Пелопоннесская война - Дональд Каган

брешь, чтобы заполнить первую, – все эти тактические приемы были просто неслыханны. На самом деле сдвиг вправо, который так встревожил Агиса, был характерен для всех армий того времени из-за естественной тенденции фаланги гоплитов постепенно смещаться в сторону, не прикрытую щитами. Агис должен был предвидеть это, но и на этот раз он действовал, ведомый собственной неопытностью.

В сущности, Агису следовало держать строй, приказать правому крылу охватить с фланга и взять в полукольцо левое крыло противника, бросить собственное могучее войско спартанцев против не слишком сильного отряда простой аргосской пехоты в центре и надеяться, что его левое крыло, неся на себе наибольшую тяжесть вражьего натиска, сможет продержаться до тех пор, пока он сам не придет к нему на выручку. Риск такой стратегии состоял в том, что левое крыло пелопоннесцев могли обойти и смять слишком быстро. Однако же в ситуации, в которой неожиданно для себя оказались спартанцы, любой другой план был бы еще более рискованным. В сложившихся обстоятельствах Агису требовались проницательность, уверенность и решимость опытного военачальника, но, как показывает все его прежнее поведение, этими качествами ему только предстояло овладеть. Теперь же войска получили от него те необычные приказы, которые были описаны выше.

Невозможно сказать, чем бы закончился маневр Агиса, если бы командиры подчинились его указаниям. Левое крыло, как и было поручено, выдвинулось, чтобы помешать охватывающему движению противника, и между ними и спартанцами в центре образовался разрыв. Но воины, стоявшие в центре справа, не приступили тотчас же к заполнению этого разрыва, так как командиры двух предназначенных для этого отрядов, Аристокл и Гиппоноид, просто отказались выполнять соответствующее распоряжение. Подобное неповиновение было столь же неслыханным, как и сам приказ Агиса. Впоследствии эти два командира были осуждены и изгнаны за проявленную трусость, то есть, с точки зрения спартанского суда, план Агиса был вполне осуществим. Но правда состоит в том, что двое полемархов, отказавшись выполнять прямой приказ своего командующего на поле боя, удержали свои подразделения на исходных позициях в строю, в самом центре фаланги, а после битвы не стали скрываться или искать убежища, а вернулись в Спарту на суд. Трусы так не поступают.

Тем не менее неисполнение спартанскими командирами прямого приказа на поле боя требует пояснения. Их отказ, по крайней мере отчасти, можно объяснить уверенностью этих опытных воинов в том, что армией командует некомпетентный человек. Уже при первой встрече с врагом он бросил своих людей в безрассудную и бессмысленную атаку вверх по склону холма; затем, оказавшись на дистанции полета вражеского копья, отвел их назад; и, наконец, позволил противникам застать себя врасплох битвой в выбранном ими месте и при выгодном для них расположении сил. Вторая причина, по которой командиры поступили именно так, вероятно, заключалась в том, что Аристокл, будучи братом Плистоанакта, соправителя царя Агиса, мог надеяться на его защиту и убедить Гиппоноида, что им обоим ничто не угрожает. Но в конечном итоге их поступок был всего лишь реакцией на приказ, который казался чистым безумием, и попыткой спасти спартанское войско от страшной опасности, которая бы грозила ему при исполнении этого приказа.

В конце концов, даже несмотря на то что командиры не подчинились царскому приказу, а возможно, и благодаря этому, спартанцы выиграли битву. Поскольку отряды полемархов остались на своих позициях, никакой бреши справа в центре не возникло. Напротив, они усилили собой спартанское войско в центре – именно там, где и была одержана победа. Свой вклад в триумф спартанцев внесли и ошибки противника. Когда Агис понял, что использовать войска справа для закрытия прорехи, созданной им слева, не получится, он переменил свое решение и приказал левому крылу вновь сомкнуть ряды, но к этому моменту было уже слишком поздно. Мантинейцы опрокинули левое крыло спартанцев, а затем при поддержке отборного отряда аргосцев вклинились в пространство между спартанским центром и левым флангом.

