Темные тайны - Джинни Майерс Сэйн

ощущал эту боль. – Харт трясет головой. – Она была такая сильная, что я обмочил штаны.

– И тут вдруг начинается шторм. Я помню этот холодный дождь как из ведра, сильные волны на реке, гром и молния. Внезапное наводнение средь ясного вечера. Это было нечто нереальное, а в воздухе ощущалось электричество, такое сильное, что волосы на макушке вставали дыбом.

– Мощь моря и неба, – шепчу я.

– Я никогда не чувствовал ничего подобного.

Я дрожу и обхватываю себя руками. Думаю о тех вспышках видений, которые часто получаю. О картинах той ночи, когда умерла Элора.

Ветер.

И дождь.

Я помню, что говорил Харт о той ночи. Бушующий шторм, явившийся из ниоткуда. Яблочко от яблони…

– Молния ударила в несколько больших старых деревьев, и они раскололись. – Он щелкает пальцами. – Ветром сорвало крышу с дома Бернадетты и Виктора. – Харт замолкает и шарит в кармане в поисках очередной сигареты. Но их больше нет. Он ругается себе под нос и продолжает: – Но больше всего мне запомнился град. Огромные куски льда падали с неба и ранили людей. И посреди всего этого стоял Демпси Фонтено, с мертвым ребенком на руках, глядел на небо и ухмылялся, как сам дьявол.

Интересно, где во время всего этого находилась я? Дома, наверное, с Лапочкой. В безопасности. У меня не сохранилось об этом никаких воспоминаний.

– И вот тогда кто-то из толпы пристрелил его. И все прекратилось. И ветер, и град, молнии и дождь. Но я видел, кто это сделал, заметил, у кого в руках был дробовик. – Харт поворачивается ко мне и спрашивает: – Хочешь знать, кто это был? Это был Лео, отец Элоры убил Демпси Фонтено. Ты думаешь, это совпадение?

Харт ошибается.

– Почему Лео? – удивляюсь я.

– А почему бы не он? Кто-то же ведь должен был положить этому конец, верно? Пока Демпси Фонтено не разнес весь этот город на части.

– А Элора знала, что сделал ее отец?

Харт кивает:

– Я ей тоже рассказал.

– Но Зейл не мог этого знать. Как он мог об этом узнать? Его там даже не было. – Голова у меня кружится.

Весь мой мир кружится.

Только не Зейл. Пожалуйста.

Только не Зейл.

Да, мне нужен был ответ, но не такой.

Харт усмехается. Он смотрит в сторону заколоченных окон.

– Как он мог об этом узнать? Грейси, это же чертова экстрасенсорная столица мира. Это ты мне объясни, как он об этом узнал. Может, сама Элора ему рассказала. Ты же говорила, они были друзьями.

Харт указывает на черную бочку:

– Вот причина, по которой твой новый приятель решил убить Элору. И, вероятно, планировал убить и тебя. Грейси, может, он собирался уничтожить нас всех, одного за другим. Всех Летних Детей. Здесь разворачивается настоящая шекспировская драма. Мы расплачиваемся за грехи отцов.

– Зейл действительно не знает, – возражаю я. – Ему не известно, что сделал Лео. Все это время Зейл разыскивал тело своего отца. Он даже не знал, что совершила моя мать, пока я ему не рассказала.

Харт качает головой:

– Почему ты веришь всему, что говорит этот тип? Какую власть он над тобой имеет? Мы стараемся вычислить, кто мог желать смерти Элоры, и все без толку. А ты, получается, с самого начала знала ответ? – Он пожимает плечами, как бы не в силах постичь смысл. – И ни разу не проронила ни слова? Даже мне?

Я не могу вынести страдания на его лице и отворачиваюсь.

– Еще какие-нибудь секреты? – спрашивает Харт.

– Нет.

– Ладно, у меня тоже.

Мы перешли какую-то черту. И я понимаю, что обратной дороги нет. Отношения между нами никогда не станут прежними. Голова у меня кружится. Мне нехорошо от попыток отыскать причину, почему я не подвергала сомнению ничего из сказанного Зейлом. Почему с самого начала верила ему на слово. Не задавала больше вопросов. Не выпытывала у него подробностей.

Любых подробностей.

Потом я вспоминаю, что говорил мне Зейл о своей матери. Как она обладала даром умиротворять душу и успокаивать нервы.

Она умела это делать не только со змеями, она и на людей так же действовала.

Все это время Зейл заставлял меня чувствовать себя в безопасности, слегка одурманенной, заторможенной, пьяной. Не способной ясно мыслить. Я разрешала ему умиротворить и заворожить меня этими волшебными глазами, глубоким, как океан, голосом и прикосновениями, от которых у меня перехватывало дыхание.

Я не разглядела опасности в лице и прячущегося в сорной траве коварного щитомордника.

Поднялся ветер, ураган Элизабет движется по нашу душу. Она будет здесь… скоро. Это слово напоминает мне о той любовной записке.

– Я кое-что нашла сегодня вечером, – произношу я. – Это было спрятано в комнате Элоры.

Харт удивленно смотрит на меня.

– Мы обшарили эту комнату вдоль и поперек в поисках подсказок. Я, мама, Лео и шериф с полицейскими штата. Никто из нас ничего не нашел.

– Вы не знали, где искать, – усмехаюсь я.

– Что ты нашла? – спрашивает он.

Я достаю сложенный клочок бумаги и протягиваю ему.

– Вероятно, это дал ей Зейл, – говорю я и чувствую себя глупо. Гляжу на реку, чтобы Харт не заметил боль в моих глазах.

Но он ее все равно чувствует. Харт разворачивает бумагу и видит изящный золотой браслет с крохотным красным сердечком. И любовным посланием из одного слова. Скоро.

Яростный ветер прокатывается по причалу, и колокольчики гудят как набатные колокола.

Лицо Харта темнеет, и он смотрит на реку, но там нет ничего интересного. Харт молча комкает бумагу и заводит руку назад, затем швыряет записку и браслет как можно дальше в темную реку. И я вскрикиваю, чувствуя, как последняя частичка Элоры исчезает из моей жизни навсегда.

– Зачем ты это сделал? – кричу я. Это кажется таким несправедливым. – Это не твоя вещь!

– И не твоя тоже.

– Может, я хотела его сохранить!

– Зачем? – Харт поворачивается спиной к реке. – Парень, который подарил ей это, явно был не тем человеком, каким Элора его считала.

Наверное, это правда. А может, никто из нас не является тем человеком, каким себя считает.

– Ты не знаешь, что Зейл…

– Зейл убил Элору, Грей. – Мое сердце бешено колотится, и подгибаются колени. – Нет никакого другого ответа. И ты теперь знаешь это так же хорошо, как и я. Он – недостающий фрагмент. Зейл убил ее, потому что Лео убил его отца. И он собирался убить и тебя. – Харт подходит ко мне и кладет руки мне на плечи. – За то, что сделала твоя мама в ту ночь на острове Келлера.

– Весь город покрывал это, – шепчу я, и