Арабская поэзия средних веков - Аль-Мухальхиль

«Весть, которую принес…»

{158}

Весть, которую принесПобедитель на мече,Достовернее, чем весть,Что начертана пером.

Лезвие меча белоИ быстрее черных буквМожет, истине служа,Все сомнения отсечь.

Об искусстве побеждатьСмелых копий острияМогут людям рассказатьБольше, нежели слова.

Что предания? ОниВымысел досужих уст.Кто начнет их проверять,В этом убедится сам.

И когда звезда с хвостомПоявилась в небесах,Стали бедами пугатьПредсказатели народ.

Нам астрологи твердят,Что судьба людей и царствВсякий раз зависит лишьОт расположенья звезд.

Если вправду это так,Значит, звезды в небесахЗнали, что возьмешь, халиф,С боем град Аморий ты.

Значит, ведали они —И заранее притом,—Что перед тобою ницВ храмах идолы падут.

Ты победу одержал!Как же не венчать ееОжерелием стиховИли речью золотой?

Благодатный дождь, грядя,Рассыпая серебро,В честь победы обрядилЗемлю в новую парчу.

С боем град Аморий взяв,Славой венчанный халиф,Ты наполнил в эти дниНас надеждою благой.

Так сладчайшим молокомВымя наполняет лугУ верблюдицы, когдаЗацветает все окрест.

Ты звезда халифов всех,Потому что был тобойУкреплен в бою ислам,На беду его врагов.

Для неверных этот град —Самый близкий родич их.Чтобы выкупить его,Отдали бы матерей.

Город с девою был схож,Что невинность берегла,Овладеть им потомуСам Хосров бы не сумел.

Абу Кариб вслед за нимБыл отвергнут, словно впрямьДлань судьбы, щиту под стать,Заслоняла этот град.

Обходил его злой рокС тех времен еще, когдаАлександра{159} не предрекНи один пророк земной.

Бог языческий хранилГрад Аморий сотни лет,Этот город под лунойСделав сливками веков.

Пала Анкара{160} в бою,Это знаком роковымВ румском царстве — и не зряВсе язычники сочли.

Град Аморий, увидавГибель собственной сестры,Заразился страхом вдруг,Как смертельною чумой.

Рыжекудрых и лихихВидит всадников вдали —Кровью крашены у нихКудри, как персидской хной.

О владыка мусульман,Этот город ты вложилВ пасть огня. И мрак ночнойПрочь от зарева бежал.

Солнце всходит из огня,Словно в тучах грозовых,Хоть оно давным-давноЗакатилось вдалеке.

Пламень в аспидном дыму,Словно солнце скрылось вдруг,Хоть по времени ещеДо заката далеко.

В день, когда был город взят,Среди всех его мужчинНе нашлось ни одного,Кто бы с женщиною лег.

В день, когда был город взят,Не нашлось ни одногоМусульманина, чтоб онС пленной женщиной не лег.

Край, который пел Гайлан{161},Где жила красотка Мей,Мерк для нас пред торжествомРазрушенья и огня.

И превратная судьбаПовернулася спинойК иноверцам, чтобы намЛик сиятельный явить.

Переменчивость ееВ нашу пользу неспростаМы лелеяли средиКопий и прямых мечей.

И Аллаха самогоИсполнитель воли ты,Аль-Мутасим — славный вождьПравоверных храбрецов.

Ты победами вскормилКопья войска своего.Впереди твоих бойцовСтрах несется на врага.

И когда бы не Аллах —Покровитель мусульман,Крепостные степы тыНе сровнял с землей, халиф!

Лишь Аллах вручает ключВерным подданным своимОт могучих крепостейИноверной стороны.

Грозный византийский царь —Страж Амория — сказал:«Не найдет халиф вблизиВодопоя и лугов!»

Но оружьем опровергТы надменные слова,К пастбищам и родникамПроложив мечами путь.

Ради крепости основГосударства своегоПозабыл в кругу друзейКубок пиршественный ты.

И возлюбленных устаПозабыл, как сладкий сонЗабывают в дни тревогИ походов боевых.

Слову, доблестный халиф,Ты деянье предпочел,Чем опору подрубилПод шатром неверья ты.

В страхе Теофил{162} тебеДань богатую сулил,Но, как воли морских прибой,Неподкупен ты, халиф.

Не стяжатель — мститель шел,Он, как будто грозный шторм,В содроганье приводилСтан языческих дружин.

Отступивший ТеофилПотерял дар речи вдруг:Страх молчания взнуздалУ язычника язык.

Лишь хаттийских копий вал{163}Ощетинился пред ним,Бросил воинов своихОн на произвол судьбы.

Бегства оседлав коня,Чьи позорны стремена,Он спасался, откупясьВойска своего ценой.

И числом в сто тыщ почтиВойско полегло во прах,Словно паданцы-плоды,Зрелость смоквы обогнав.

И от грешных, бренных телДуши их освободясь,Почему-то никакойРадостью не пронялись.

Сколько белые мечиГнева утолить смоглиВ душах мстителей, что тыЗа собою вел, халиф!

Сколько девушек в боюВоины смогли добыть,Яснолицых, как луна,Чернокосых, словно ночь!

А индийских лезвий стальСколько крови пролила,Чтобы стражей сокрушитьВозле девичьих дверей.

Воины твои, халиф,Поспешили, распалясь,Из покровов, как один,Верные клинки извлечь.

И достойными ониБыли тех румийских жен,Что особую красуПод одеждами хранят.

И наместником небес,Аль-Мутасим, ты прослыл,Выше прежнего поднявЗнамя, что вручил пророк.

Ты искал к покою путьИ нашел его в трудах,По мосту тревог пройдя,Через грозный непокой.

Если вправду под лунойСуществует связь времен,То при Бедере успех{164} —Старший брат твоих побед.

Бану Асфар{165}, от бедыПожелтеет лик врага,И победный ясный светБудет литься с наших лиц.

Аль-Бухтури

Перевод Т. Стрешневой

{166}

«Я горько плачу…»

Я горько плачу, а тебе глядеть на боль мою смешно.Тебе единой исцелить и погубить меня дано.

Я появился перед ней с глазами, полными тоски,Когда разлука порвала надежды ветхое рядно.

Я тщетно руки простирал, об утешенье умолял,Я заклинал, но повстречал в ответ бездушие одно.

Она спросила: «Кто тебя заставил слезы проливать?»Ответил: «Та, кого люблю». Она: «Мне это все равно!»

«Зачем я зеркало свое…»

Зачем я зеркало свое с таким стараньем начищал?Остался тусклым бы металл и беспощадно не сиял.

Я не увидел бы тогда той вероломной белизны,Что проступила на висках, как будто первый снег упал

О горе! Молодость моя, неужто ты навек ушла?Где ты цвела, там враг седой неумолимым стражем встал

Я поседел, и не найти предела горю моему,Я в этой ранней седине посланца смерти увидал.

Недолог нашей жизни срок, неотвратим ее конец,На что бессмертие души, ведь я холодным трупом стал.

«С тех пор как молодость ушла…»