Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - Евгений Абросимов

297. «Горькие и высохшие травы…»

Горькие и высохшие травы,Камни под копытами и мухи,Облепившие у раненого рот…Мы тогда рождались только,Изредка отцы к нам приходили,Ставили винтовки в уголИ руками, от которых пахлоПорохом, окопною землею,Осторожно подымали нас.За окном команда раздавалась,Ржали кони, тяжкою походкойЛюди проходила умирать.Ветер над убитыми да песни,Пыль на сапогах, да слава,Да тысячелетние дороги,По которым некуда идти…Так в тифу, в броду и в детском плаче,В переполненных убитыми окопахИ в зрачках безумных матерей, —Так она рождалась, наша правда,В боли, в судорогах — и этой правдеНикогда, нигде не умирать!

Октябрь 1938

298. «Не забыть мне этот вечер…»

Не забыть мне этот вечер:Ветер шарил по полям,А в саду на тихом вечеСовещались тополя.

Я — романтик. Было жалко,Что на спутанных ветвяхНе увижу я русалкиС гребнем в мокрых волосах.

Что не крикнет старый лешийМне из темного дупла,Что не спросит ворон вещий,Пролетая: «Как дела? »

Вместо этой чертовщиныС ней я встретился тогда,Где о сникшие вершиныРаскололась гладь пруда.

По пруду кувшинки плыли,Звезды на небе зажглись,Мы недолго говорили,Улыбнувшись, разошлись.

В память вечера такогоЯ хотел для счастья снятьНеизвестную подковуНеизвестного коня.

А подкова затеряласьВ мягких теплых небесах…Только мне затосковалось,Отчего, не знаю сам.

Может, я погибну скоро,Но до смерти б я донесЧутких листьев робкий шорох,Перемигиванье звезд.

Может, я не смело встречуСмерть. Но, сделавшись светлей,Я припомню этот вечер —Встречу с девушкой моей.

1938

299. Во славу твою

Не кричим, не мечемся, не любим,Сердце — камнем. Но удар — и вотПесня обожжет нам губы,Ветер в дверь открытую войдет.

Это мы. Лаокооном новым,Искупленьем не своей вины,Встану, на мучения готовый,Словно осужденный у стены.

Душу искромсай и изнасилуй,Высмей сокровенные слова,Землю, по которой ты ходила,Исступленно буду целовать.

Не боюсь насмешек. Пусть уродливо,Пусть не воркованье, а разбой.Лучше уж любовь юродивая,Чем вегетарианская любовь.

Никогда не перестану славить!Пусть сомнут, сломают, раздробят,Если скажешь песню обезглавить,Песню обезглавлю для тебя.

1938?

300. Лаокоон

Полуоткрытый рот и тело, как струна,Готовы плакать и кричать от боли,А ты молчишь, и гордость спасена.Но кто тебе молчать позволил?Пока ты здесь, пока ты небо видишь,Пока еще ты только человек,От боли, от стыда и от обидыТы можешь плакать, грек.Потом возьмут продолговатый камень,И, на века оставленный резцом,Пустыми и холодными глазамиТы будешь нам смотреть в лицо.Пусть так же обойдется жизнь со мной,Чтоб помнить: боль была, и тучи плыли.А дальше — ночь. А дальше — всё равно,Холодный мрамор иль щепотка пыли.

Май 1939

301. Май 1941 – Май 1942

В том мае мы еще смеялись,Любили зелень и огни.Ни голос скрипок, ни роялиНам не пророчили войны.

Мы не догадывались, споря(Нам было тесно на земле),Какие годы и просторыНам суждено преодолеть…

Париж поруганный и страшный,Казалось, на краю земли,И Новодевичьего башниПокой, как Софью, стерегли.

И лишь врасплох, поодиночке,Тут бред захватывал стихи,Ломая ритм, тревожа строчкиСвоим дыханием сухим.

Теперь мы и строжей и старше,Теперь в казарменной ночиНа утренний подъем и марши –Тревогу трубят трубачи.

Теперь, мой друг и собеседник,Романтика и пот рубахУже не вымысел и бредни,А наша трудная судьба.

Она сведет нас в том предместье,Где боя нет, где ночь тиха,Где мы, как о далеком детстве,Впервые вспомним о стихах.

