Париж - Эдвард Резерфорд

– Держи рот на замке, – перешел к делу Компаньон.

– Не понимаю, о чем вы, – сказал Тома, – но я вообще не из болтливых.

– Если кто-нибудь узнает, Эйфель уволит тебя. Ему придется это сделать. – (Тома промолчал.) – Но это, – продолжал Жан Компаньон обманчиво любезным тоном, – будет наименьшей из твоих неприятностей. Потому что я подстерегу тебя, и ты отправишься к своему дружку Пепе, где бы он ни был сейчас.

– Ничего не понимаю, – сказал Тома, – но меня огорчает, что вы мне не доверяете.

– Я доверяю тебе, – ответил Жан Компаньон.

Через несколько секунд он резко свернул в переулок, предоставив Тома поразмыслить над его словами в одиночестве.

Тома был сильным парнем и умел драться, однако у него не было никаких иллюзий. Если коренастый старший мастер захочет убить его, у него это получится.

На башне Пепе заменили другим человеком без каких-либо объяснений, но их и не требовалось: наверху уже заканчивали работу, людей было нужно все меньше. Несомненно, новость о трагедии скоро разлетится по городу, но пока о ней еще не сообщили даже газетам. День прошел спокойно.

Но только не для Эдит. Всю ночь она проспала в квартире тети Аделины беспробудным сном – благодаря сонным каплям, которые дала ей тетя. Утром она проснулась и выпила чаю с круассаном.

Однако уже во время завтрака к ней вернулось то ужасное холодное ощущение, которое возникло еще прошлым вечером, и нарастало до тех пор, пока Эдит не выкрикнула сидящей напротив тете Аделине:

– Это я убила его! Это из-за меня он упал!

– Ты ошибаешься, дорогая. – Тетя вздохнула.

– Я сказала ему поклониться. Если бы он не стал…

– Ничего бы не изменилось.

– Может, изменилось бы.

– У него был выбор. Люди должны понимать, каковы могут быть последствия их поступков. Он сам решил забраться на башню, никто его не принуждал.

В словах тети была правда, но Эдит не считала, что они снимают с нее вину. Девушка сидела над чашкой чая, сжав голову руками и покачиваясь из стороны в сторону. И потом это случилось.

Сначала, почувствовав теплую влагу, Эдит не поняла, что с ней. Она ушла в комнату, где спала, и присела над ночной посудой. Через несколько минут ей пришлось позвать тетю.

Тетя Аделина сохраняла спокойствие. Она велела Эдит оставаться на месте, пока она сама отлучится на несколько минут. Потом она быстрым шагом ушла за доктором.

Очень скоро доктор подтвердил, что Эдит потеряла ребенка.

– Слава Богу, – сказала тетя Аделина.

Неделю спустя Тома сообщили, что месье Эйфель желает видеть его в своем кабинете.

Великий инженер не медлил и дня, устраивая себе кабинет на вершине башни. Поскольку лифты еще не ходили, рабочее место на третьей платформе подразумевало ежедневный подъем на огромную высоту, но Эйфеля это не смущало. С платформы к двери его кабинета вела спиральная лесенка.

Тома постучался и вошел. Комфортабельность кабинета поразила его: стены уже обклеили темными обоями в полоску, пол покрыли узорчатым ковром, вокруг письменного стола и вдоль стены поставили стулья и даже разложили там и тут разные безделушки для красоты.

И во все стороны открывалась захватывающая дух панорама. У монархов и президентов есть великолепные дворцы, но зато месье Эйфель построил себе самый лучший кабинет в мире.

В тот день дул довольно сильный ветер. Стоя почти на самой верхней точке башни, Тома ощущал слабые колебания под ногами.

Эйфель сидел за столом и смотрел в какие-то бумаги. Даже не поднимая глаз, он сумел прочитать мысли Тома.

– Максимальное отклонение от вертикали, вызываемое ветровой нагрузкой, составляет двенадцать сантиметров, – сухо проинформировал он рабочего. Закончив с документом, он взглянул на Тома. – Вы догадываетесь, зачем я вас позвал?

– Думаю, да, месье. Прошу простить меня.

– Когда русский царь строил город Санкт-Петербург, он был беспощаден к рабочим. Вы знаете, сколько человек погибло при создании города?

– Нет, месье.

– Сто тысяч. Санкт-Петербург буквально стоит на их костях. Когда мы начинали строительство башни, – продолжил Эйфель, – подразумевалось, что и у нас будут несчастные случаи. Увы, в больших проектах они неизбежны. Но я принял все возможные меры предосторожности: установил ограждения, подвесил сетки. Ни на одной стройплощадке не уделялось столько внимания безопасности, как здесь. И в результате мы построили башню, не потеряв ни одной человеческой жизни. – Он помолчал. – Вплоть до того дня.

