабаир-полукровка, как запасной конь, был привязан на длинном поводе к седлу аргамака. Кирша вывел лошадей из оврага, огляделся: в серой, холодной от нерастаявших плешин снега степи было пусто.

Русс вскочил в седло, дал шпоры и птицей полетел вслед за уходящим солнцем, на Русь. Путь до дома предстоял тысячеверстный по немирной земле, а потому он вдвойне был труднее, чем по безлюдной пустыне. Бывший невольник скакал по той же рабской сакме[110], по которой два месяца назад шел связанным под неусыпным надзором в Итиль-кел.

Беглец понимал, что поступок его всколыхнет всю степь и сразу уйти на Русь вряд ли удастся: дозоры, особенно на этом пути, будут проверять каждого подозрительного человека. А одинокий всадник в степи всегда вызывает подозрение, если он не гонец какого-нибудь хана или эльтебера. Да и гонцы редко ездят по одному, без охраны.

За два года плена Кирша повидал всякого, порядки на земле кагановой изучил хорошо. Если первые несколько дней он будет скакать без отдыха, весть о разбое на пиру у Санджар-тархана не обгонит его, ибо он будет лететь впереди слухов, а потом...

Степь в это время весеннего голодного предтравья казалась совершенно пустой. Почти все хазары откочевали к югу, где уже появился подножный корм скоту, где жизнь пастуха и табунщика была сытнее. Кирше важно было именно в это время проскочить через центр враждебной земли. Те немногие становища, что встречались ему на пути, беглец обходил стороной.

На пятые сутки не выдержал скачки арабский жеребец, казавшийся таким выносливым и резвым. Кирша бросил его в степи на радость волкам, которые все время бежали по его следу. Теперь только конь-полукровка, уставший, но упорный, нес всадника вперед. Темп бега сразу упал.

Ночью на дне глубокой балки Кирша развел костер из кустарникового сухостоя и несколько часов провел в полудреме, дав длительный отдых коню. По русскому обычаю всадник вез в переметных сумах около пятидесяти фунтов овса, и это поддерживало упорного и на диво выносливого карабаира. Сам всадник за эти сутки почти ничего не ел.

Перед рассветом его разбудил волчий вой. Видимо, туши одного коня им показалось мало, и звери настойчиво преследовали другого. Русс знал: пока волки воют, они не опасны. Вот когда замолкнут, тогда... Тогда, значит, зверье ступило на горячий след, тогда, значит, серые разбойники рядом.

Костер прогорел. Кирша подошел к коню, подтянул подпругу, взял в руки лук с наложенной стрелой. Вороной дрожал, похрапывал от страха. Волчий вой заставлял его торопиться. У выхода из балки зверья еще не было, и Кирша отпустил повод. Карабаир полетел птицей. Всадник оглянулся: на вершине высокого кургана неподалеку стоял изваянием на бело-розовом полотне утренней зари крупный зверь и, задрав морду вверх, голосил надрывно, видимо, жалуясь небу на свою вечно голодную жизнь...

Беглец иногда сворачивал с прямого пути, чтобы сбить со следа возможную погоню. Однажды он, отдыхая у подножия кургана, услыхал отдаленный звон бубенцов и топот многих копыт. Русс поспешно завел коня в овраг, а сам, пригнувшись, вернулся: далеко в степи беглец увидел темную колеблющуюся полосу.

— Караван купецкий, — сразу определил он. — Должно, на Русь идет. Это удача! Только ежели они меня за разбойника степного не примут.

Караван шел прямо на него, и русс решил не открываться купцам до поры до времени.

Первыми мимо проскакали несколько воинов в тюрбанах, коротких шерстяных плащах, с кривыми саблями на поясах.

— Агаряне[111], — прошептал Кирша.

За передовым дозором в голове каравана шествовали проводники. К поясу первого был привязан ременный повод от головного верблюда. Вереница вьючных животных растянулась почти на версту.

По бокам каравана гарцевали всадники на горбоносых арабских конях. Кирша внимательно наблюдал за ними. В группе наиболее богато одетых воинов один показался Кирше знакомым. Он был дороден, сухолиц и сидел верхом не так ловко, как другие. По-видимому, это был хозяин каравана. Кирша напряг память и вспомнил: Махмуд, слуга Хаджи-Хасана!

Тогда русс сел на коня и решительно выехал наперерез шествию. Тотчас десяток воинов ринулся к нему с копьями и луками наготове. Кирша стоял неподвижно, воздев безоружную руку над головой, показывая этим, что ждет арабов с мирными намерениями.

Воины подскакали. Один со свирепым бородатым лицом выкрикнул грубо:

— Ты кто такой?!

— Друг!

— Все так говорят. Ты карапшик! Отвечай, где твои друзья?! Нас не обманешь!

— Зачем бы я стал выезжать так открыто? — ответил Кирша.

— Кто вас знает, степных грабителей?