Пусть наша юность не воскреснет,Траншей и поля старожил!Нам хорошо от горькой песни,Что ты под Вязьмою сложил.

1942

ЕВГЕНИЙ ПАНФИЛОВ

Евгений Андреевич Панфилов родился в 1902 году в Петербурге в рабочей семье. В 1917 году окончил высшее начальное училище и поступил работать на ленинградскую фабрику «Гознак». Занимался в литературной студни Пролеткульта, учился на рабфаке при Ленинградском государственном университете.

В 1920 году начал печатать свои стихи в журналах «Грядущее», «Юный пролетарий», «Пламя», руководил литературными кружками на Ижорском заводе и на заводе «Светлана». Учился в Ленинградском университете и одновременно работал подручным фрезеровщика на заводе «Русский дизель». В 1926 году вышла первая книга стихов и поэм «На рубеже», вызвавшая большое количество критических статей и рецензий.

В 1928 году вышел второй сборник стихов Панфилова «На седьмом этаже». Поэт печатался также в различных журналах и альманахах. Много времени отдавал Е. Панфилов рабочим литературным кружкам на заводе «Электросила» и другим.

Перед войной поэт подготовил к печати книгу своих избранных стихов — «Мечта».

В первые же дни Великой Отечественной войны Евгений Панфилов вступил добровольцем в ряды народного ополчения и погиб в тяжелых боях за переправу на реке Оредеж (Ленинградская область) в августе 1941 года.

302. «Ай, и много, много будет ласки…»

Ай, и много, много будет ласкиНа цветущем берегу,Если наши мысли без опаскиВ неизведанное побегут.

Ой, звените, скрипки и гитары,И пляшите, пилы, топоры:Наше сердце — брызги Ниагары,Наши помыслы — орлы!

И летят бестрепетною стаей,Через тундры и солончаки,Вдаль, туда, где изредка мигаютОгоньки…

Пусть туман и пуля-лиходейка —В сердце страх не выищет угла:Жизнь легка, как праздничная вейка,И напевна, как колокола!

Ей-же-ей, пузатое и злоеМоре в пене… Не видать земли…Только мы, сквозь время буревоеПроведем удачно корабли!

Ай, и много, много будет ласкиНа цветущем берегу,Если наши мысли без опаскиВ будущее побегут!

1921

303. У нас и у них

У нас шестеренкиБегают, как девчонкиШестнадцати лет,А у них — нет.

У нас расплавленная медь —Не медь, а солнце, сброшенное в мастерскую;Ну, где у них вот заиметьИ перелить такую?

Наши стружки-серебрушки,Что хорошие подружки:За одной другая вслед,А у них-то стружек — нет.

У нас паровой молотМужественен и молод:Каждый удар легок и лих.А что у них?

Ах, зато у них, у текстилей,Сотни, тысячи девчонок,Смех которых звонче и теплейРазговора наших шестеренок!

1924

304. На седьмом этаже

Там, где люди, кони и трамваи,Где автомобили и кино —Много зданий, поглядишь, зевая,Над панелью блеклой взнесено.

И в одном, меж небом и землею,В этаже, взлетевшем на чердак,Со своей двадцатилетнею женоюПроживает молодой чудак.

Он творит, строчит стихотворенья,А она в затерянной тишиПересчитывает бережно поленьяИ редакционные гроши.

Хорошо им на своем балконе(Не балкон, а крыша) — точно с гор,Гулкий город, словно на ладони,И, как степь, размашистый простор.

Вот тяжелый мрачный Исаакий,Крепостная бурая стена,А налево, за мостом во мраке —Выборгская сторона.

Хорошо им — воздух. В самом деле!Только лягут рыхлые снега —По квартире вьюги и метели,Как в произведеньях Пильняка.

И балкон уже простая крыша,И окошки не окошки — щель.Заметает выше — вышеБесконечная метель.

Хорошо им: не в ладах с плитою;Даже в печку вглядываясь зло,У печурки мечутся с едою,От печурки требуют тепло.

Поневоле с января о дачеЗамечтать придется молодым,Если днями отовсюду скачетБеспокойный дым.

Где трамваи и народ — толпою,Где безделье мечется и труд —Вот над этой взбалмошной землеюИ мои знакомые живут.

<1926>

305. «Так устал! Постель давно желанна…»