– Это не ваша вина, месье Эйфель, а моя. Все вышло случайно.

– Вы думаете, об этом будут помнить? В истории навсегда останется только тот факт, что один из рабочих упал с моей башни и разбился насмерть.

– Мне очень, очень жаль, месье.

– Я нашел вам место, когда вы попросили взять вас на стройку. И вот как вы отплатили за мою доброту. Вы опозорили меня.

Тома повесил голову. Дети Маки, словно рыцари прошлого, хорошо разбирались в вопросах чести и позора. Каждый француз в этом разбирался. А он, Тома, опозорил не кого-нибудь, а своего кумира.

– Передо мной список рабочих, которые строили башню, – начал Эйфель. – Как я и обещал, их имена будут указаны на памятной табличке, которую смогут увидеть все посетители. Но я не могу заставить себя включить в этот список ваше имя. Вы понимаете меня? Вы получите премию в сто франков, как все, но не публичное признание.

Не поднимая глаз, Тома кивнул, он не мог сказать ни слова.

– Это все, – произнес создатель башни.

После происшествия Тома видел Эдит только раз. Он встретил ее, как обычно, у лицея. Она сказала, что несколько дней не могла работать и потому в ближайшее воскресенье будет занята. Тома хотел поговорить о том, что случилось, но Эдит казалась погруженной в свои мысли. Пришлось ему попрощаться с ней, так и не поняв, какими отныне станут их отношения.

И потому неудивительно, что в то воскресенье, сидя в кругу семьи на Монмартре, он был молчалив и задумчив. Все ли в порядке на работе, поинтересовался отец.

– Все хорошо, – ответил Тома. – Месье Эйфель лично сказал, что мне заплатят обещанную премию.

– И напишут твое имя, – гордо добавил отец.

– Как только башню достроят, придется искать другую работу. – Тома предпочел сменить тему.

– Как Эдит? – спросил Люк, когда после обеда братья вышли прогуляться.

– Нормально.

– Это хорошо.

Тома показалось, что его брат что-то хочет сказать, но сначала они довольно долго шагали молча.

– Ты видел афиши представления «Дикий Запад»? – наконец небрежным тоном спросил Люк.

Не видел их только слепой, потому что афиши были расклеены по всему Парижу. Почти весь лист занимал огромный буйвол, скачущий по прерии. Поверх мощного корпуса животного был помещен овальный портрет с узнаваемыми и красивыми чертами полковника У. Ф. Коди, того самого Буффало Билла – с бородой, усами и в ковбойской шляпе. Ниже шли только два слова: «Я еду».

Все слышали о представлении Буффало Билла. Он уже совершил триумфальное турне по Англии. Не все точно понимали, что происходит во время спектакля, но все знали, что это экзотическое и увлекательное зрелище. Оно обещало стать одним из наиболее знаменательных событий Всемирной выставки.

– Мне подарили два билета, – сказал Люк. – Я подумал, что тебе они пригодятся. Можешь сводить Эдит. – Он вытащил из кармана небольшой пакет, аккуратно извлек из него два билета и дал брату.

Тома уставился на бумажные прямоугольники:

– Билеты на торжественное открытие! Как тебе удалось достать их?

– Дал один человек, – ухмыльнулся Люк. – Я смог оказать ему кое-какую услугу…

– Почему же ты отдаешь их мне?

– Мне хочется, чтобы ты сходил туда.

– Но ведь это билеты на самое первое представление! – повторил Тома.

– Я знаю, – улыбнулся Люк.

Эдит он увидел только в среду. На этот раз она согласилась зайти с ним в кафе, где они были в самую первую их встречу, и даже поела немного.

Однако Тома видел, что Эдит пребывает в задумчивости, и ему очень хотелось узнать, что именно ее тревожит.

– Я беспокоился о тебе, – сказал он.

– Со мной все хорошо.

– Ужасно сожалею о том, что случилось. Я совсем не хотел, чтобы тебе пришлось испытать такое…

– Не переживай. К тому же это я виновата.

– Ты? – Он уставился на нее в изумлении.

– Да. Если бы я не сказала ему, чтобы он поклонился…

– Эдит. – Он обнял ее за плечи. – У меня и в мыслях не было, что ты можешь повернуть все таким боком… Пепе сделал бы это в любом случае, уверяю тебя. Таков уж он был.

Она ничего не ответила сначала, взвешивая его слова.

– Ты действительно так думаешь? – наконец спросила она.

– Конечно. Уточню: я не думаю, а знаю, что это так. – Он потянулся к Эдит и поцеловал ее. – Можешь выкинуть эти глупости из головы. Ты ни в чем не виновата.