Гугеноты - Владимир Москалев

— Удачная и быстрая карьера, надо сказать. Это указывает на его рвение в служебных делах.

— Это доказывает, ваше преосвященство, что нам с вами еще не раз доведется услышать об этом человеке, и хорошо, если это окажется на пользу нам, а не во вред.

— Он примет участие в путешествии?

— Ну, разумеется, герцог без него никуда. И попомните мое слово, Карл, он сумеет выкинуть какую-нибудь штуку в этом походе и, таким образом, вновь заставит говорить о себе.

— Вы думаете?

— Почти что уверена. Это человек риска и действия.

— Надеюсь, вы покажете мне его во время путешествия?

— Непременно, если захотите ехать.

— Однако, — произнес кардинал, — вернемся к прерванному на время разговору. Мы упомянули вождей, но не обмолвились ни единым словом об их королеве. Итак, осталась Жанна Д'Альбре…

Глядя задумчиво в окно, Екатерина хищно усмехнулась и проговорила:

— Этой персоной я займусь сама.

Кардинал решился наконец сказать свое мнение:

— Клянусь распятием Христа, я восхищен вами, Катерина…

— Главное, — проговорила она, не слушая его, вся во власти своих мыслей, — чтобы мне не мешали в моих действиях. А тут еще этот испанец, с которым у меня предстоит встреча… Вечно они лезут, куда их не просят, и не понимают при этом простых истин: спешка, особенно в государственных делах, никогда не приводит к добру. И второе: если хочешь победить врага, позови его к себе в дом и притворись его другом. Однако, кажется, я слышу во дворе голоса, шум подъезжающих экипажей и звон оружия.

Карл Лотарингский выглянул в окно:

— Пришла пора собираться.

— Вы правы. Выходите отсюда потайным ходом, тем самым, которым и пришли сюда.

Кардинал встал, оделся и исчез за дверью в стене, которую открыла ему королева с помощью потайного механизма. Едва он ушел, она презрительно прошептала, глядя на дверь, за которой скрался ее любовник:

— Жалкий монах, которого, увы, я вынуждена терпеть.

Потом позвонила в колокольчик.

В дверях показалась служанка.

— Дайона, позови моих камеристок, мне пора одеваться, — приказала королева.

…Сборы — всегда дело хлопотное, но на этот раз не было обычной суматохи, как правило, сопровождающей такого рода мероприятия. Каждый знал, что ему надлежит делать, где его место в колонне и каковы будут его обязанности в походе. Это явилось следствием того, что все было оговорено заранее, чуть ли не за полторы недели до отъезда, поэтому квартирмейстеры и гофмейстеры заранее позаботились о том, чтобы в обозе хватило на всех палаток и постельных принадлежностей, а также разослали гонцов во все концы с тем, чтобы там были готовы к прибытию королевского поезда. Шталмейстеры и оберегермейстеры проследили за тем, чтобы на первое время, хотя бы до Дижона, всем хватило еды и питья, а также сладостей и развлечений для детей, ну а на долю гардеробмейстеров выпала, как и положено, забота о том, чтобы королевская семья и придворные в дороге не испытывали затруднений в выборе одежды при любой погоде.

Можно несколько страниц исписать, рассказывая о том, что представлял собою королевский поезд, который после Фонтенбло растянется на несколько километров, и как проходили эти сборы, и даже назвать имена восьмидесяти фрейлин Екатерины Медичи, нескольких тысяч солдат, членов правительства, церковников, духовников, маршалов, капитанов, шутов, кондитеров, бакалейщиков, мясников и даже медведей с кольцами в носу; но не стоит этого делать во избежание лишней головной боли. Во всех трудах, посвященных истории Франции того времени, можно найти этот рассказ, и слишком любопытному и дотошному читателю мы советуем обратиться туда. Там же он найдет и самое подробное описание этого путешествия, всех праздников, балов, карнавалов, спектаклей и турниров, которые тогда проводились и в каких именно местах. Для нас с рядовым читателем это не представляет большого интереса, и мы расскажем об этом путешествии вкратце, останавливаясь по необходимости в самых любопытных и значимых местах.

