Барчестерские башни - Антони Троллоп

У синьоры не было и этого оправдания: мистер Слоуп оставлял ее столь же равнодушной, как и двадцать его предшественников. Она охотно, даже жадно принимала его поклонение. Он оставался пока наиболее значительной мухой Барчестера, угодившей в ее паутину, а синьора была могучим пауком, плела чудеснейшие сети и не могла жить, не ловя мух. Это было тем более дурно, что пойманные жертвы были ей не нужны. Она не могла пожрать их матримониально, подобно юным паучихам, чью паутину обычно ткут их маменьки. Не могла она съесть их и менее законным путем. Ее злополучное положение делало невозможным бегство с любовником. Нельзя же бежать с дамой, которой нужны трое слуг, чтобы поднять ее с кушетки.

Синьора не пылала страстью. Пора любви для нее давно миновала. Она испепелила свое сердце — то сердце, которое у нее вообще имелось,— на заре юности, в том возрасте, когда мистер Слоуп думал только о второй книге Евклида и о небольшом должке продавцу сластей. Годами она была моложе его, но в чувствах, в знании любовных дел, в искусстве интриги неизмеримо старше. Ей необходимо было видеть кого-то у своих ног. Она всегда жила только этим. Она наслаждалась своей властью и искала ее. Она похвалялась перед сестрой, что сумеет свести с ума любого мужчину, и сестра, столь же свободная от женской скромности, как и она сама, добросердечно полагала, что бедная калека, которую судьба лишила обыкновенных радостей, имеет право на подобное развлечение.

Мистер Слоуп был влюблен без памяти, хотя и не понимал этого. Синьора приколола его к пробке5 точно мальчишка таракана, для того, чтобы любоваться, как он вертится в смертных муках. II она прекрасно понимала, что делает.

Мистер Слоуп, добавив к своему костюму все украшения, допустимые для священника, отправляющегося с визитом, как-то: новый галстук, новые перчатки, свежий носовой платок и soupcon[24] отнюдь не излишних духов, — около трех часов поднялся на крыльцо доктора Стэнхоупа. В этот час синьора обычно бывала одна в малой гостиной. Ее матушка еще не спускалась. Отца не было дома, или он уединялся в своем кабинете, Берти никогда не было дома, а Шарлотта покидала гостиную, если думала, что визитер ищет общества Маделины. Она считала, что поступает как добрая сестра.

Мистер Слоуп привычно спросил доктора Стэнхоупа, а лакей привычно ответил, что синьора в гостиной. Туда мистер Слоуп и направился. Синьору он, как обычно, застал лежащей на кушетке с французским романом под рукой. Прелестный инкрустированный бювар на столике перед ней был открыт. Она писала.

— А, это вы, друг мой,— сказала она, протягивая ему над пюпитром левую руку.— Я не ждала вас и вот начала вам писать...

Мистер Слоуп взял очаровательную нежную ручку — весьма очаровательную и весьма нежную,— склонил над ней свою большую рыжую голову и поцеловал ее. Это зрелище стоило бы посмотреть, стоило бы описать (будь это по силам автору), стоило бы запечатлеть на холсте. Мистер Слоуп был массивен, неуклюж, громоздок и от влюбленности особенно неловок. Дама, как мы не раз говорили, была прекрасна и воздушна; все в ней и вокруг было изящным и утонченным, ее рука в его ладонях казалась розой среди моркови, а он, целуя эту руку, выглядел коровой, которая нежданно нашла вышеупомянутый цветок в своей кормушке. Синьора была прекрасна, как отдыхающая богиня, и владела собой не хуже, чем Венера, когда та обольщала Адониса. II подумать, что подобная грация и подобная красота пускались в ход ради подобной цели!

— Я писала вам,— сказала она,— но теперь мои каракули можно отправить в корзинку.— С этими словами она взяла с пюпитра золотообрезный листок, словно намереваясь его порвать.

— Ни в коем случае! — воскликнул он, накладывая эмбарго в семь фунтов живого веса на божественный листок.— Столь кощунственная судьба никогда не постигнет того, что вы снизойдете написать мне, синьора.— И, взяв письмо, он и его водворил между моркови, покормился им, а затем начал его читать.

— Помилуйте, мистер Слоуп! — сказала она.— Надеюсь, это не означает, что вы сохраняете весь вздор, который я вам пишу? В половине случаев я сама не знаю, что пишу, или же знаю, что все это следует поскорее бросить в огонь. Надеюсь, вам не свойственна гадкая привычка хранить письма.

— Во всяком случае, я не кидаю их в корзину. Уж если им суждена гибель, то она благородна и они сгорают в пламени, как древле Дидона.

