Счастливые девочки не умирают - Джессика Кнолл

— Я и не утверждала, что не хотела его взять! — взорвалась я. — Но я бы стреляла в Артура, а не в Дина!

— Тифани… — предостерег Дэн, и тут же Диксон хватил кулаком по столу. Несколько страниц из школьного альбома взлетели и на миг повисли в воздухе, прежде чем спарашютировать на пол.

— Ты лжешь! — взревел Диксон, побагровев до корней волос, как это свойственно очень светлокожим от природы людям. — Ты лжешь с самого начала!

Он тоже лгал, прикидываясь добреньким.

В конце концов я пришла к выводу, что никто и никогда не говорит правду, и тогда я тоже стала лгать.

Из новостей я узнала о похоронах Лиама. Его хоронили первым, спустя ровно десять дней после убийства. Через несколько часов приглашение на похороны пришло всем членам «семьи Брэдли» по электронной почте. «Семья Брэдли» — так нас окрестили после трагедии. На похороны пригласили даже меня, паршивую овцу.

Мама тоже получила сообщение о похоронах Лиама и предложила купить мне траурное черное платье. Я расхохоталась — не могла же я напрямик обозвать ее чокнутой.

— Я не собираюсь идти на похороны.

— Нет, ты пойдешь, — сказала мама, снова поджав губы ниточкой.

— Не пойду, — заартачилась я и развалилась на диване, закинув небритые ноги в гольфах на кофейный столик. Со дня последнего допроса прошло трое суток, и я двое суток не принимала душ и не надевала лифчик. Нюхни шлюшку.

— Тифани! — истошно завопила мама, потом, глубоко вдохнув, спрятала лицо в ладонях и проговорила увещевательным тоном: — Порядочные люди так не поступают. Мы воспитывали тебя по-другому.

— Я не пойду на похороны своего насильника.

— Не смей так говорить! — выдохнула мама.

— Так — это как? — усмехнулась я.

— Он умер, Тифани. Умер страшной смертью. Может, в чем-то он и провинился, но он всего лишь ребенок. — Мама всхлипнула, зажав нос. — Он не заслужил такого отношения.

— Ты его даже ни разу не видела. — Я нажала кнопку на пульте и выключила телевизор, выразив свой протест самым категоричным образом, на который была способна. Отбросив плед с заросших ног и метнув злобный взгляд на маму, я затопала вверх по лестнице к себе в комнату, куда не заглядывала вот уже два дня.

— Или ты идешь на похороны, или я не буду платить за эту школу! — вдогонку выпалила мама.

Утром в день похорон Лиама раздался телефонный звонок. Я схватила трубку.

— Слушаю?

— Тифани! — удивился голос на том конце провода.

— Мистер Ларсон? — спросила я, наматывая телефонный шнур на палец.

— Я несколько раз звонил, — поспешно сообщил он. — Как ты себя чувствуешь?

На линии что-то щелкнуло, и послышался мамин голос.

— Мам, я отвечу, — отрывисто сказала я.

С секунду на линии было тихо.

— Кто это звонит? — поинтересовалась мама.

В трубке отчетливо послышалось мужское покашливание.

— Эндрю Ларсон, миссис Фанелли.

— Тифани, — прошипела мама, — повесь трубку.

— Почему? — Я вцепилась в телефонный шнур.

— Я сказала, повесь…

— Не переживайте, — перебил мистер Ларсон. — Я просто хотел узнать, как себя чувствует Тифани. До свидания, Тифани.

— Мистер Ларсон! — воскликнула я. В трубке пошли гудки, поверх которых гремел мамин голос: «Я же сказала вам не звонить! Ей всего четырнадцать!»

— Ничего не было! — завопила я в ответ. — Я же сказала тебе — ничего не было!

Знаете, что хуже всего? Как бы я ни трусила показаться на похоронах Лиама, как бы ни злилась на маму за то, что она меня заставила туда пойти, я все равно постаралась навести красоту.

На сборы ушел целый час. Я основательно завила ресницы, так, что они стали торчком, придавая взгляду удивленное выражение. Папа ушел на работу (иногда мне кажется, что он просто отсиживается там перед выключенным компьютером в полном одиночестве). Мы с мамой ехали молча. Печка в ее «бумере» работала только при нажатой педали газа, и всякий раз, останавливаясь на красный, мы синхронно поеживались от холода.

— Имей в виду, — заговорила мама, нажав на газ, и меня обдало струей теплого воздуха, — я не оправдываю Лиама. Ни в коей мере. Но частично ты сама виновата в том, что произошло.

— Не начинай, — взмолилась я.

— Просто пойми, что нельзя в пьяном виде…

— Я в курсе! — оборвала я.

Мы выехали на автостраду, и в машине стало тепло и тихо.

В церкви при школе Святой Терезы на Холме было очень красиво, хотя, конечно, это дело вкуса. Но «мемориальная служба» по Лиаму — никого из погибших не «хоронили» — совершалась не в церкви. Лиам был из семьи квакеров, и мы направлялись в молитвенный дом.