Итак, к полудню все было готово, и королевский поезд, растянувшись по всей длине улиц Астрюс и Сент-Оноре, под благословение кардинала Лотарингского, епископа Лангрского, кардинала Бурбонского и других Святых Отцов церкви, пожелавших всем Et redamhula[65], наконец, тронулся в путь. В авангарде колонны шли квартирмейстер и герольды во главе с капитаном Монжуа, за ними ехали герцог Неверский и маршал де Вьевилль впереди отряда швейцарских гвардейцев, растянувшегося по всей длине поезда. Далее следовал экипаж с Дианой Ангулемской, принцем Наваррским, Шарлем Лотарингским, сыном герцога Омальского, и двумя наставниками Генриха Наваррского — Бовуа и Ла Гошери. Во второй, королевской карете, находились Екатерина Медичи, Карл IX, герцог Аласонский, принцесса Маргарита Валуа и Пьер де Гонди, будущий канцлер, кардинал и милостынераздаватель супруги Карла Елизаветы Австрийской, свадьба с которой произойдет спустя шесть лет. Сейчас это был прелат церкви, без пяти минут епископ, духовник вдовствующей королевы и ее семейства. Третью повозку занимали аббат Д'Эпинак, советник и наставник 13-летнего Генриха Гиза, будущего душителя и истребителя гугенотов, мэтр Шаплен, королевский врач, господин Видуаль, портной Его Величества и два пажа. В остальных экипажах размещались баронесса де Савуази, госпожа де Лимейль, Паола Минелли, мадам де Сагонн, де Круссоль, Эме де Мере и другие фрейлины королевы. Впереди второй кареты в великолепных серебристых походных костюмах красовались на баварских жеребцах Карл Лотарингский и Генрих де Гиз, позади нее на андалузских лошадях выступали Конде и его сын Генрих, сопровождаемые внушительной свитой гугенотов с Матиньоном во главе, и, наконец, замыкало шествие войско герцога де Монморанси во главе с капитанами и лейтенантами. После Фонтенбло произойдут кое-какие изменения в составе и порядке движения участников поезда, кроме того, к нему добавится большой обоз из фургонов с провиантом, одеждами, мебелью и костюмами для праздничных представлений королевского двора в городах на пути следования кортежа. Арьергард составят лучники и швейцарцы.

Еще не успели тронуться с места, как тут же произошел неприятный инцидент. Дворяне, продолжавшие коситься друг на друга в связи с различными вероисповеданиями, тут же повздорили насчет того, кому ехать близ королевской кареты. Католики требовали уступить им это право, гугеноты не соглашались. Схватились за шпаги, началась рубка, но подоспел Крийон с отрядом солдат и быстро все уладил. Это был командир королевской стражи, человек, посвятивший свою жизнь служению французским королям независимо от того, из какого семейства и какого вероисповедания они были. Ему были даны самые широкие полномочия, он мог арестовать кого угодно и когда угодно, ибо являлся, прежде всего, телохранителем короля, и потому действия его никто никогда не оспаривал, зная, что лучше иметь дело с честным Крийоном, чем с неуравновешенным королем.

— Шпаги в ножны, господа! Шпаги в ножны! — закричал Крийон, врезаясь в гущу дерущихся на своем коне со шпагой наголо. — Последнего, кто не исполнит это приказание, я арестую именем короля!

Едва он закончил говорить, как все сразу утихло. Последнего, разумеется, не нашлось, все клинки, словно один, моментально исчезли в ножнах, и должный порядок с помощью все того же Крийона был тотчас же восстановлен: католики расположились по правую сторону поезда, гугеноты — по левую.

Король, видевший все это, произнес, высунувшись из кареты:

— Благодарю вас, господин Крийон. Впредь действуйте подобным же образом, ибо только так мы сможем сохранить мир в королевстве.

Крийон поклонился и отъехал.

Около часу пополудни, миновав, наконец, тесные и грязные парижские улицы, к тому же еще и заполненные горожанами, членами муниципалитета, нищенствующими монахами, полицейскими — одним словом, теми, кто провожал королевский двор, около часу пополудни, повторяем, пышный кортеж остановился на площади Мобера. Здесь, приняв благословение Святых Отцов аббатства Бернардинцев и монастыря Карме, процессия двинулась по улице Сен-Виктор, миновала ворота и, оставив слева от себя огромное старинное аббатство и холмы де Купо, а справа — загородную резиденцию герцогов Орлеанских, уже более быстром ходом направилась по дороге, ведущей в Фонтенбло.

Там двор уже ожидали остальные участники. Устроили праздничные ужины в своих загородных дворцах сначала коннетабль, потом кардинал де Бурбон. На следующий день в одном из залов дворца Фонтенбло давали комедию, потом был рыцарский турнир. Наконец, после окончания карнавальных празднеств, тронулись в путь. В этот момент, надо полагать, и задумано было великолепное полотно, изображающее пышную королевскую процессию, в которой, не считая людей, насчитывалось восемь тысяч лошадей и которая растянулась почти на два километра. Полотно это и поныне хранится во Флоренции в одном из музеев.