— Пронзенные стальным пером, разумеется, для полноты сходства,— сказала она.— Из всех знакомых мне цариц госпожа Дидона была самой вздорной. Почему она не поступила, как Клеопатра? Почему она не снарядила свои корабли и не отправилась вместе с ним? Она не могла снести мысли о том, что потеряет земли, добытые обманом, а потом не смогла снести мысли о потери любовника. И села между двух стульев. Мистер Слоуп! Никогда не мешайте любовь с делом!

Мистер Слоуп побагровел до самых корней своих рыжих волос — даже его пятнистый лоб стал красным. Он решил, что синьоре известны его планы относительно миссис Болд. Совесть шептала ему, что он разоблачен. Приговор произнесен, его ждет кара за двуличие: красавица больше не пожелает его видеть. Бедняга! Он и не догадывался, что, знай синьора о его планах, это ее только развеселило бы! Ей было приятно видеть мистера Слоупа у своих ног, доказывать свою власть, заставляя священника терять голову, тешить свое неверие, наблюдая, как бессильна религия, когда страсть овладевает даже религиозным человеком. Но ей было бы еще приятнее узнать, что она к тому же отнимает свою жертву у другой женщины, чья любовь, если бы ее удалось завоевать, была бы во всех отношениях благотворной и возвышающей.

Впрочем, синьора с проницательностью, свойственной подобным женщинам, давно уже заметила, что мистер Слоуп имеет матримониальные виды на миссис Болд, хотя о Дидоне она заговорила вовсе не поэтому. Но запылавшее лицо ее поклонника сказало ей, о чем он подумал, и она тотчас этим воспользовалась.

Она поглядела ему прямо в глаза, не гневно, но и не с улыбкой, а пристально и властно. Затем, подняв указательный палец и слегка покачивая головой, она сказала:

— Ни в коем случае, мой друг, не мешайте любовь с делом. Либо держитесь за свои сокровища и богатый город, либо следуйте за своей любовью как настоящий мужчина. Но не пытайтесь совместить то и другое. Иначе вам придется умереть с разбитым сердцем, как бедной Дидоне. Что же вы изберете, мистер Слоуп, любовь или деньги?

Мистер Слоуп легко сыпал трогательными примерами в своих импровизированных проповедях, но сейчас он никак не мог подыскать проникновенного ответа. Он чувствовал, что надо сказать что-то изящное и притом так, чтобы рассеять подозрения своей возлюбленной. Но он не знал, как это сделать.

— Любовь,— сказал он,— истинная, всепобеждающая любовь должна быть сильнейшей страстью человека; она должна подчинить себе все иные желания, возобладать над всеми иными стремлениями. Но у меня любовь может стать такой лишь при условии, что она будет взаимной.— И он бросил на синьору нежнейший взгляд, который долженствовал искупить неуклюжесть его речи.

— Послушайте моего совета,— сказала она.— Забудьте о любви. В конце концов, что она такое? Мимолетный сон, длящийся неделю-другую. Бот и все ее радости. И разочарование, длящееся всю жизнь,— вот возмездие за нее. Кто и когда знал истинную любовь и был счастлив? Счастье в любви предполагает, что любовь эта лжива. Истинная любовь всегда безответна или трагична. Джульетта любила, Гайде любила, Дидона любила — и что из этого вышло? Троил любил — и перестал быть мужчиной.

— Троил любил, и над ним насмеялись,— сказал не столь слабодушный капеллан.— Мужчина может любить и не оказаться Троилом. Не все женщины — Крессиды.

— Да, не все женщины — Крессиды. И лжет в любви не всегда женщина. Имогена была верна, и что же? Ее супруг поверил, что она стала любовницей первого мужчины, который явился к ней в его отсутствие. Дездемона была верна — и ее задушили. Офелия была верна — и потеряла рассудок. Счастья в любви нет — разве что в эпилоге английского романа. Но вот богатство, деньги, дома, земли, имущество движимое и недвижимое, все эти земные блага — о да, в них есть нечто ощутимое, то, что можно сохранить, чем можно насладиться.

— Ах, нет,— сказал мистер Слоуп, чувствуя себя обязанным возразить против столь неортодоксальной доктрины.— Земные богатства никого не сделают счастливым...

— А что сделает вас счастливым — вас? — вскричала она, приподнимаясь на локте.— В чем думаете найти счастье вы? Не станете же вы утверждать, что не ищете счастья! Я все равно вам не поверю. Этим поискам посвящена жизнь каждого человека.

— И поиски эти всегда тщетны,— ответил мистер Слоуп.— Мы ищем счастья на земле, а можно лишь уповать найти его на небе.

— Пф! Вы проповедуете то, во что сами ничуть не верите. Все вы таковы. Если вы знаете, что земного счастья не существует, почему вы мечтаете стать настоятелем или епископом? Зачем стремитесь к богатству?