Для аргосцев и их союзников наступил решающий момент битвы, дававший им прекрасные шансы на успех. Если бы они пренебрегли расстроенными остатками скиритов, неодамодов и воинов Брасида на левом крыле или отправили небольшой отряд, чтобы сковать их, а основными силами повернули налево, целясь во фланг и тыл спартанского центра, они почти наверняка одержали бы победу, ведь центр спартанцев по-прежнему был занят сражением с противником, находившимся прямо перед ним. Вместо этого союзники повернули направо и принялись добивать левое крыло спартанцев, таким образом упустив великолепную возможность, а вместе с ней и победу в битве. Наступая через возникший в рядах спартанцев промежуток, мантинейцы и элитные аргосцы приняли самое простое и естественное решение: они повернули направо, а не налево, так как справа от себя они видели вражеских воинов, не закрытых щитами с их стороны. Это была гораздо более привлекательная и безопасная цель, чем стена из спартанских щитов слева. Кроме того, союзники, вероятно, были изрядно удивлены, сблизившись с вражеской фалангой и обнаружив перед собой брешь, ведь ее не было, когда они только начинали наступление. Должно быть, командиры союзного войска изначально приказали своему правому крылу сосредоточить все усилия на левом фланге противника, чтобы добиться его быстрого и полного уничтожения, ведь только после этого они смогли бы развернуться внутрь для удара по центру. Неожиданное появление бреши слева от центра спартанцев вынуждало изменить первоначальный план, но было очень трудно, если не невозможно, пересмотреть всю стратегию битвы, когда фаланга гоплитов уже пришла в движение, в чем ранее убедился и Агис. Возможно, с этим сумел бы справиться выдающийся полководец, имеющий под своим началом однородную, прекрасно обученную и знакомую ему военную силу, но имя главного стратега союзников нам неизвестно, а его войско было набрано из разных государств. Союзные силы повели себя наиболее ожидаемым образом, и в результате битва была проиграна.

Пока союзники были заняты бессмысленным преследованием скиритов и освобожденных илотов, Агис во главе спартанского центра разбил находившегося прямо перед ним весьма посредственного противника: аргосских ветеранов из так называемых «пяти лохов» и клеонских и орнейских гоплитов. В самом деле, «бóльшая часть неприятелей не устояла даже против рукопашной схватки, но при наступлении лакедемонян тотчас подалась назад, причем некоторые были смяты своими же» (V.72.4).

К этому времени правое крыло спартанцев обошло и начало окружать афинян на левом фланге союзников. Конница предотвратила полный разгром, но катастрофа уже назревала, ведь общее положение дел определялось неспособностью союзников использовать свое преимущество на правом фланге.

Как только в битве наметился перелом, Агис отдал ряд распоряжений, которые предопределили характер победы. Вместо того чтобы дать своему правому крылу покончить с афинянами, которые уже отступали, он приказал всему войску оказать помощь разгромленному и терпящему бедствие левому крылу. Это позволило спастись афинянам и некоторой части простой аргосской пехоты. Решение Агиса можно понять, если исходить из чисто военных соображений. Спартанский царь наверняка хотел уберечь свое войско от дальнейших потерь, а также уничтожить цвет вражеской армии – мантинейцев и отборных аргосцев. Но в этой задумке был и политический подтекст. Как ни странно, Афины и Спарта формально по-прежнему находились в состоянии мира. Гибель афинского войска при Мантинее определенно усилила бы антиспартанскую группировку в Афинах. Прояви же спартанцы сдержанность, это могло бы убедить афинян следовать умеренному курсу и сохранять мир, предоставляя Спарте время на восстановление военной мощи и престижа.

В ВОЙНУ ВМЕШИВАЕТСЯ ПОЛИТИКА

На другом краю поля битвы мантинейцы вместе с отборными аргосскими воинами, увидев, что основные силы разгромлены, обратились в бегство. Потери мантинейцев были тяжелыми, но «бóльшая часть отборных аргивян уцелела» (V.73.4). Трудно понять, почему из этих двух подразделений, сражавшихся плечом к плечу, одно было почти полностью уничтожено, а другое осталось практически невредимым. Фукидид сообщает, что преследование отступавших не было яростным или сколько-нибудь длительным, «потому что лакедемоняне ведут битву долго и упорно, оставаясь на месте лишь до тех пор, пока противник не подался, но, раз неприятель обернул тыл, они преследуют его недолго и недалеко» (V.73.4). И все же это не объясняет, почему мантинейцы гибли, а аргосцы нет. В поиске ответа нам придется обратиться к Диодору, гораздо более позднему историку, который дает событиям иное толкование:

Между тем