Пленница былой любви - Бетти Махмуди

В один миг я отодвинула раму, потом просунула голову между прутьями.

– Я наблюдаю за этим домом много дней, – повторила Алави.

Она рассказала, что какое-то время ее сопровождал брат, сидевший в машине. Однако это вызвало подозрения, и у них спросили, что они тут делают. Брат Алави ответил, что он наблюдает за девушкой, живущей в одном из домов, так как хочет на ней жениться. Этого объяснения оказалось достаточно, но сам инцидент встревожил мужчину. Так или иначе сейчас она была одна.

– Все уже готово для переезда в Захедан, – сообщила она.

– Я не могу ехать. Со мной нет Махтаб.

– Я найду ее. Возможно ли это?!

– Я прошу вас не делать ничего, что вызвало бы подозрения.

Она утвердительно кивнула и исчезла так же внезапно, как и появилась. Я вернула на место оконную раму, спрятала нож и погрузилась в раздумья, моля Бога, чтобы все это не оказалось только сном.

Наверное, Богу было угодно, чтобы земной шар оборачивался медленнее. Мне казалось, что сутки растянулись до бесконечности. Это были самые длинные дни в моей жизни. Основным моим занятием стал поиск способов как-нибудь убить время.

Я придумала хитрую стратегию общения с Махтаб. Из того, что я нашла дома, или из продуктов, которые приносил Муди, я старалась приготовить любимые блюда Махтаб. Больше всего ей нравился болгарский плов.

Из остатков шерстяных ниток мне удалось связать крючком маленькие башмачки для куклы Махтаб. Потом я вспомнила, что у нее есть несколько блузочек с воротниками под шею типа «гольф», которые она носила, жалуясь, что воротники ей жмут. Я обрезала воротники, а из полосок ткани сшила платьица для куклы. Найдя белые блузки с длинными рукавами, из которых Махтаб выросла, я обрезала рукава и получила необходимый материал, чтобы удлинить блузки. Теперь моя девочка сможет их надевать.

Муди взял эти подарки с собой, но так и не сказал мне о ребенке ни слова. Лишь возвращая обратно башмачки куклы, он проронил:

– Махтаб сказала, что не хочет надевать кукле эти башмачки, потому что дети испачкают их.

Я старалась не показать Муди, какую радость доставили мне эти слова. Сообразительная маленькая Махтаб поняла мой план. Таким образом она передавала мне: «Мамочка, я жива». Значит, она была с другими детьми. И это, слава Богу, исключало дом Амми Бозорг.

Но где же она?

От тоски и растерянности я начала просматривать изданные на английском языке книги Муди. Большинство из них были об исламе, но мне это не мешало. Я перечитала их от корки до корки. Среди них я нашла словарь Вебстера и тоже прочла его. Я весьма сожалела, что здесь нет Библии.

Бог был моим единственным собеседником во время этих полных отчаяния дней и ночей. Постепенно в моем возбужденном разуме начал формироваться определенный план. Беспомощная в этой западне, не имея ни малейшей возможности хоть как-то защищаться, я хваталась за все, что могло приблизить меня к Махтаб. Поэтому я обратилась к религии, которую исповедовал Муди.

Я подробно изучила справочник обычаев и ритуалов мусульманских молитв и начала практиковаться. Перед молитвой я мыла руки, ладони, лицо и стопы. Потом надевала белую молитвенную чадру. Во время молитвы верующий на коленях склоняется в смирении перед волей Аллаха, и его голова не должна касаться ничего, что сделано рукой человека. Вне дома это просто. В жилых помещениях верующий должен пользоваться молитвенным камнем. Я нашла их в доме несколько штук. Это были обычные кусочки затвердевшей глины диаметром около трех сантиметров. Молитвенным камнем мог быть любой кусочек земли, но эти были слеплены из земли в Мекке.

Надев чадру, положив перед собой открытую книгу на пол и головой касаясь камня, я регулярно произносила молитвы.

Однажды утром, когда Муди встал с кровати, я привела его в замешательство, занимаясь ритуальным омовением. Озадаченный, он смотрел, как я надеваю, чадру и занимаю положенное мне место в холле. Я точно знала, где оно: не рядом с ним, а позади него. Мы вместе обратились лицом к Мекке, произнося торжественные молитвы.

Я стремилась достичь двух целей. Прежде всего, удовлетворить Муди, даже если бы он заметил, что скрывается за моей религиозной преданностью. Он должен понять, что я хочу заслужить его расположение, чтобы вернуть Махтаб. Но разве не этого ему хотелось? Забрать у меня Махтаб было единственным и окончательным средством, которое должно было заставить меня покориться и согласиться с его взглядами на нашу будущую жизнь. И сейчас он мог убедиться, что его стратегия принесла желаемые результаты.

Но даже это было для меня второстепенным. В моих мусульманских молитвах я была более искренней, чем Муди мог бы предположить. В сущности, я только лихорадочно искала помощи. Если Аллах является таким же высшим созданием, как и мой Бог, я буду выполнять его требования так рьяно, как только смогу. Я хотела удовлетворить Аллаха еще больше, чем угодить Муди.

После окончания молитв Муди сказал:

– Ты не должна молиться по-английски.

Теперь у меня было новое занятие: я учила арабские слова, стараясь при этом убедить саму себя, что таким образом я не стану послушной иранской женой.

Однажды пришла Элен. Она позвонила в дверь, и мы разговаривали через окно.

– Я знаю, что Муди запретил нам приходить, но я все-таки хотела убедиться, жива ли ты еще, – сказала она. – Что-нибудь изменилось?

– Нет.

– Ты знаешь, где Махтаб?

– Нет. А ты?

– Не знаю, – ответила она, а потом предложила: – Может быть, помог бы ага Хаким? Муди уважает его. Я могла бы поговорить с ага Хакимом.

– Нет, – поспешно запротестовала я. – Если Муди узнает, что я разговаривала с кем-нибудь, это только ухудшит мое положение. Мне хочется только увидеть Махтаб.

Она согласно кивнула головой, покрытой чадрой, но осталась недовольна.

– Ты можешь кое-что сделать для меня, – предложила я ей. – Принеси мне, пожалуйста, Новый Завет.

– Хорошо, но как я тебе его передам?

– Я спущу тебе на веревке корзинку или еще что-нибудь.

– Порядок.

Элен ушла, но так и не вернулась с Новым Заветом. Возможно, из чувства вины за этот тайный визит.

В один из солнечных дней я стояла на балконе, пытаясь осознать, в полном я еще рассудке или уже нет. Как долго все это длится? Я пыталась вспомнить тот день скандала с Муди. Это было месяц назад. А может быть, два? Я не в состоянии была вычислить. Я решила считать пятницы, потому что только эти дни чем-то отличались. Напрягая память, я вспомнила только одну пятницу со времени нашего конфликта. Неужели прошла лишь неделя? Неужели все еще апрель?

На противоположной стороне двора я увидела соседку, наблюдающую за мной через открытое окно. Я никогда прежде не видела ее.