Это сбило меня с толку. Досада на маму слегка улеглась, и я спросила:

— Я думала, квакеры живут в общинах и не верят в современную медицину, разве нет?

Против ожидания, мама улыбнулась, закусив губу.

— Это амиши.

Молитвенный дом квакеров — одноэтажный дом, обшитый унылой белесой вагонкой, — стоял в окружении могучих дубов, на жилистых ветвях которых еще кое-где держались порыжевшие листья. На сыром газоне у входа уже дежурили начищенные до блеска черные седаны, хотя мы явились на сорок пять минут раньше положенного. Пришлось оставить машину на верху подъема. По дороге ко входу мама попыталась взять меня под руку, но я отпрянула от нее и вырвалась вперед, с тайным удовлетворением прислушиваясь, как поспешно стучат ее каблуки.

У входа в молитвенный дом волновалась толпа. Работали телеоператоры. Мои одноклассники, сбившись в стайки, обнимались и утешали друг друга. При взгляде на это сборище я струсила, сбавила шаг и подождала, пока со мной поравняется мама.

— Сколько народу, — с придыханием сказала она. При виде женщин в роскошных траурных брючных костюмах, оттененных ниткой отборного жемчуга, она смущенно вцепилась в огромный крест, болтавшийся на груди. Фальшивые бриллианты сияли тускло, несмотря на яркое полуденное солнце.

— Идем, — расхрабрилась мама и направилась прямиком ко входу. Ступив на газон, она запуталась каблуком в траве и чуть не упала. К губам, покрытым ярко-розовым блеском, пристали несколько волосинок. Чертыхаясь и отплевываясь, мама принялась высвобождать каблук.

Когда мы подошли к собравшимся, заплаканные одноклассники замолчали и изумленно вытаращились на меня. Кое-кто даже посторонился, и, что самое обидное, не нарочно, — опасливо.

Молитвенный дом не был заполнен и наполовину. Вскоре здесь будет не протолкнуться, однако сейчас главное происходило снаружи, перед телекамерами. Мы с мамой заторопились занять места на последних скамьях. Мама сразу же пошарила под стоящими впереди сиденьями в поисках скамеечки и, не найдя ее, подалась вперед, оперевшись локтями о колени, и торопливо перекрестилась. Она зажмурилась, и ее жесткие, точно накрахмаленные ресницы явственно скрипнули.

В проходе появилась семья Райли — Райли училась классом младше, — и я подтолкнула маму локтем: она загораживала проход.

— Извините! — Мама выпрямилась и дала им пройти.

Райли села рядом со мной, и я серьезно кивнула ей. Она входила в ученический совет школы и по понедельникам, забравшись на трибуну во время утреннего собрания, неизменно отчитывалась о доходах, вырученных за неделю от мойки машин. На ее лице выделялся большой рот, и когда Райли растягивала губы в улыбке, ее глаза практически исчезали, как будто прятались.

Райли кивнула в ответ, и уголки ее большого рта слегка дернулись. Боковым зрением я заметила, как она наклонилась к отцу и что-то шепнула ему на ухо. Возник эффект домино: отец Райли, в свою очередь, наклонился к ее маме, та — к младшей сестре, которая заныла: «Чего это?» Мать снова зашептала ей на ухо — пригрозила или задобрила, смотря что работает в подобных случаях. Девочка нехотя поднялась и на полусогнутых ногах выбралась из ряда. Остальные члены семьи последовали за ней.

То же самое повторилось несколько раз. Одноклассники либо сразу узнавали иуду на задней скамье и проходили мимо, либо пересаживались в другой ряд, заметив меня. Зал быстро наполнялся людьми; семьям и компаниям, которые пришли вместе, пришлось разделиться, чтобы найти свободное место. Я оглядывала каждого, кто входил в двери, опасаясь увидеть Дина или Хилари. Я знала, что они еще долго пролежат в больнице, но все равно высматривала их среди присутствующих.

— Я же говорила, надо было остаться дома, — торжествующе шепнула я маме. Что она могла понимать.

Мама не ответила. Из-под слоя пудры на ее щеках проступил румянец.

Наконец подошли какие-то милые старички и поинтересовались, можно ли присесть рядом с нами.

— Конечно, пожалуйста, — любезно отозвалась мама, как будто с самого начала держала для них эти места.

Спустя несколько минут те, кому не хватило места в зале, столпились снаружи молитвенного дома у вентиляционных отверстий, чтобы лучше слышать службу. Заверяю вас, что добрая половина учеников, явившихся на похороны Лиама, и парой слов с ним не перебросилась со дня его появления в Брэдли. Как ни странно, я чувствовала особую связь с Лиамом, хотя он, конечно, подло поступил. Я почти простила его на первом курсе во время обязательного семинара по предотвращению сексуальных преступлений.